Градация видов изоляции Как подследственные предприниматели дожидаются суда

На днях Мосгорсуд отказал следствию в продлении ареста основателя и бывшего владельца агрохолдинга «Разгуляй» Игоря Потапенко. Фигурант дела о хищении у компании более 20 миллиардов рублей был переведен из СИЗО под домашний арест. Защита бизнесмена сослалась на то, что инкриминируемое Потапенко преступление связано с предпринимательской сферой, а значит, по закону, не предусматривает содержания под стражей без веских оснований. Суд с доводами адвокатов согласился.

С одной стороны, это нетривиальный случай, потому что, если уж обвиняемый гражданин посажен под арест, то вытащить его из СИЗО защите удается редко и с большим трудом. Но в то же время весь инструментарий для этого сейчас есть. И последние два года домашний арест стали применять все чаще, считает адвокат Владимир Жеребенков. Когда-то его подзащитной, предпринимателю Вере Трифоновой, не повезло: несмотря на все усилия адвокатов, суд так и не выпустил подследственную из изолятора, и Трифонова скончалась.

«Экономические дела часто политически ангажированы, а ведь смысла держать под стражей человека, который не совершал никаких насильственных действий, нет. Следователи часто криминализируют действия предпринимателей. На самом же деле нарушения в предпринимательской деятельности чаще относятся к гражданско-правовой сфере, и не стоит переводить ее в уголовную», — подчеркивает Жеребенков. Кроме того, часто в отношении бизнесменов применяется метод провокации, а подоплекой является чье-то стремление отжать предприятие или убрать конкурента с рынка.

Сложности терминологии

Изменения в статью 108 Уголовно-процессуального кодекса (УПК), которыми и воспользовались адвокаты Игоря Потапенко, были приняты в апреле 2010 года. Они фактически запрещают брать под стражу лиц, совершивших экономические преступления в ходе своей же предпринимательской деятельности. Арестовывать бизнесменов с тех пор можно только в исключительных случаях.

Правда, Пленуму Верховного суда России пришлось разъяснять судьям изменения в УПК. Суды не знали, как трактовать понятие «предпринимательство», и все равно отказывали в ходатайствах о замене ареста на иную меру пресечения. «Если есть предприниматель, его бизнес зарегистрирован, а целью является извлечение выгоды, и он совершил одно из преступлений, предусмотренных Уголовным кодексом, тогда на него распространяются новые правила избрания меры пресечения», — объяснял председатель Верховного суда РФ (ВС) Вячеслав Лебедев. В том же 2010 году он посоветовал своим коллегам по цеху «понимать правовой смысл» поправок, а не руководствоваться «революционной ненавистью неимущего к богатому».

Но следствие и суды нашли уловку, чтобы обходить либеральную статью УПК. Следователи стали шаблонно заявлять в судах, что действия обвиняемого предпринимателя, сидящего под стражей, не подпадают под понятие «предпринимательская деятельность», а значит, он должен по-прежнему сидеть под арестом.

Однако еще в 2010 году глава Верховного суда РФ предсказывал, что к концу года применение альтернативных мер пресечения значительно вырастет. И, похоже, хоть и не на сто процентов, но Лебедев оказался прав.

Сколько стоит свобода?

В законе давно была прописана возможность выпускать гражданина из-под стражи под залог, но наши суды этим редко пользовались. Однако Дмитрий Медведев, изменяя 108-ю статью УПК, снова призвал к этому, а председатель Верховного суда этот призыв поддержал. Российские суды прислушались к обращению, но, видимо, негласно решили, что и суммы с арестованных бизнесменов надо требовать немаленькие.

Одна из первых таких шокирующих сумм прозвучала в 2008 году в Симоновском суде столицы. Вице-президент ЮКОСа Василий Алексанян, страдающий целым рядом тяжелых и даже смертельных заболеваний, находился под арестом, хотя защита постоянно требовала освободить его. Суд предложил Алексаняну свободу за 50 миллионов рублей. Топ-менеджер ЮКОСа успел пожить на свободе около трех лет. В 2010 году дело в отношении него закрыли, а в 2011-м Алексанян умер.

В 2010 году адвокаты правозащитника Международной общественной организации «Справедливость» Дмитрия Барановского, обвинявшегося в вымогательстве, предложили самый большой на тот момент залог — свыше 100 миллионов рублей.

Эту планку переплюнул в этом году бывший начальник антикоррупционного главка МВД России генерал Денис Сугробов: защита просила освободить его под залог в 103 миллиона рублей. Но Басманный суд столицы не нашел оснований для изменения меры пресечения на более мягкую.

Но и Сугробов не рекордсмен. В августе 2014 года Фрунзенский районный суд Владивостока по ходатайству следствия изменил меру пресечения главе ООО «Первая игровая компания Востока» Олегу Дроздову — участнику многомиллионной сделки по инвестициям в игорную зону «Приморье». Суд решил выпустить его из-под стражи за залог в сумме 269 миллионов рублей. На сегодняшний день это самая большая сумма залога, избранная судом в отношении предпринимателя. Только Дроздов не смог внести деньги и так и остался под арестом. Кстати, защита Дроздова расценила такой размах судьи как способ продлить меру пресечения в виде содержания под стражей — и очень часто адвокаты именно так комментируют «расценки» судов за отмену ареста.

Дома под замком

Домашний арест — еще одна мера ограничения подследственного. Такие альтернативы активно применяются за рубежом. Кстати, в России домашний арест как мера пресечения использовался еще с 1864 года, а также был включен в УПК РСФСР 1923 года. Но эта мера была исключена из уголовно-процессуального законодательства страны в 1960 году и возвращена только в 2002 году.

Постепенно домашних арестантов у нас стало больше. Еще в 2012 году, скажем, число помещенных под домашний арест не превышало 500 человек, а в 2013 году, по статистике Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН), под домашним арестом находились почти шесть тысяч граждан.

Нельзя сказать, что сейчас эта мера применима только к избранным. Конечно, на слуху пример с фигуранткой дела «Оборонсервиса» Евгенией Васильевой, но только лишь потому, что госпожа Васильева публично и довольно эпатажно соблюдает эту меру: ходит в театры, бутики и на выставки. Можно вспомнить историю со стрелявшей в метро студенткой Лотковой, осужденной впоследствии за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью на три года колонии. Она дожидалась приговора, находясь дома, причем Лоткова выходила из квартиры, как и Васильева, только не в бутики, а в библиотеки и в свой родной вуз, продолжая занятия. «Болотный» оппозиционер Сергей Удальцов в ходе следствия тоже пробыл больше года в своей квартире. Правда, студентка и оппозиционер — уже статистическая погрешность, все же они не предприниматели.

Обвиняемый, посаженный под домашний арест, не может покидать место своего проживания, а еще ограничен в общении. С прошлого года на подследственных, сидящих дома, стали надевать электронные браслеты. Для нас это пока новшество, а в Европе и США эти технические средства контроля используются давно, по всему миру таких браслетов надето более двухсот тысяч. Кстати, в Великобритании домашние арестанты обязаны не только носить на теле специальные GPS-устройства, но и звонить в компанию, установившую этот датчик, пять раз в день. Ну а у нас такой браслет просто надевается на ногу. В итоге отпала необходимость выставления караула у квартиры подозреваемого. «Это очень удобно для всех, хотя бывают и казусы, — рассказывает Владимир Жеребенков. — Недавно у меня был случай: у моего клиента в квартире местами пропадала связь, и когда он ходил из комнаты в комнату, браслет то работал, то нет. В итоге к нему дважды посреди ночи приезжали сотрудники ФСИН, контролирующие передвижение таких арестантов. Думали, что он куда-то сбежал».

Благодаря более активному применению домашнего ареста в качестве меры пресечения удастся разгрузить переполненные сегодня следственные изоляторы приблизительно на треть. Да и бюджет это экономит: ведь содержание одного человека в СИЗО обходится в сумму около 10 тысяч рублей в месяц. «В любом случае, человеку лучше находиться в семье, чем в тюремных стенах. К тому же, — замечает Жеребенков, — такая мягкая мера пресечения оказывает психологический эффект на судей: гораздо большая вероятность, что и приговор будет помягче. Когда в суд привозят человека из СИЗО, судья настраивается совсем на другую волну. Тут еще и работает корпоративность интересов и учитывается интерес государства: раз гражданина держат под стражей, рассуждает суд, то он действительно опасен для общества, значит, и приговор нужно выносить строгий».

Однако все же домашний арест чаще применяется к чиновникам, госслужащим или представителям крупного бизнеса. А мелкие и средние предприниматели гораздо чаще оказываются в СИЗО. Есть предположения, что в этом суд действует бессознательно, и это наследие советского времени. «Это подсознательно, видимо. Представитель власти — свой, родной, ну а мелкие бизнесмены — это чуждый элемент, — считает адвокат Елена Лысенко. — В итоге первые сидят под домашним арестом и получают, чаще, условные сроки, а вторые ждут приговора под стражей и получают сроки вполне реальные». Елена Лысенко приводит в пример Илью Фарбера, директора дома культуры тверской деревни, который за злоупотребления и взятку в 300 тысяч рублей получил 8 лет колонии строгого режима. В противовес такому решению суда стоит вспомнить приговор бывшему зампрефекта Северо-Восточного административного округа Москвы: за хищение 376 миллионов рублей Иосиф Рейханов отделался условным сроком.

Выживет ли «медведевская» статья

Адвокаты отмечают, что правоприменительная практика по экономическим статьям негативная и даже называют ситуацию «бизнесом на арестах», когда в отношении бизнесменов часто идут подковерные игры: мол, заплатите, тогда выпустим из изолятора. Поэтому следователи и дальше будут стремиться сажать предпринимателей под стражу. Поправки Медведева были попыткой хотя бы частичной блокады коррупции в этом вопросе, способом избежать рейдерских захватов бизнеса. Но это не всегда получается. «Мы все знаем достаточно таких примеров: сначала сажают в зиндан по наводке конкурента, а потом выпускают оттуда за бабки», — так говорил и сам Дмитрий Медведев. Но достичь идеальной работы либеральных поправок в УПК пока не всегда получается.

«Я думаю, новую редакцию 108-й статьи УПК могут и отменить, — предполагает Елена Лысенко. — Это при Медведеве предпринимались попытки сделать послабления для бизнеса, а сейчас, мне кажется, вовсю применяются жесткие санкции». Кстати, покушения на отмену либеральной «медведевской» статьи уже предпринимались. В 2011 году в Конституционный суд РФ (КС) пожаловался гражданин Гюльоглан Ибрагимов, арестованный по обвинению в мошенничестве. Ибрагимов возмущался, что новая 108-я статья нарушает равенство прав россиян, и теперь предприниматели имеют преференции и могут избежать заключения под стражу. Но КС рассматривать жалобу отказался, заявив, что решать, относится ли конкретное преступление к сфере бизнеса или нет, не в его компетенции.

А вот Владимир Жеребенков считает, что «медведевскую» статью вряд ли отменят: экономика страны пока неустоявшаяся, постоянно развивается что-то новое, а в такой зыбкой ситуации «многие экономические риски воспринимаются как нарушение закона». Защита предпринимателей от необоснованных арестов будет нужна еще долгое время.