В Москве на 84-м году жизни после тяжелой болезни скончался Александр Александрович Зиновьев, логик, философ, социолог и писатель, человек, сформулировавший один из лучших оксюморонов XX века - "Зияющие высоты". Он справедливо называл себя "самостоятельным государством из одного человека": его книги раздражали и Восток, и Запад, почвенников и либералов, апологетов режима и диссидентов. Но отвернуться от него было невозможно.
У Александра Зиновьева замечательная биография, готовый роман. Он родился в 1922 году в большой крестьянской семье в Костромской области. Учился блестяще и в сельской, и в городской школе, поступил в 1939 году в МИФЛИ (Московский институт философии, литературы и истории), заменивший на десять лет (с 1931 по 1941 годы) гуманитарные факультеты МГУ. Сразу же будущий философ оказался в кружке антисталинской направленности, был исключен из института и, спасаясь от ареста, ушел в армию. Великую Отечественную войну он начал танкистом, а закончил летчиком-штурмовиком.
В 1946 году он вновь поступил в МГУ на философский факультет и окончил его в 1951 году; остался в аспирантуре и в 1954 году защитил диссертацию о логике "Капитала" Карла Маркса. Тогда же на факультете сформировался знаменитый Московский Логический Кружок, у истоков которого стояли Александр Зиновьев, Мераб Мамардашвили, Борис Грушин и Георгий Щедровицкий. В 1960 году Зиновьев защитил докторскую диссертацию и возглавил кафедру математической логики на философском факультете. В течение следующих полутора десятков лет он опубликовал несколько монографий - "Философские проблемы многозначной логики" (1960), "Логика высказываний и теория вывода" (1962), "Основы научной теории научных знаний" (1967), "Комплексная логика" (1970), "Логика науки" (1972), "Логическая физика" (1972), "Нетрадиционная теория кванторов" (1973), "Логика классов (множеств)" (1973), "Очерк эмпирической геометрии" (1975).
Еще в 1974 году за полгода Зиновьев написал крайне желчную и смешную книгу о советской жизни под названием "Зияющие высоты". Впоследствии на Западе автора назвали за это произведение "русским Свифтом", а в России - новым Салтыковым-Щедриным.
Александр Зиновьев. Фото с сайта zinoviev.ru
Lenta.ru
Система, конечно, такого сарказма снести не могла: в 1976 году после публикации "Высот" на Западе Зиновьева уволили с работы, лишили званий и наград, в том числе военных. В 1978 году ему позволили покинуть СССР, и философ перебрался в Мюнхен. Ему было 56 лет.
В Германии на первой же пресс-конференции Зиновьев сказал: "Я не считаю Запад царством свободы, я не считаю СССР царством рабства. Я не считаю себя жертвой режима. Я считаю режим своей жертвой. Режиму от меня досталось больше, чем мне от него". Это заявление, никоим образом не противоречившее ничему из предыдущей жизни философа, произвело, тем не менее, эффект разорвавшейся бомбы. Его даже назвали "агентом КГБ". Отношение Зиновьева к родине равно трудно было разделить как иностранцам, так и соотечественникам. Пожалуй, его позиция действительно была ближе всего Салтыкову-Щедрину: безусловная любовь вкупе с безжалостной критикой при полном отсутствии лицемерия.
Зиновьев прожил на Западе до 1999 года. Он с гордостью говорил потом: "Жил я все эти 20 лет на Западе за счет литературы и своих лекций. Я был единственным из "критиков режима", кто не получил ни копейки подачек". За эти годы он написал десятки книг и эссе: "Без иллюзий" (1979), "Коммунизм как реальность" (1980), "Желтый дом" (1980), "Мы и Запад" (1981), "Гомо советикус" (1982),"Ни свободы, ни равенства, ни братства" (1983), "Иди на Голгофу" (1985), "Горбачевизм" (1988), "Катастройка" (1989), "Русский эксперимент" (1994), "Глобальный человейник" (1997).
На формирование меня как мыслителя, как ученого влияли многие, но радикальным образом - никто. Все то, что я делал и в логике, и в литературе, и в социологии, это все, в основном, мои открытия. И делал я их как протест против того, что существовало и существует. Так что я никого не могу назвать в качестве такого, скажем, учителя или такого человека, последователем которого я являюсь.
В 1999 году философ вернулся в Россию: "Я решил, что в критический для моей страны момент я должен быть с ней ... Я мог хоть сто лет прожить где угодно, и все равно Россия оставалась со мной. Поэтому когда я вернулся, это было так, будто только вчера выехал".
Желчный скептик и пессимист, Зиновьев, тем не менее, был человеком удивительно благодарным по отношению к своей эпохе. Он искренне любил 1930-е, несмотря на их ужас и абсурд. Он был убежден, что эти годы дали стране как общий высокий уровень культуры, предопределивший научные успехи второй половины XX века, так и систему воспитания, позволившую выиграть войну. Он полагал, что сущность ранних этапов советской страны до сих пор остается непонятой и неоцененной. Новейшее же время настоятельно требовало понимания эпохи, но мыслителей, способных справиться с такой задачей на государственном уровне, к сожалению, не нашлось.
Дисциплинированный философ, он не противоречил сам себе никогда. Его видение современной российской и общей геополитической ситуации было безрадостным, но не апокалиптическим. Он критиковал все режимы, потому что видел за ними букву и риторику, но не дух. Он не был реформатором, не терпел оценочных категорий "хорошо" и "плохо", отказывался давать прогнозы, хотя в действительности делал их часто и с удовольствием. Он любил, когда его слушали.
Отличительная особенность нашей жизни, сказал Заибан в речи по поводу приближающейся второй ступени псизма, - это неудержимая динамика. Мы идем вперед, намного опережая свой зад.
В последние годы жизни Александр Зиновьев преподавал, читал публичные лекции, охотно давал интервью самым разным изданиям - от "Комсомолки" до газеты "Завтра", в общем, был публичной фигурой. Его голоса хватятся очень скоро: образовалась зияющая пустота, которую нечем заменить.
Александр Зиновьев называл себя "человеком из будущего". Наверное, так оно и есть: его время, когда каждый думающий человек захочет "эмигрировать на уровень высочайшей культуры, высочайшей мысли, высочайшей морали", еще не наступило.
Юлия Штутина