Латвия сильнее других стран Европы пострадала от финансово-экономического кризиса конца 2000-х, но сумела из него выбраться, не девальвируя местную валюту. О том, как Латвия в сжатые сроки смогла полностью переориентировать экономику и какую цену пришлось заплатить местным жителям за посткризисное восстановление, «Ленте.ру» рассказал министр экономики страны Даниэль Павлютс.
«Лента.ру»: Вас можно поздравить: миссия МВФ на этой неделе официально объявила, что летом закроет постоянное представительство в Латвии...
Даниэль Павлютс: Спасибо. Основная программа помощи МВФ и других партнеров закончилась еще к Рождеству 2011 года. Сейчас проходит только послепрограммный мониторинг прогресса, который уже не носит такого высококалиберного характера, как приезды миссий МВФ и Еврокомиссии несколько лет назад, когда они, конечно, были для нас точками отсчета.
МВФ крайне удовлетворена работой, проделанной в Латвии. За счет чего удалось восстановить высокие темпы экономического роста после грандиозного обвала?
Начнем с того, что само сокращение экономики в 2008-2010 годах было в некоторой степени чрезмерным, несоразмерным с реальными структурными возможностями экономики. И, конечно, реальный внутренний перегрев экономики был также серьезный. С 2005 по 2008 год структурные дисбалансы в латвийской экономике аккумулировались, а в 2008 году остановилась вся глобальная финансовая система.
Восстановление роста связано с двумя основными причинами. Первая — это способность нашей экономики адаптироваться. Я говорю прежде всего о жителях страны — они оказались способны достаточно конструктивно воспринимать меры, которые в другой стране могли бы вызвать, например, массовые уличные протесты, забастовки. В нашем случае политика коррекции заработных плат, социального обеспечения была более возможна, нежели в других странах. Хотя правительство впоследствии многое сделало для того, чтобы, проходя через кризис, улучшить и укрепить социальную сеть поддержки. Если посмотреть на социальные затраты, например, пособия по безработице, минимальному доходу, обеспечиваемому жителям, то они по сравнению с докризисным временем выросли.
Вторая важная причина — это то, что была выбрана хотя и неординарная, но правильная политика. В Латвии долгое время валюта привязана к евро, а до этого была привязана к корзине валют. Поэтому мы решили не девальвировать валюту как таковую, что было бы типичным подходом учебника. Это просто не дало бы значимого эффекта: в нашей потребительской структуре значительную часть занимает импорт, в том числе и энергоресурсов, которые торгуются по мировым ценам. Плюс одной из причин кризиса стало поступление в страну большого количества денег в виде частных займов из-за рубежа. Кредиты были взяты в основном в евро. Соответственно, девальвация создала бы колоссальнейшие проблемы платежеспособности.
В итоге была выбрана политика внутренней девальвации, то есть серьезного сокращения бюджетных трат. Объем бюджета был сокращен в целом на 17 процентов ВВП, то есть почти вдвое. Меры были приняты радикальные, но за счет диалога с группами бизнеса и организованной общественностью мы сумели этот шок пережить.
Рост ВВП начался из-за переориентации латвийской экономики. Такую переориентацию в сжатые сроки может провести только маленькая страна. Наши предприниматели очень быстро ушли от массовой ориентации на потребление на внутреннем рынке — на внешние рынки. Та политика, которую осуществляло правительство, улучшила конкурентоспособность наших экспортеров. Если по размеру экономики мы еще не достигли предкризисного уровня, то по объемам промышленности и экспорта мы давно превысили любые исторические рекорды.
О каких отраслях промышленности идет речь?
Главные ресурсы Латвии связаны с землей, лесом и людьми. Вот, соответственно, вам и ответ. Другого капитала у нас практически нет, если не считать логистику и транспортную отрасль.
У нас также есть исторические отрасли, которые связаны с машиностроением, металлообработкой. От предприятий-флагманов советского времени мало что осталось, но все-таки в некоторых отраслях есть и опыт, и контакты. Восстанавливается электронная индустрия...
Это именно восстановление или создание с нуля?
Фактически строятся новые предприятия, но на базе опыта, человеческих ресурсов. Мы делаем упор на привлекательности нашей бизнес-среды. Мы маленькая страна, которая, конечно, хорошо размещена, но все-таки конкурировать на рынке инвестиций при отсутствии громадных национальных ресурсов мы можем только привлекательностью бизнес-среды.
Инфографика: Лента.ру
Кстати, о бизнес-среде. В последнее время появились сообщения, что часть российского капитала, размещенного на Кипре, может переехать в Латвию. Латвия хотела бы привлечь деньги россиян, в том числе и так называемые «серые» деньги?
Начнем с того, что Латвия — не Кипр по многим параметрам, в том числе и по параметрам финансовой системы. Объем нерезидентских вкладов в нашей финансовой системе в соизмерении с ВВП значительно меньше, чем на Кипре. В регуляции финансового рынка Латвии в последнее время произошло несколько серьезных фаз очищения и укрепления. Соответственно, Латвия считается достаточно хорошим и проверенным партнером в финансовом отношении. За нами все присматривают: и Россия, и американцы, и все подряд.
Я не думаю, что Латвия окажется направлением, куда потекут деньги с Кипра. Конечно, часть денег может осесть, но опасений относительно того, что Латвия может стать вторым Кипром, нет. Латвия является очень привлекательным местом для размещения финансовых вкладов, но не потому, что у нас слабая регуляция, а потому что у нас хорошие банки, хорошая регуляция, потому что мы умеем и хотим работать с вкладчиками из СНГ.
Сейчас банковскую среду Латвии ждут изменения в связи с переходом на евро?
Это условные изменения, поскольку в любом случае большинство транзакций уже давно проходит не в национальной валюте. Даже в нашем торговом обороте с Россией расчеты в евро начинают носить более массовый характер, евро конкурирует с долларами США. Так что особенных изменений я не ожидаю.
Латвия вступает в еврозону в нестабильное для самого валютного блока время, так что критиков этого решения, наверняка, стало больше. Кто внутри страны является основным противником евро? Были ли проведены исследования, опросы?
Исследования, конечно, были сделаны, и главные выводы следующие. [За евро], очевидно, те люди, которые более открыто смотрят на многие вещи: молодежь, люди с высшим и средним образованием, те, кто занимает руководящие должности. А есть люди, которые в своей жизни с евро вообще не сталкивались, они не путешествуют или путешествуют мало — они относятся к евро более настороженно. Но вряд ли это связано конкретно с евро или углубленным пониманием того, что происходит в еврозоне. Вероятнее всего, это общая настороженность по отношению к новому, такая консервативность.
Вы анализировали ситуацию в Эстонии, которая вступила в еврозону в 2011 году?
Конечно. Мы видим, что стабилизация экономики, прирост инвестиций, удешевление финансов, то есть те процессы, которые происходили в Эстонии до вступления в еврозону, получили от евро большую интенсивность.
При этом главный аргумент противников евро заключается в том, что цены после введения единой валюты начинают расти. Как вы обычно на него отвечаете?
Благосостояние страны и благосостояние ее жителей не может произойти без постепенной конвергенции уровня потребительских цен. Тут главный вопрос — проходит ли эта конвергенция соразмерно с ростом дохода населения. Конвергенция цен по тем направлениям, где сохраняется существенное различие по сравнению с другими странами, — это достаточно естественный процесс. Цель нашей экономической политики в том, чтобы росли доходы жителей. В то же время мы следим, чтобы сам факт изменения валюты не послужил поводом для манипулятивного повышения цен. Если посмотреть на Эстонию, другие страны, то рост цен именно из-за вступления в еврозону был мизерным.
В Латвии инфляция сейчас очень низкая, что удивительно, притом что ВВП растет быстрее, чем в других странах Евросоюза. На цены могут повлиять многие факторы, например, то, что часть инфляции мы импортируем, но само введение евро не должно оказать ощутимого эффекта. Нельзя инфляцию, которая логична, объяснять другими причинами, например, винить евро в росте цен на электроэнергию, как это было в Эстонии.
В Латвии есть несколько регионов, которые можно условно назвать русскоговорящими, где русскоговорящее население превышает…
Я бы не сказал, что несколько...
Даугавпилс, Латгалия, Рига… Как правило, эти регионы с экономической точки зрения являются самыми депрессивными. Как это можно объяснить?
В любой серьезной образовательной программе рано или поздно приходится анализировать корреляции и каузальности. Есть Рига и есть Даугавпилс — в обоих городах количество русскоязычного населения высоко, но Рига достаточно развитый город. Если посмотреть на Латгалию, то Латгалия является не единственным регионом Латвии, который в экономическом отношении исторически всегда был более отсталым. Как правило, это более отдаленные от центра регионы, скажем, на сто или двести километров от столицы, это прирубежные регионы, в том числе прирубежные с Литвой, Эстонией. Латгалия не уникальна. И объяснять ее экономическую отсталость этническим составом совершенно бессмысленно, это просто нонсенс. Специфичность Латгалии связана с историческими факторами. Еще в царской России Латгалия была административно отделена от Латвии, которая в то время была составной частью Витебской губернии.
Латвийское правительство в прошлом году разработало специальную программу для развития Латгалии, которая несет за собой дополнительные инвестиции, программы поддержки предпринимательской активности. Эта программа не уникальна для Латгалии, просто регион выбран в качестве пилотного для всех менее развитых регионов вообще.
В прошлом году в интервью газете «Ведомости» вы говорили, что правительство начинает предпринимать шаги, для того чтобы вернуть местное население из Евросоюза, но признавались, что пока результатов добиться не удалось. Что-то изменилось?
К тому времени программа еще не была внедрена, поэтому не было и результатов. Суть программы заключается в том, чтобы принудить наши органы власти и другие организации, предоставляющие услуги жителям, создать корзину услуг поддержки для тех жителей страны, которые в какой-то момент Латвию покинули, но пожелают вернуться. Они начнут возвращаться в тот момент, когда почувствуют рост заработков, когда заработки достигнут какого-то критического уровня по сравнению в развитыми странами. Мы всегда, фактически и ментально, были частью Европы и поэтому сравнивали себя со Швецией, Германией. Нужно, чтобы через какое-то время мы достигли их уровня благополучия, чтобы заработки росли быстрее инфляции.
То есть это вопрос исключительно заработков? Не уровня жизни, инфраструктуры?
Экспорт из Латвии с января 2008 года
Инфографика: tradingeconomics.com
Это, конечно, связанные вещи. Главный фактор, который называют люди, — это уровень жизни, а он для большинства напрямую связан только с одним индикатором — уровнем дохода. Но и остальные факторы важны, поэтому я и сказал, что план возвращения иммигрантов состоит в создании сети услуг для людей, которые хотели бы вернуться. Я имею в виду всю корзину услуг, включая здравоохранение, детские сады и так далее.
Реэмиграция — это только часть вопроса. Вторая часть — это, собственно, эмиграция молодежи. Предпринимаете ли вы какие-то шаги, чтобы остановить этот процесс?
Предотвратить перемещение самой мобильной и самой предприимчивой части населения, молодежи, нельзя, и это не нужно. Мы живем в открытом глобальном мире, я сам учился за рубежом дважды. Я считаю, что такой опыт является ценным, и своим детям я тоже буду предлагать поучиться за границей. Совершенно нормально, что наша молодежь получает опыт за рубежом. Одна из самых доступных возможностей развития страны — это [возможность] получить образование, опыт работы, жизни в других странах, других культурах. Мы сможем извлечь из этого выгоду при условии, что привлечем существенную часть молодежи в какой-то поворотный момент их жизни обратно.
Речь идет об адресной помощи? Чиновники должны сами находить людей, которые сейчас находятся за границей?
План по реэмиграции включает в себя создание сети коммуникации и обратной связи, для того чтобы мы имели представление о том, где наши соотечественники находятся.
Латвия — это не только страна, из которой эмигрируют, но и страна, в которую иммигрируют. Скажем, россияне покупают недвижимость в Латвии и остаются там жить. Насколько этот процесс влияет на всю экономику Латвии?
Приравнивать вложение в недвижимость с иммиграцией я бы все-таки не стал, поскольку сама политика выдачи вида на жительства [за приобретение недвижимости — прим. «Ленты.ру»], по-моему, не может считаться иммиграционной. Конечно, есть жители России, которые решают переехать в Латвию с помощью покупки недвижимости, но обычно это только первый шаг. Я к этому отношусь совершенно нормально. Если посмотреть на наших соседей, каждая из более развитых стран имеет ту или иную политику привлечения наших лучших жителей — докторов, учителей, инженеров. Глобальная конкуренция за людей есть и всегда будет. Латвия способна привлечь хорошо образованных, достаточно состоятельных людей, которые готовы развивать в Латвии свой бизнес.
Но речь же не только о бизнесе. Например, москвичи могут сдавать квартиру в столице России и на эти деньги жить в Латвии — они ничего не производят, они заняты только в потреблении. Не возникает ли тут такой своеобразный теневой сектор?
Если человек потребляет официально, никакого теневого сектора тут нет. Описанные вами случаи не носят массовый характер. Если жители других стран считают, что Латвия — это хорошее место для них, для их семей, их детей — это хороший потенциал, поскольку рано или поздно они будут здесь чем-то заниматься. Конечно, Латвия — маленькая страна, тут масштаб бизнеса другой, но мы видим, как человек сначала покупает недвижимость, а потом открывает небольшой производственный бизнес. Между прочим многие жители Латвии, которые за последние 20 лет получили хорошее образование и опыт в бизнесе, перемещаются в Москву, руководят там банками, департаментами бизнес-структур. Их семьи при этом живут в Латвии, и каждый уикэнд они прилетают. Латвия — это страна-мост, как Сингапур в Юго-Восточной Азии, это место встречи.
В середине прошлого десятилетия можно было услышать много историй про то, что русскоязычное населения Латвии если не дискриминируют, то по крайней мере воспринимают немножко по-другому. Сейчас, наоборот, есть много историй про то, что те люди, знающие два языка, получают конкурентные преимущества по отношению к тем, кто знает один язык. Произошел какой-то перелом?
В Латвии очень мало людей, которые знают один язык, многие говорят сразу на трех языках. Это огромное преимущество для экономического развития, для привлечения инвестиций и размещения рабочих мест.
Перелом произошел не в фактах, а в нарративе, рассказывании, ведь всегда лучше распространяются те истории, которые больше хочется услышать. В этом нарративе изменения связаны с улучшением экономических связей между Латвией и Россией и с переориентацией латвийской экономики на внешние рынки. Мы хотим быть экспортирующей страной, работающей на глобальном рынке, в глобальном контексте. Кстати, в последнее время мы видим и то, что знание латышского языка значительно улучшается в школах для меньшинств. Знание языков — это всегда преимущество и для персонального развития человека, и для его конкурентоспособности на рабочем рынке.
Если посмотреть на отношение к людям с «другими» фамилиями, то у нас целый ряд высокопоставленных лиц славянского происхождения — русские, украинцы. У меня тоже фамилия совершенно не латышская, а я министр экономики.