В августе в Локарно прошел 66-й кинофестиваль, на котором звезда американского и европейского кинематографа Жаклин Биссет получила почетную награду за вклад в искусство. Актриса, прославившаяся ролями в фильмах Романа Полански, Франсуа Трюффо, Джорджа Кьюкора, на киносмотре рассказала «Ленте.ру» о работе с властными режиссерами, игре с Трентиньяном, любовной сцене с Питером Селлерсом, достоинствах европейского кинематографа и своем последнем фильме «Добро пожаловать в Нью-Йорк» Абеля Феррары.
«Тупик» Романа Полански (1966)
В «Тупике» у меня совсем маленькая роль. Зато это очень большое кино. Помню про то время все без исключения. Но поскольку это была моя первая роль, мне совершенно не с чем было сравнить свою игру, работу самого Полански и уровень его мастерства. Уже потом, с течением времени, после участия в других фильмах я поняла, что тогда Роман был очень хорош в своем деле. Совершенно иной уровень кино, отличающийся от всего остального. Еще один такой режиссер для меня — Михаэль Ханеке. С ним я просто мечтаю когда-нибудь поработать. Что касается Полански, то он очень умный человек. Большой интеллектуал.
Главное чувство, которое я испытывала на съемочной площадке «Тупика», — это тотальный оцепеняющий страх. Полански — очень авторитарный режиссер, у большинства режиссеров его уровня подобный характер. Другие его черты — это шарм и отсутствие какого-либо терпения по отношению к окружающим. Я не знала, как с ним держаться и с какой стороны к нему подойти. Франсуаза Дорлеак (исполнительница главной роли в «Тупике», приходившаяся родной сестрой Катрин Денев и погибшая в период съемок в результате несчастного случая — прим. «Ленты.ру») была очень добра ко мне и помогала держаться на съемках. Я не знала никаких актерских техник, и если бы не она — мне пришлось бы совсем тяжело.
В конце одного из съемочных дней мы сидели с Полански и обсуждали одну из сцен с моим участием на террасе замка, где снимался фильм. И он сказал: «Жаклин, я хочу, чтобы ты идиотски засмеялась в сцене, которую мы будем снимать завтра утром». Я растерянно поинтересовалась: «Как? Каким образом я должна рассмеяться?» Тогда Роман безапелляционно предложил порепетировать прямо сейчас. Вокруг нас сидели другие члены съемочной группы, и меня охватила паника, потому что я не представляла, как выйти из положения. А Роман сидел напротив меня и отрывисто повторял одни и те же слова: «Давай, просто иди и сделай это». От его взгляда и слов и взглядов других людей я вжалась в кресло, совсем растерялась и перестала что-либо понимать. Единственный человек, который вошел в мое положение — это Дорлеак. В тот момент я была уже готова заплакать, но, правда, до слез дело не дошло. Франсуаза отвела меня в сторону и пообещала вечером научить меня по-разному смеяться. Я спросила: «Как это — научишь меня?» Она сказала: «А вот так. Возьму и научу». Мы пошли прогуляться, и она мне все объяснила на практике. Сначала мы подобрали мне тембр голоса, громкость, а потом и набор звуков, который я использую. Я все равно думала, что умру прямо в кадре, но у меня хотя бы появилось представление, что мне делать. Еще не знание, а только представление. На следующее утро, когда наступило время съемок, Роман всего лишь попросил меня в кадре включить радио. Оказалось, что смеяться уже больше не надо. От этого я чувствовала себя, с одной стороны, счастливой, с другой — разочарованной.
Такое в последующие годы повторялось со мной постоянно. В фильме Марио Моничелли «Россини! Россини!» мне пришлось три месяца тренироваться, чтобы исполнить отрывок из оперы, а потом было решено сократить мое десятиминутное выступление до минутного. А бывает так, что ты готовишься впустую по полгода. Энтони Эндрюс в фильме «У подножия вулкана» Джона Хьюстона тренировался для участия в корриде, а потом режиссер решил, что это слишком опасно для жизни. И так всегда.
«Казино "Рояль"» Вэла Геста, Джона Хьюстона и др. (1967)
Мне неловко, но этот свой фильм я не очень люблю. Хотя моя роль мне в нем нравится. С ней все в порядке, но это было очень непростое время. С Вуди Алленом я на площадке вообще ни разу не пересеклась, а Питер Селлерс оказался не самым симпатичным парнем на свете. Временами он мог себя вести очень странно. Я работала с Джозефом МакГратом, который был режиссером фрагмента с моим участием. Вообще у меня в этом фильме две роли. В первой я появляюсь в массовке из девушек, окружавших героя Орсона Уэллса. Там у меня был определенный внешний вид — одежда, прическа, грим. В другой — Джованну Гудтайс (Goodthighs: в переводе с английского — классные бедра — прим. «Ленты.ру»), девушку из окружения Селлерса, игравшего пародию на Джеймса Бонда. Не думаю, что это была одна и та же героиня. Мне кажется, я исполнила две разные роли с двумя разными прическами и гримом. Грима тогда было, помню, вообще очень много. Думала тогда, что так, наверное, происходит во всех голливудских фильмах — они изменяют человека до неузнаваемости за счет грима.
Когда настало время сняться в любовной сцене с Селлерсом — я очень нервничала. Но что мне особенно не понравилось по итогам — Питер оставил меня одну на середине сцены и ушел домой из-за плохого самочувствия. По мне, это дико. Я была вынуждена доигрывать эпизод напротив ассистента режиссера. Испытать такое — большое разочарование, особенно когда ты молод и наивен. Но это послужило мне уроком. Если ты играешь с кем-то в паре на площадке, никогда не бросай партнера одного, будь с ним до конца. А если уходишь — это показывает отсутствие уважения к нему. Мне такой подход не близок. Когда актер, с которым ты играешь в кадре, с тобой на площадке — получается совсем другой уровень игры.
«Американская ночь» Франсуа Трюффо (1973)
Во время съемок я жила вместе с актрисой Натали Бэй, также игравшей в этой ленте. Мы снимали виллу в Антибе. Бэй оказалась очаровательной, мы с ней тогда сдружились. Это хороший фильм. Если кто-то не знает, что такое природа кинематографа, — после просмотра «Американской ночи» ему все сразу станет ясно. На этой работе Трюффо я получила интересный опыт, но было непросто, поскольку я плохо говорю по-французски. Мой словарный запас очень сильно ограничен, поэтому мне приходилось тратить много времени до съемок, чтобы точно выучить наизусть все свои реплики. Менять слова мне некомфортно, и режиссер выступал против. Просил меня готовиться перед каждой сценой. Еще меня очень смущало, что Трюффо одновременно был режиссером фильма и играл режиссера внутри фильма. Например, он говорил «Снято!», но при этом было непонятно, кто из них двоих это говорит. С оператором такая же история. Но опыт очень полезный.
«Воскресная женщина» Луиджи Коменчини (1975)
Работать с Жан-Луи Трентиньяном — одно сплошное удовольствие. А вот про Марчелло Мастроянни не могу такое сказать. С ним, наоборот, было непросто. Особенно из-за того, что я не знала итальянский и поэтому не понимала, что он говорит. Иногда я начинала свои реплики раньше, чем он заканчивал свои. На что слышала: «Жаклина, нон финито». В ответ по-итальянски я могла только извиниться перед ним. Ужасно неловко. И сам фильм, кстати, тоже не особо поняла. На мой взгляд, очень странная история. Все эти бесконечные фаллические символы... Но у Трентиньяна там была прекрасная роль. И на площадке с ним мне было комфортнее всего. Мне вообще кажется, что актрисе необходимо быть чувствительной к актерам. А поскольку я еще никогда не соперничала со своими партнерами по площадке, мне удалось найти общий язык с таким количеством тяжелых, жестких мужчин.
«Богатые и знаменитые» Джорджа Кьюкора (1981)
С Кьюкором у меня тоже сложная история. В начале своей карьеры я оскорбила его, сама того не желая. У нас должен был состояться совместный проект, но по ряду причин этого не произошло. Потом, в течение следующих пятнадцати лет, мы встречались несколько раз, он вел себя вежливо со мной. А когда его имя появилось в моей жизни в начале 80-х в связи с «Богатыми и знаменитыми», мне было страшно любопытно — вспомнит ли он ту давнюю историю, будет ли зол на меня. Виду он не подавал, к тому же ему очень нравился сценарий. Но нельзя сказать, что мы с ним как-то особенно хорошо сработались. Как и многие другие режиссеры, он был очень авторитарным, режиссером старой школы, очень властным. И ему просто не могла нравиться моя излишняя включенность в проект. А помимо главной роли, я впервые в своей жизни выступала в качестве продюсера. Если быть точнее, я участвовала в качестве сопродюсера, но энергии на проект было потрачено не меньше. Я плотно занималась подготовкой к съемкам и другими процессами.
Кьюкору на тот момент исполнилось 82 года, при этом его переполняла энергия. Он был бесстрашным пожилым человеком. Легко нам не было. Я ощущала агрессию от него, он, скорее всего, ощущал то же самое от меня. Я сама об этом не думала, просто мне кто-то сказал, что он чувствовал агрессию с моей стороны. Я же боролась за персонажей, чтобы они не выглядели такими голливудскими. Мне хотелось, чтобы это кино больше походило на европейское. При этом мы еще выбились из бюджета. Поэтому я не могу сказать, что фильм оказался для меня приятным опытом. Не столько из-за режиссера, сколько из-за моего дебюта в качестве сопродюсера. Зато я очень выросла на этом фильме, но больше уже такими делами не занималась.
«Добро пожаловать в Нью-Йорк» Абеля Феррары (2014)
Моя последняя роль — в новом фильме Абеля Ферарры «Добро пожаловать в Нью-Йорк». Моим экранным партнером там стал Жерар Депардье. Это небольшое независимое кино, но я еще его не видела. Я соглашаюсь на участие в том или ином фильме, если сценарий становится для меня личным персональным путешествием, когда он трогает за живое. Фильм Феррары как раз из таких.
Сейчас очень много компетентных режиссеров, профессионалов своего дела, при этом не имеющих своей собственной уникальной идентичности. Они снимают хорошие крепкие фильмы, но это просто другой уровень режиссуры. Вот Ханеке, например, для меня режиссер, находящийся на самом высоком уровне. Или Ингмар Бергман, у которого я так хотела сняться, но ничего не вышло. Вообще я больше предпочитаю европейское кино, чем американское. Последнее просто затрагивает такие темы, которые мне не очень интересны, все эти бесконечные фильмы по комиксам. Когда я была моложе, смотрела очень много самого разного кино. В этом была такая потребность — и личная, и профессиональная. Сейчас смотрю гораздо меньше.