На протяжении многих столетий Древнюю Русь раздирали междоусобные распри, конфликты с соседями и, конечно, набеги татаро-монголов. Печальным итогом всего этого стало практически полное отсутствие письменных источников раннего Средневековья. Один из сохранившихся памятников той эпохи - Остромирово евангелие - 26 января был включен ЮНЕСКО в реестр "Память мира".
В список мирового культурно-исторического наследия входят средневековые рукописи времен Оттоновского возрождения и португальских открытий, географические карты, по которым еще можно определить местонахождение Эдемского сада и Ноева ковчега, "Песнь о нибелунгах" и ковер из Байё со сценами нормандского завоевания Англии и битвы при Гастингсе. Раннесредневековая Русь, не менее, чем Европа, богатая когда-то памятниками письменности, растеряла их в бесчисленных пожарищах внутренних и внешних конфликтов, сохранив до наших дней лишь очень немногие, причем в большинстве своем изрядно попорченные рукописи.
Остромирово евангелие было написано в XI веке - вскоре после того, как христианство было признано официальной религией Древней Руси, то есть в самый разгар приобщения разрозненных языческих восточнославянских племен к христианской культурной традиции. Именно тогда и появились на территории Руси первые славянские богослужебные тексты, сначала переводные, а затем и оригинальные. Однако с XI века до наших дней сохранилось лишь около двух десятков древнерусских книг, а полностью сохранившихся - и того меньше, и Остромирово евангелие как раз из их числа.
До недавних пор Остромирово евангелие считалось древнейшим текстом, созданным на территории Древней Руси, и лишь Новгородский кодекс, найденный археологами в 2000 году, отодвинул его на почетное второе место. Новгородская цера, составленная из четырех навощенных липовых дощечек, с нанесенным на них текстом, оказалась старше евангелия дьякона Григория на целые десятилетия.
Памятник представляет собой краткий апракос - отрывки из евангелия, предназначенные для чтения в церкви и распределенные по дням церковной службы. Однако уникальность текста определяется вовсе не его содержанием - в конце концов, существуют десятки средневековых рукописей Нового Завета, древнейшие из которых датируются ни много ни мало II веком нашей эры.
Гораздо более интересно, к примеру, маленькое "послесловие" на последней странице рукописи. Именно из этих нескольких строк, добавленных "от себя" ее создателем, мы узнаем, что евангелие (во всяком случае, основную его часть) написал дьякон Григорий по заказу новгородского посадника Остромира. Но самое главное, писец поставил точную дату начала и окончания своей работы: начал он ее 21 октября 1056 года и закончил 12 мая 1057 года - тем самым перед нами древнейший точно датированный текст, созданный древнерусским писцом.
Семь месяцев, потребовавшиеся писцу для работы, не такой большой срок, как может показаться: не стоит забывать, что все 294 листа написаны вручную, а с учетом того, что тексты того времени писались без пробелов и разделения на абзацы, можно вообразить себе, сколько внимания и усердия требовалось человеку, чтобы не сбиться со строки. Об этом можно судить и по все той же приписке - дьякон Григорий призывает тех, кто будет читать это евангелие, не судить его строго, а допущенные им ошибки исправить и его за них сильно не ругать.
О том, что заказчик евангелия был весьма и весьма состоятелен, мы можем судить не только по его статусу посадника и родству с князем Изяславом Ярославичем (о чем, кстати, не забыл упомянуть Григорий), но и по тому, насколько роскошно оформлена рукопись - прекрасный пергамен, цветные миниатюры и заставки, а из более чем двухсот орнаментированных инициалов ни один не повторяется. Можно лишь попытаться представить себе, как выглядел первоначальный переплет, и в очередной раз пожалеть о том, что он не сохранился.
Впрочем, не за красоту же Остромирово евангелие так любят историки и филологи, или, точнее, не только за красоту. Основная его ценность заключается в языке, которым оно написано и по которому мы можем восстановить особенности живого языка людей раннего Средневековья. Но об этом надо рассказать по порядку.
С распространением христианства на территории Древней Руси утверждается литературный письменный язык, который принято называть церковнославянским. Он является местной разновидностью старославянского языка, созданного братьями Кириллом и Мефодием на основе болгаро-македонского диалекта, носителями которого они и были. В обыденной же речи церковнославянский, разумеется, не использовался - люди говорили на том языке, на котором говорили их отцы, деды и прадеды и который теперь принято называть древнерусским. При этом если о церковнославянском (литературном) языке мы можем судить по дошедшим до нас богослужебным или житийным текстам (ведь для их написания, прежде всего, этот язык и был нужен), то сведений о живом разговорном языке того времени у нас очень и очень мало. К несчастью, у лингвистов нет ни малейшей надежды, что когда-нибудь археологи раскопают аудиозаписи, скажем, XII века, поэтому основываться приходится все на тех же текстах.
Безусловную ценность в этом отношении приобретают уже ставшие знаменитыми (именно по этой, кстати, причине) новгородские берестяные грамоты, поскольку в большинстве своем эти бытовые письма, "записочки", адресованные супругам, родственниками или соседям, написаны как раз на древнерусском языке - том самом, который использовался в устном общении. Но по различным косвенным данным невероятное количество информации о живом языке мы можем извлечь и из церковнославянских текстов.
Все дело в том, что первые переводы богослужебных текстов на старославянский язык, выполненные еще Кириллом и Мефодием, не дошли до нас в оригинале, но сохранились в различных списках, сделанных чешскими, сербскими, болгарскими и древнерусскими писцами. Каждый из этих списков в большей или меньшей степени отражал местные языковые особенности, свойственные живой речи переписчиков. Эти особенности со временем могли "узакониваться" или же проявляться в текстах как индивидуальные описки. Соответственно, мы получаем церковнославянские тексты чешского, сербского, болгарского или древнерусского извода. По этим особенностям местной речи, проникшим в текст, мы и можем судить о том, как выглядел живой древнерусский язык, на котором люди того времени общались между собой.
Поясним это на простом примере. Если сегодня мы возьмем тетрадь какого-нибудь школьника и увидим, что он написал "малако" и "халадильник", то вполне сможем сделать предположение, что именно так он и произносит эти слова, а подтвердив эти два примера сотнями аналогичных случаев из тетрадей других школьников, мы утвердимся в этом мнении и даже окажемся практически правы.
В очень и очень грубом приближении так работает и лингвистическая наука, изучающая историю развития русского языка. Но придется повториться: в очень и очень грубом приближении, поскольку ее методы, разумеется, гораздо более изящны и, главное, существенно более точны. Легко представить себе, какую ценность для исторической науки о языке может представлять собой Остромирово евангелие - объемнейший текст XI века, по которому мы можем судить об особенностях живой речи людей того времени.
Не меньший интерес евангелие представляет (кто бы мог подумать) и для историков музыки - это древнейший текст с постановкой знаков нотации, напоминавших певцу о движении мелодии при чтении в церкви. Ценят его и историки, получившие новые сведения о контактах древнерусских князей с Византией, и искусствоведы, исследующие украшающие текст цветные заставки и иконографию миниатюр.
Сейчас рукопись хранится в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге. И хотя "вживую" Остромирово евангелие видели очень и очень немногие, а количество людей, которые знали бы о нем что-нибудь пусть даже понаслышке, лишь немногим больше, помнить об этом произведении, пожалуй, все-таки стоит - в конце концов, ранних древнерусских памятников у нас единицы. Вот ЮНЕСКО, например, помнит.