В четверг, 4 апреля 2013 года скончался американский кинокритик и телеведущий, лауреат Пулитцеровской премии Роджер Джозеф Эберт. Ему было 70 лет. Он 10 с лишним лет боролся с раком щитовидной железы, впервые диагностированным у него в 2002 году. За два дня до смерти Эберт узнал о новой опухоли и объявил об уходе из газеты Chicago Sun Times. Это случилось ровно через 46 лет после того, как он написал для этого издания свою первую статью о кино.
Через два года после дебюта рецензию Эберта на фильм «Ночь живых мертвецов» опубликовал Reader’s Digest, а в 1975 году он стал первым кинокритиком, удостоенным Пулитцеровской премии. Впоследствии на протяжении двух десятилетий параллельно с написанием рецензий он был соведущим передачи о кино Sneak Preview на канале PBS — сначала местной, чикагской, а затем и общенациональной.
За почти полвека своей деятельности Роджер Эберт стал своим в каждой американской семье или рабочей курилке — если в ней обсуждали кино. В таких случаях принято говорить, что он жил кинематографом, дышал им. Действительно, Эберт всей душой любил кино и смотрел по 200 картин в год. Но куда важнее то, что он писал по 200 рецензий в год.
Эберт любил говорить, что его творческий метод — остроумный, временами саркастический и почти всегда несдержанный в эмоциях — был подходом журналиста, а не киноведа; и правда, он не был жрецом из закрытой касты, а много сделал для воплощения мечты об искусстве, принадлежащем народу. Благодаря его критике, ориентированной на зрителя, а не индустрию, зритель сам стал частью индустрии, не столько как потребитель, сколько как заказчик.
Критик работал на читателя, изобретая новые формы журналистских жанров — к примеру, такого, как очерк-интервью, при подготовке которого он не отступал ни на шаг от звездного ньюсмейкера ни на съемочной площадке, ни в часы его досуга. В результате читателю Эберта как будто бы открывалась вся жизнь киноактера или режиссера, а не только часть ее, очерченная вопросами интервьюера.
Другой метод, на который решился Эберт, — «большой палец вверх» или «большой палец вниз» как окончательный вердикт кинофильму. Так он, словно император на арене, показывал, понравилось ли ему кино, на своем телешоу, которое он вел с Джином Сискелом. Коллеги часто упрекали Эберта в том, что он непозволительно упростил кинокритику однозначностью суждений по такому «гладиаторскому» принципу, но на деле за жестами рук Эберта стояла экспертиза высочайшего уровня. Ему можно было доверять всегда, зато про самонадеянных рецензентов-выскочек стали говорить: «Тоже мне, Эберт нашелся!»
Нет, мнения Эберта не всегда совпадали с мнением других критиков или голосующих долларом зрителей, однако его слова всегда были словом кино. Он был своего рода статистической медианой, вокруг которой колебались и кассовые сборы, и пресса. Наверное, это можно было назвать чутьем, хотя скорее это было творчеством высшего порядка: созданием будущего, которое по законам вселенной прогибается под умных, решительных и работящих. Эберт не столько говорил за генеральную линию, сколько рисовал ее. Кстати, чуть ли не самую первую свою кинорецензию он написал про фильм «Бонни и Клайд», прозорливо назвав его вехой американского кинематографа.
Роджер Эберт
Фото: AP
В индустрии Эберт выполнял и другие функции, к примеру, в конце 1960-х он познакомился со скандальным режиссером Рассом Мейером и написал сценарий для нескольких его картин, в том числе «За пределами долины кукол». Воспоминаниями Эберта, вышедшими в 2011 году, заинтересовался Мартин Скорсезе, ставший одним из продюсеров будущей документальной ленты о журналисте.
Но, конечно, в первую очередь Эберт был публицистом — из-под его пера вышли (помимо рецензий!) 15 книг. Кстати, одна из них, сборник негативных отзывов, называется «Твое кино — отстой!» («Your Movie Sucks»): критик был несдержан на язык — и сделал эту черту своим рабочим инструментом.
О прямолинейности Эберта первым делом сказал и самый высокопоставленный его земляк — президент США Барак Обама: «Для целого поколения американцев — особенно для чикагцев — Роджер был кинематографом. Когда фильм ему не нравился, он был честен. Когда нравился, он был страстен и умел передать словом уникальную силу кино, чтобы познакомить нас с волшебством».
Для режиссеров Эберт был настоящим мерилом, Критиком, Чье Мнение Важно — к примеру, Даррен Аронофски в своем твиттере вспомнил, что скачком своей карьеры считает положительную рецензию Эберта на фильм «Пи» (1997).
На смерть журналиста отреагировали многие голливудские режиссеры первого эшелона: Стивен Спилберг, Кристофер Нолан, Уэс Крэйвен и так далее, вплоть до Эдгара Райта. Все говорят примерно одинаковые слова, которые воедино свелись в твите Кевина Смита: «Черт! @EbertChicago умер. Моя рецензия: легенда, изменившая правила игры. Благодаря Роджеру мейнстримом стала кинокритика И любовь к кино. 2 пальца вверх».
Эберт работал до последнего. Рак щитовидной железы вырвал ему часть горла и нижнюю челюсть, лишив возможности есть, пить и говорить, но пальцы продолжали стучать по клавишам, а глаза — смотреть кино. «Когда я пишу, все мои проблемы прозрачны, и я снова становлюсь тем, кем я всегда был, — говорил он журналу Esquire в 2010 году при помощи синтезатора речи. — Все становится хорошо».
По понятным причинам Эберт почти пропал с телеэкранов (правда, в 2011 году он все же ненадолго вернулся с шоу Ebert Presents: At the Movies, где критика озвучивали другие люди). Но с интернетом он едва ли не еще глубже проник в жизни своих читателей, начав писать в фейсбук и твиттер для сотен тысяч подписчиков. И не только о кино: он отпускал остроумные реплики обо всем на свете, в том числе о еде и спорте. Служа и богу буквы, и богу кино, он не изменял им друг с другом — никогда не отвлекался от просмотра ради твиттера и не пускал кино «фоном».
Об уходе Эберта из его родной газеты стало известно из поста в блоге. В иной ситуации последний пост за пару дней до смерти мог бы стать автонекрологом, однако Эберт не подбивает итоги своей сорокашестилетней карьеры, а, напротив, продолжает строить планы. Пост заканчивается словами: «Спасибо, что были со мной все эти годы. Увидимся в кино!»