Жечь или не жечь Кто решит судьбу последнего романа Набокова

14 февраля лондонская газета The Times опубликовала пространный материал о последнем, незаконченном, а, точнее, ненаписанном романе Владимира Набокова - "The Original of Laura". Писатель завещал уничтожить черновики, но его сын и душеприказчик никак не решится на этот шаг. Литературная общественность разделилась на два лагеря: одни призывают жечь, другие - беречь. Дискуссия примечательная, но едва ли она хоть к чему-нибудь приведет: в конце концов, решение может принять только Дмитрий Владимирович.

Что известно о романе

Поводом к написанию статьи послужила недавняя переписка обозревателя The Times Стефани Марш с 73-летним Дмитрием Владимировичем. Прежде чем обратиться к поразительно уклончивым ответам Набокова-младшего на вопросы журналистки, стоит вспомнить, что вообще известно о "The Original of Laura" (вариант русского перевода названия - "Подлинник Лауры").

О замысле романа мы знаем из авторитетной двухтомной биографии Набокова Брайана Бойда ("Nabokov: The Russian Years", "Nabokov: The American Years"). Так, 1 декабря 1974 года В.В. записал в дневнике название будущей книги "Dying is Fun" ("Умирать весело"). В апреле 1976 года появилось другое заглавие - "The Opposite of Laura" ("Антипод Лауры"). Чуть позже Набоков пометил в дневнике, что заполняет для романа по 5-6 каталожных карточек в день, но часто возвращается к ним и переписывает. В июне 1976-го с больничной койки он сообщал своему корреспонденту, что закончил роман "в уме". В том же письме он красочно описал воображаемую аудиторию, внимавшую в его воображении этому "умственному" черновику: "Павлины, голуби, мои давно умершие родители, два кипариса, несколько притаившихся молодых сиделок и семейный врач, настолько старый, что его почти не было видно".

До дня своей кончины (2 июля 1977 года) Набоков успел закончить только 50 карточек. Для сравнения: черновики "Ады" разместились на двух тысячах таких карточек. Отрывки "Лауры" перепечатаны и хранятся в сейфе одного из швейцарских банков. Вопреки распространенному мнению, текст читали не только Вера Набокова, ныне покойная жена писателя, и Дмитрий, но еще несколько человек, близких семье писателя. В частности, это тот же Брайан Бойд, биограф и доверенное лицо Веры и Дмитрия. Больше 20 лет назад он отговаривал Веру Евсеевну и Дмитрия Владимировича от публикации, но в беседе с журналисткой The Times он сказал, что изменил точку зрения. По мнению Бойда, имеющиеся фрагменты демонстрируют исключительное "техническое" мастерство - блистательную, местами гротескную, прозу, в известном смысле неприятную, но не как в "Лолите". Персонажи "Лауры" довольно несимпатичны, и тем не менее, текст восхищает, хотя и не увлекает.

В конце 1990-х Дмитрий Владимирович Набоков выступал на посвященной столетию его отца конференции в Корнелльском университете и зачитал присутствующим небольшой отрывок, предложив отгадать его источник. Все сошлись на том, что это был кусочек из "Лауры". Присутствовавший на той лекции издатель журнала Journal of Nabokov Studies Зоран Кузманович утверждает, что прочитанное Дмитрием звучало как один самых плотных и "эротически заряженных" прозаических отрывков писателя. "Я пометил тогда в записной книжке, что Лаура может быть и книгой, и женщиной. А шоколадно-муссовая проза звучит немного как пародия на 'Лолиту'", - добавляет Кузманович.

В отрывках "Лауры" упоминаются следующие действующие лица: невероятно тучный ученый по имени Филип Уайлд, его худощавая и категорически неверная жена Флора, бывшая возлюбленная Уайлда Аврора Ли. Ученый поглощен мыслями о смерти и стремится, медитируя, стереть себя самого по частям, начав с пальцев ног.

Что думает Дмитрий Владимирович

Согласно завещанию Набокова, карточки-черновики к "Лауре" должны были быть уничтожены. Однако этого не сделала Вера Евсеевна, не сделал и Дмитрий Владимирович. Эдмунд Уайт, писатель, преподаватель литературы и страстный поклонник Набокова (В.В. тепло отозвался о его романе "Forgetting Helena" - "Забыть Елену"), считает, что мастер сам не хотел уничтожать фрагменты: в противном случае, он бы их сжег. Однако Дмитрий Владимирович в письме Стефани Марш утверждает, что в последние месяцы жизни его отец стремился писать как можно больше, не зная, сколько ему еще отмерено, следовательно, просто не успел избавиться от черновиков.

Что же мешает самому Д.В. исполнить "сыновний долг"? (Именно так он называет обязанность уничтожить карточки "Лауры".) Д.В. не указывал эту причину прямо, только упомянул, что изредка возвращается к этой теме. Правда, в одном из писем к Марш, отвечая на вопрос, превратится ли исполнение сыновнего долга в "церемониальное сожжение", он вдруг написал: "Может быть, я уже это сделал [уничтожил роман] и не хочу распространяться о способе [каким это было сделано]". Этому сослагательному наклонению не поверили ни живущий в Париже издатель Иван Набоков, двоюродный брат В.В., ни Брайан Бойд. Они оба убеждены, что нерешительный Д.В., которого, очевидно, больше всего раздражают критики и литературоведы, кормящиеся от Набокова, будет тянуть с решением еще долго.

Что думают другие люди

Цитировавшийся выше Зоран Кузманович, издатель Journal of Nabokov Studies, считает, что вопрос решается просто: карточки нужно поместить в архив с разрешением опубликовать их через 50 или 100 лет, когда вся пена критики, так пугающая Д.В. исчезнет.

Том Стоппард, британский драматург, многолетний поклонник Набокова и убежденный пропагандист русской литературы, считает, что "Лауру" необходимо уничтожить, сжечь из уважения к воле В.В. Все прочие мотивы - это "спекуляция, исходящая от представителей индустрии Набокова, то есть, людей, к которым нужно прислушиваться меньше всего".

Ирландский писатель Джон Бэнвилл, лауреат британского "Букера", полагает, что любой черновик Набокова имеет ценность: "Даже худшее у великого писателя заслуживает прочтения". Бэнвилл предлагает Д.В. отправить экземпляры текста двум-трем уважаемым литературоведам, любящим Набокова, например, Гарольду Блуму и Джеймсу Вуду, и одному-двум писателям - Джону Апдайку и Мартину Эмису. Их мнение может помочь Д.В. принять решение - публиковать или не публиковать "Лауру".

Бэнвилл апеллирует к самому, пожалуй, известному казусу в истории современной литературы: посмертной публикации наследия Франца Кафки Максом Бродом, его другом и душеприказчиком, вопреки воле писателя. Также Бэнвилл напоминает о том, что поэт Филип Ларкин отказался при жизни публиковать несколько стихотворений, "из которых полдюжины - великолепны, а одно - гениально".

В истории литературы есть и другие примеры. Вергилий на смертном одре просил уничтожить неоконченную "Энеиду", но император Август не стал слушать умирающего поэта, Эмили Дикинсон завещала сжечь после ее смерти рукописи и письма, но у ее сестры не поднялась рука. Наконец, есть уничтоженная и частично восстановленная вторая часть "Мертвых душ" Гоголя и ставшая расхожим штампом строчка Михаила Булгакова "Рукописи не горят".

Нерешительность Д.В. Набокова можно понять: он обязан блюсти волю отца, но в то же время решение об уничтожении рукописей отца не может быть легким, ведь тексты В.В. - часть его личности. Может быть, предложенный Зораном Кузмановичем компромисс и есть наилучший выход из этой странной и затянувшейся истории?