В начале октября 54 правозащитные организации под эгидой ОБСЕ потребовали от властей Туркмении доказательств того, что арестованные в республике в 2002 году политзаключенные еще живы. Кампания под названием «Докажите, что они живы» стартовала 4 сентября на Международной конференции ОБСЕ в Варшаве. Позже к ней присоединились американская группа Crude Accountability, правозащитный центр «Мемориал», Центр по развитию демократии и правам человека, Human Rights Watch и другие организации. И пусть речь в данном случае идет о конкретной группе лиц, которые были отправлены за решетку по подозрению в попытке свержения президента Сапармурата Ниязова в ноябре 2002 года, вопрос о функционировании туркменской пенитенциарной системы уже давно не дает покоя правозащитникам. И беспокоятся они, надо полагать, не напрасно.
Туркмения является, пожалуй, самой закрытой страной мира после Северной Кореи. Даже простому туристу для того, чтобы попасть туда, необходимо обладать железной выдержкой, да и то не факт, что визу он в итоге получит. Препоны, нагроможденные Ашхабадом перед иностранными гражданами, желающими въехать в республику, вкупе с тотальным контролем над местными СМИ привели к тому, что о реальном положении дел в Туркмении приходится догадываться лишь по отрывочным сообщениям независимых медиа. Даже попав на туркменскую территорию, приезжий оказывается, по сути, в изоляции — любые его передвижения и общение с местным населением строго контролируются.
В такой ситуации неудивительно, что туркменские тюрьмы для правозащитников остаются «терра инкогнита» на протяжении всего периода независимости республики. Тем более что по истечении срока заключения местных граждан обязывают хранить молчание о том, что с ними происходило в тюрьме, под страхом повторного наказания. Эта мера легко пресекла ненужные официальному Ашхабаду разговоры. «Врачи без границ» были последней организацией, которая работала в Туркмении и пыталась хоть как-то приоткрыть завесу над положением дел в местной пенитенциарной системе. Но и она в 2010 году закрыла свою миссию, сославшись на невозможность сотрудничества с властями республики.
В докладе посольства США о ситуации с соблюдением прав человека в Туркмении за 2012 год говорилось, в частности, о переполненных тюрьмах и следственных изоляторах республики, многие из которых находятся на территориях, испытывающих «воздействие экстремально суровых климатических условий — чрезмерной жары летом и крайне низких температур зимой». О количестве туркменских заключенных поступают разрозненные сведения. Те же американцы в своем докладе указывают, что, согласно данным отчета за 2011 год, представленного Комитету ООН против пыток Ассоциацией независимых адвокатов Туркмении и Туркменской инициативой по правам человека, общая вместимость исправительных колоний и тюрем (за исключением штрафных воинских подразделений) составляла 8100 заключенных при населении республики в пять миллионов человек. А за два года до этого общее количество заключенных составляло 26720 человек. Эта цифра не включала задержанных, содержащихся в следственных изоляторах, изоляторах временного содержания в полиции, дисциплинарно-исправительных центрах трудотерапии и в штрафных батальонах.
На тот момент все без исключения наблюдатели заявляли о переполненности туркменских исправительных учреждений. В 2010 году «Радио Азаттык» (местная служба «Радио Свобода») сообщало, что самая большая по числу заключенных колония общего режима в Туркмении, расположенная прямо в пустыне — в Лебапском велаяте, рассчитана на 2100 осужденных, но содержалось в ней тогда 5700 человек.
Тюремный индекс республики (показатель количества заключенных на 100 тысяч населения) был в том же 2010 году одним из самых высоких в мире, колеблясь от 530 до 550. Для сравнения, в Киргизии, где за последние годы произошло несколько крупных тюремных бунтов, он в два раза ниже, а в странах Европы находится с диапазоне от 40 (Исландия) до 150 (Великобритания). Получается, что за последние три года тюремный индекс Туркмении снизился более чем в два раза — по последним данным, он составляет 224. Кроме того, в республике начали строить образцово-показательные тюрьмы. Впрочем, на настроениях правозащитников все это почти не отражается.
Снос тюрьмы в Туркменбаши, 2008 год
Фото: AP
В том же докладе посольства США упоминается о различных заболеваниях (особенно туберкулезе и различных кожных болезнях), которые в условиях переполненности тюрем, когда больных без разбора подсаживают к здоровым и наоборот, были широко распространены среди заключенных. Не добавляет здоровья обитателям камер и тюремная пища, питательность которой авторы доклада поставили под сомнение. В то время как многие заключенные страдают от недоедания, сотрудники тюрем часто не позволяют их родным и близким переправлять в камеры посылки с едой.
Вот и все, что смогли узнать американцы о внутренней жизни туркменской тюрьмы. Собственно, такими же формулировками можно оперировать, говоря и о российской пенитенциарной системе — письмо Надежды Толоконниковой тому подтверждение.
В 2011 году Норвежский Хельсинкский комитет представил доклад о ситуации в женской тюрьме DZK/8, расположенной на севере Туркмении, в городе Дашогуз. Условия содержания женщин, отмечалось в этом документе, «порой сводятся к жестокому обращению и пыткам» — и далее следует детальное описание быта заключенных: коррумпированная охрана (за допуск к работе приходится платить до 800 долларов, за встречу с родными — 100 долларов), вредное для здоровья производство, туберкулез, одноразовое питание из супа-баланды, отвратительная гигиена при 40-45 градусах жары, коллективное наказание за малейшее нарушение правил, избиения, сон по очереди из-за нехватки коек, изнасилования и даже убийства заключенных.
При этом туркменские тюрьмы отличаются от аналогичных учреждений в соседних республиках тем, что в них фактически отсутствует жизнь «по понятиям», то есть криминальное сообщество полностью подавлено государством. По причине тотального контроля над всем и вся в стране отсутствует и организованная преступность. Все местные «воры в законе» были ликвидированы еще в начале 1990-х, причем самого главного из них — Айли — казнили публично (смертная казнь в Туркмении была отменена лишь в 1999 году).
Александр Широбоков в своих записках о туркменской тюрьме пишет, в частности: «Тюрьма, особенно ее туркменский вариант, — это чудовищное изобретение властей. Тюрьма приносит узнику не столько физические страдания, сколько нравственные. Со своими облезлыми, мрачными стенами. Каменными полами, решетками, общими отхожими местами, вонью, лязгающими засовами и замками, громыханием железных мисок, лающей речью надзирателей, с побудками и отбоями — всем этим дьявольским набором мерзостей, жестокости, хамства. Тюрьма призвана унизить заключенного, раздавить его морально, внушить мысль, что он уже не человек. Теперь он скотина, ничтожество. И эта мысль внушается ему методично, с монотонным упрямством изо дня в день, из месяца в месяц, всю жизнь».
Но если до сих пор мы говорили о туркменских тюрьмах и их обитателях в целом, то в случае с политическими заключенными следует признать, что какая-либо достоверная информация об их судьбе иссякает сразу же после задержания. Фактически люди просто пропадают без вести. Во времена правления Туркменбаши Сапармурата Ниязова такое случалось регулярно, его преемник Гурбангулы Бердымухамедов несколько приструнил машину репрессий. Но и сейчас бывает, что какой-то человек (чаще всего чиновник) оказывается под арестом, после чего ни адвокаты, ни члены его семьи ничего больше не могут узнать о его судьбе. Например, Базаргельды и Айджемал Бердыевы были задержаны сотрудниками Министерства национальной безопасности в апреле 2011 года. Супруги требовали компенсации за пытки и конфискацию имущества с конца 1990-х годов, а в результате бесследно исчезли.
Борис Шихмурадов
Фото: Amnesty International
Что касается конкретно покушения на Туркменбаши, осужденные по подозрению в котором лица и стали объектом заботы ОБСЕ, то оно якобы имело место в ноябре 2002 года. Якобы — потому что никаких сторонних свидетельств о происшедшем не было. По официальной версии, заговорщики напали на кортеж президента в центре Ашхабада, но после короткой перестрелки были обезврежены, а сам Туркменбаши не пострадал. Впоследствии Ниязов обвинил в организации покушения ряд высокопоставленных чиновников, в том числе бывшего первого вице-премьера и министра иностранных дел Бориса Шихмурадова, который якобы нелегально вернулся в страну из-за рубежа, чтобы совершить переворот. Шихмурадов на самом деле контактировал с туркменской оппозицией, которая существует исключительно за пределами республики, но все ее представители заявили, что история с покушением — это целиком провокация спецслужб.
После покушения в стране были арестованы десятки человек (в общей сложности 56 человек приговорили к различным срокам наказания), о судьбе большинства из них ничего неизвестно до сих пор. Среди тех, кто оказался в числе «заговорщиков», был и американский гражданин (в прошлом — советский журналист) Леонид Комаровский, который провел почти полгода в следственном изоляторе Министерства национальной безопасности Туркмении, но потом был помилован под давлением США. Впоследствии он рассказывал о том, как ему отбили почки, как кололи психотропные средства для получения признаний, о том, что в жаркую погоду в изоляторе умирает по 2-3 человека в день, и так далее.
Тот факт, что пытки получили широкое распространение в Туркмении, подтверждает и Amnesty International. По данным этой организации, обитатели местных СИЗО могут подвергнуться пытке электрошоком, удушению с помощью полиэтиленового пакета или противогаза с перекрытым доступом воздуха, изнасилованию, принудительному введению психотропных веществ, избиению полицейскими дубинками или пластиковыми бутылками, наполненными водой, пытке голодом, жаждой и холодом.
Но даже с учетом всего вышеперечисленного есть и более страшная вещь, с которой сталкиваются узники туркменских тюрем. Это — полное забвение.