Военный космодром Григорий Ревзин об олимпийских объектах в Сочи

В начале недели Олимпийский парк в Сочи закрылся для подготовки к Паралимпийским играм. Это второе и последнее спортивное событие, которое парк будет принимать в нынешнем виде. Что ждет объекты дальше — по-прежнему неизвестно. По данным Bloomberg, содержание новой сочинской инфраструктуры только в ближайшие три года обойдется в семь миллиардов долларов. Специально для «Ленты.ру» архитектурный критик Григорий Ревзин оценил итоги большой олимпийской стройки — и пришел к выводу, что планы по использованию Олимпийского парка после Игр-2014 переоценивать не следует.

Олимпиада — явление такое величественное, что я не чувствую в себе решимости обозреть ее в целом, даже применительно к узкой теме архитектурных останков. В связи с этим буду обозревать частями.

Начну с Олимпийского парка.

Владимир Владимирович Путин в диалоге с Константином Львовичем Эрнстом в документальном фильме «Между небом и землей» (о том, как готовили церемонию открытия Олимпиады) произносит знаменательную фразу: «Константин Львович, вы в известной степени были архитектором», — на что господин Эрнст кивает, хотя и с долей сомнения. Этот исторический диалог можно поставить эпиграфом к разговору о судьбе архитектора в новой южной столице России.

Год назад я хотел посмотреть олимпийские объекты — звонил архитекторам, просился, чтобы взяли с собой, а они удивленно говорили, что их больше не пускают на объект. Кто-то из них еще мог туда попасть полгода назад, кто-то — даже три месяца назад; но потом доступ закрыли и этим. Вы не знаете имен архитекторов, построивших Олимпийский город, не видели их на открытии и закрытии (и я не видел — их не приглашали), не читали интервью с ними — так, будто их и не было вовсе.

Для оценки архитектуры сочинской Олимпиады это принципиальный факт, потому что в других странах так не делают. Мы знаем архитекторов Олимпиад в Лондоне, Афинах, Пекине — их очень активно пропагандировали, делали выставки, печатали интервью, показывали фильмы. У нас — как будто не было таких людей.

Это то, что резко отличает нашу прекрасную Олимпиаду от не наших. Причем если бы свободные СМИ вследствие какого-то наития хором заговорили о том, что главный архитектор Олимпиады — это Владимир Владимирович Путин, то понятно было бы, что остальных можно не упоминать. Но нет, эту роль Путин отдал Эрнсту. Да и вообще, честно говоря, за все годы своего президентства Путин никогда не выказывал никакого интереса к архитектуре. Такой досадный изъян.

Может даже возникнуть впечатление, что архитекторы как-то провинились, оскандалились. Походя, случайно приняли участие в информационной войне против Олимпиады, о разжигании которой не раз справедливо говорилось. Но это совершенно неверное впечатление, и если оно у кого-то возникло, я прошу его немедленно обратно отправить в область невозникавшего, как это определяют философы. Товарищ правительство, нет в мире больших энтузиастов олимпийского строительства, чем архитекторы! Кроме разве что экономистов, подрядчиков, там, или руководителей служб технического заказчика. Они ж этим живут! И кстати, в духовном смысле тоже.

Язык архитектуры вообще позитивен и настроен на созидание. Этим языком в принципе нельзя сказать ничего отрицательного — например, что кругом воруют. Архитектура — она вся про то, как кругом прекрасно и изумительно. Любой вам скажет, да хоть Лужкова спросите. Я его, между прочим, видел на Олимпиаде, он сиял, как одинокий софит. Ну то есть в стороне от других сияющих.

Прояснив это недоразумение, перехожу к архитектуре. Вопреки мнению тех, которых принято называть врагами Олимпиады, я хочу сказать, что, вообще-то, это было сильно придумано. Те, кто говорят, что город Сочи раздавлен Олимпиадой, заблуждаются по географическим причинам. Это только на словах Олимпиада была в Сочи, а на самом деле она происходила совсем в другом месте. От Сочи до Олимпийского парка ехать минут сорок.

Олимпийский парк задумали как отдельное глобальное место в ненаселенной местности. Что-то такое глубоко космическое, про XXI век. И в каком-то смысле это получилось, особенно если глядеть в общем. Пальмы, горы, море и среди них — гигантские летательные аппараты, причалы для них и вообще… Аппаратура. Если смотреть ночью, с подсветкой, с дирижабля, как это показывали по телевизору, то дух захватывает. Нам раньше так не удавалось. Нет, честно, Олимпиаду сравнивают с островом Русский, но это принципиально иной проект. Вот не получалось построить нигде в России XXI век, а тут — вышло. Если смотреть издалека.

И, кстати, сначала тут были все-таки архитекторы. А именно — бюро Populus, которое уже давно обслуживает Олимпиады (например, последнюю лондонскую). Раньше оно называлось HOK Sport, под этим именем бог знает как давно подружилось с Хуаном Антонио Самаранчем и прилипло к Международному Олимпийскому комитету. Благодаря Populus мы выиграли заявку на Олимпиаду, и бюро даже оставалось некоторое время на стадионе «Фишт», хотя его укрепили Моспроектом-4 во главе с Андреем Боковым.

Потом была довольно долгая история борьбы за проекты. И в итоге получилась следующая картина.

Лучший стадион Сочи, на мой взгляд, — Большой ледовый, построенный НПО «Мостовик» (архитекторы Никита Цымбал и Александр Князев). Правда, архитектура тут вторична, стадион повторяет форму пекинской Оперы — это гигантская капля. Но если не искать оригинальности, то это здорово сделано. Прямо на море, ровная замощенная брусчаткой набережная, на ней стеклянная капля, отражающая море и небо — очень просто, но беспроигрышно.

На второе место я бы поставил стадион «Айсберг» спроектированный Моспроектом-4 во главе с Андреем Боковым. Фасад «Айсберга», созданный из пикселизованного стекла, точно по цвету повторяет синие горы со снегом на горизонте и как бы растворяется в пейзаже — это качественная картинка.

По форме, пожалуй, более острым является стадион «Адлер-арена» Алексея Гинзбурга, но убогий сайдинг, которым стадион обшит снизу доверху, несколько снижает впечатление от работы. Я, честно сказать, не понимаю, как такое могло произойти — вроде тут не очень экономили.

Вообще, есть еще один хороший стадион Моспроекта-4 — «Шайба», но поскольку он практически полностью повторяет проект Ледового дворца на Ходынке в Москве, я не очень понимаю, как к этому относиться: все же странно для такого события использовать откровенный second hand. Что касается арены для керлинга, то это такое безобразие, что говорить о нем странно. Универсам «Копейка» в спальном районе Екатеринбурга постеснялся бы въезжать в настолько непрезентабельное здание.

Ну и, наконец, есть главный стадион Олимпийского парка — «Фишт». К сожалению, о его архитектуре судить невозможно.

Уже на этом уровне несколько удивляет контраст между общим замыслом и его конкретизацией. Для места, которым собираешься гордиться перед всем миром, не принято брать неоригинальные проекты. Это такие правила хорошего тона, которые не очень видны по телевизору, но тем не менее существуют. Лауреаты Нобелевской премии редко берут на церемонию вручения фрак напрокат. Не делают так Олимпиаду, что один стадион повторяет Пекинскую оперу, второй — лужковский Ледовый дворец, а третий вообще не получился.

И вот «Фишт». Константин Львович Эрнст очень гордится техническим решением своей церемонии, и ему правда есть чем гордиться. Но, вообще-то, это какая-то беда. Эрнсту пришлось построить над стадионом девятиполосную железную дорогу для перемещения декораций. С учетом того, что у стадиона полукруглая форма, а все декорации должны двигаться не по дуге, а в горизонтальной плоскости, к каждому креплению необходимо было приделать лебедку, которая бы автоматически сворачивалась и разворачивалась на нужную высоту — в зависимости от того, в каком месте дуги оказывается крепление. Это технически исполнимо, и даже было исполнено с блеском, и Константин Львович несколько раз с восторгом рассказывал эту историю в своих интервью. Только это стоит в пять раз дороже, чем если бы декорации двигались по горизонтальной рампе.

Уже процитированная фраза Владимира Владимировича целиком звучит так: «Константин Львович, вы в известной степени были архитектором, потому что под ваш сценарий открытия и закрытия и стадион-то делали». Такие слова, как выражался Дмитрий Медведев, надо отливать в граните, тем не менее, читать их надо с точностью до обратного. Этот стадион проектировали, не имея никакого понятия о сценарии церемонии открытия. То есть потребности телевизионной съемки вообще не учитывали.

Можно посмотреть на проект этого стадиона. Он повторяет силуэт двуглавой горы Фишт. У стадиона в центре не было никакой крыши — два навеса над трибунами, две горы, и посередине — небо. Так его нарисовали в бюро Populus. Потом Андрей Боков придумал раздвигающуюся крышу. А потом Эрнст стал вставлять туда железную дорогу, потому что ему нужны декорации. Причем дорога же не может идти ниоткуда в никуда. Слева и справа от стадиона пришлось сооружать два отстойника для декораций, не предусмотренных никаким проектом. В результате на открытии «Фишт» выглядел так, будто им пользовались 20 лет — он весь состоит из каких-то заплаток, металлических листов и сеток, прикрывающих дыры. Ужас что получилось.

У этого стадиона мощные, очень гордые металлические опоры, и около каждой стоит развеселый заборчик, раскрашенный узорами Олимпиады. Здорово, но, вообще-то, опоры никогда не огораживают. За заборчиком валяются провода, трансформаторы, тройники, разводки — ну просто как у меня под столом, где я наподключал два компа, два принтера, сканер, два экрана, настольную лампочку, вентилятор, зарядки для телефона, айпада, фотоаппарата и еще какой-то фигни, которая потерялась (вот честное слово — уберусь). Только там этого добра навалено тонны по две. У каждой опоры. Это знаете, что значит? Это значит, что стадион сначала построили, а потом стали решать, как подключать электричество и связь.

И если вы думаете, что так произошло только с «Фиштом», то заблуждаетесь. Около каждого стадиона стоит большая безобразная электрическая будка, собранная наспех, с торчащими в разные стороны проводами и трубами от дизель-генераторов (мощностей не хватает!). Сооружение типа трансформатора на околице деревни Гадюкино, только большое. А так не может быть на космодроме. Но именно так есть. Да что там опоры Фишта — фонари в Олимпийском парке окружены развеселыми заборчиками, а за ними к столбам прибиты распределительные щиты с кабелями. Это значит — сначала поставили фонарь, потом положили асфальт, а потом стали думать, как это включать. Таким же образом в полку баню хозспособом строят.

Но электричество и связь оказались только первой волной разрушений, прошедшей по Олимпийскому парку.

Следом за электричеством случились инвалиды. По требованиям МОК, каждое спортивное сооружение должно иметь пандус для инвалидов. Но когда смотришь на уродливую спираль из прямоугольных бетонных элементов, которая ведет к стадиону «Фишт» сбоку за забором, то понимаешь, что так спроектировать не мог никто и никогда. Так мог выстроить молодой горячий прораб — в соответствии со своим представлением о прекрасном. А те стапельные конструкции на металлических лесах, которые ведут к арене для керлинга (мало ей всего остального) — это не для инвалидов, а для каскадеров. Там обычный человек ноги переломает.

Впрочем, это небольшая волна, главная была другая. Выяснилась страшная вещь: люди на Олимпиаде не только смотрят спорт и радуются, они едят, пьют, а потом им еще в результате нужно в сортир. Этой беды никто не ожидал. И весь этот парк оказался закидан сотнями контейнеров, одна половина из которых — еда, а другая — сортиры. Причем поставлены они так, что кажется, будто это территория примыкает к передовой фронта. Чтобы туда выскакивали под обстрелом грузовики, быстро скидывали контейнер на любое свободное место — и скорей назад, за новым контейнером, время не ждет, там — бой! Прямо диву даешься, как живописно получилось. Чистый хаос.

Ну и, наконец, случилась настоящая беда — теракты в Волгограде. Каждый стадион пришлось снабжать дополнительными системами безопасности — рамками, палатками, секьюрити (а им тоже нужны электричество и связь, они тоже хотят и есть, и пить, и в сортир). И это была уже четвертая волна разрушений. Все величественные входы, лестницы, пандусы, террасы перегородили характерными элементами военного палаточного лагеря из грязного брезента с антеннами.

В результате олимпийские стадионы — будто в бахроме мусора: провода, сортиры, киоски, палатки, рамки мешаются в одну кучу, и это довольно горько. То есть, с одной стороны, то, что все это удалось запустить — конечно, подвиг. Но с другой, так не надо запускать.

Потому что, знаете, архитекторы, когда проектируют, вообще-то, в состоянии придумать, как в здание провести электричество, где расположить кафе и туалеты, как обеспечить доступ для инвалидов. И даже как сделать нормальный вход с системой безопасности. А если их гнать потом взашей, тогда придется самим это придумывать. Только получится очень плохо.

У архитекторов, вообще-то, есть две функции. Одна — придумать, как строить. Это всем понятно, и из-за того, что понятно, в тот момент, когда архитектор нарисует картинку, его сразу же гонят взашей. А то чего он путается под ногами? Что мы — сами не знаем, как розетки расставить?

Но есть еще и вторая функция. Архитектурный проект представляет собой контракт, только не в текстовой, а в графической форме. И если заказчики, строители, власти подписались под этим контрактом, то они потом его соблюдают, а если нет, то наступают санкции. Архитектура — процесс, в котором участвует много разных людей, все хотят разного, и очень важно, чтобы был отдельный, формальный, независимый от каждой из сторон контракт. Именно поэтому в других странах архитекторов холят и лелеют, зовут на открытие и называют их имена. Они как юристы — обеспечивают качество исполнения замысла. Но мы не так живем.

Нам не очень нужны юристы. У нас люди большой общей одаренности, но без профессиональной подготовки (как вот Константин Львович) — на ходу, не отдавая в себе в этом отчета, решают проблемы. У нас есть грандиозность замысла, а потом — халтура исполнителя, который чего там, без проекта, на одной смекалке, быстрей, скорей, но — сделает! И оно работает. Олимпийский парк выглядит как космодром — и работает как космодром, только это не мирный космодром, а какой-то прифронтовой. Мы вошли в XXI век, но как-то по-военному.

И совершенно зря те, кого принято называть врагами Олимпиады, думают, будто все это так дорого стоит только потому, что все воруют. Воровать в прифронтовом бардаке, конечно, легче, чем на стройке с правильно устроенными юридическими процедурами. Но не в этом дело. Просто подвиг — дорогая вещь. Дороже, чем обычное действие. Военная техника стоит в пять-десять раз дороже мирной. И тут примерно такая же картина.

А фронт живет до победы. Поэтому планы по использованию Олимпийского парка после Игр-2014 не стоит переоценивать. Там все сделано очень на живую нитку, для одноразового использования. Чтобы использовать стадион «Фишт» для Чемпионата мира по футболу, его придется опять перестроить, что, вероятно, и будет сделано. Остальные стадионы выживут, но только если мы будем руководствоваться логикой «ничто не существует так долго, как все временное». Я бы, правда, хотел, чтобы выжили «Большой» и «Айсберг», но мне не очень понятно, как это возможно.

Только не нужно воспринимать эти слова как доказательство бессмысленности всего сделанного в Олимпийском парке. Сочинское побережье так устроено — там есть горы, долины рек, впадающих в море; и все сочинские курортные места — Мацеста, Кудепста, Хоста — это как раз застроенные долины. И было на побережье лишь одно незастроенное место — Имеретинская низменность, из-за безнадежного болота. Теперь болото осушено, подведены канализация, электричество, выстроены дороги и вокзал. Это, в принципе, хорошо, когда осушают болота и создают инфраструктуру — так работает цивилизация. Мы получили место для нового города на берегу Черного моря, а это, между прочим, 70 процентов инвестиций в Олимпийский парк. Теперь этот город можно построить. Только имело бы смысл позвать архитекторов. И потом исполнять то, что они нарисовали.