4 и 5 октября в подмосковном селе Ивановское, что под Черноголовкой, прошел военно-исторический фестиваль «Прорыв». Были реконструированы два эпизода — Варшавско-Ивангородская операция и «марнское такси». Фестиваль завершил мероприятия, посвященные столетию начала Первой мировой.
Между собой они называют ее «Первухой». И в этой фамильярности, разумеется, нет ничего уничижительного по отношению к той войне, которая в нормативном русском долго называлась «империалистической». А потом и вовсе «забытой». «Первуха» она как раз для тех, кто знает и помнит. И кто не жалеет ни времени, ни сил, чтобы о ней что-то знали и помнили другие.
«Воспоминание действием» — вот формула фестиваля. И таких действий на этот раз было четыре. Реконструкция одного из эпизодов Варшавско-Ивангородской операции, проходившей на Восточном фронте в октябре 1914 года, показ мод начала прошлого века, конные выступления и, наконец, вторая реконструкция — Западный фронт, битва на Марне, та самая, в ходе которой генерал Жозеф Гальени придумал перебросить из Парижа к линии фронта во фланг врагу 6000 своих солдат на такси. На красных «Рено AG»: они потом так и стали называться — «марнское такси».
Сегодня это даже во Франции очень редкий автомобиль. Так что на поле в Ивановском «Рено» заменили антикварными «Фордами» модели Т, знаменитой «Жестянкой Лиззи», как ее называют в Америке, самой массовой автомашине ХХ века. Но это была единственная и вполне оправданная вольность. В остальном участники реконструкции строго придерживались исторический правды. Особенно в том, что касается мундиров и снаряжения.
«Я сейчас — флигель-адъютант, одетый по форме гвардейского флотского экипажа, — с гордостью говорит Андрей Малов-Гра, главный ведущий фестиваля и военный комиссар Центра исторической реконструкции «Гарнизон-А». — Эта форма совмещает разные элементы. С одной стороны, бушлат, как у моряков, смотрите, какие элегантные застежки с золотыми львиными головами и цепью. С другой, гимнастерка и галифе, потому что гвардейский флотский был пехотной частью и воевал на сухопутье».
Фото: Павел Рыбкин
Вместе с Военно-техническим музеем Черноголовки «Гарнизон-А» выступил главным организатором фестиваля. Поддержало их и Российское военно-историческое общество. Андрей Семенов, его главный специалист по поисковой и реконструкторской работе, рассказал о том, каким был юбилейный год в целом.
— Год открылся осенью 2013-го, точно таким же фестивалем «Прорыв». Им же закрывается. Зимой здесь проводились мероприятия памяти 209-го пехотного Богородского полка, названный так в честь города Богородск, нынешний Ногинск, это как раз здесь неподалеку. Так вот, полк почти целиком погиб, попав в окружение у Мазурских болот в Восточной Пруссии. Большой фестиваль был проведен на Гумбинненском поле в Калинградской области, единственном месте на территорий нынешней России, где проходили сражения Первой мировой. Серьезные поисковые работы велись в Прибалтике. В одной только Латвии найдены останки 167 бойцов. И вот сегодня, на том же поле в Ивановском, мы завершаем год столетия двумя реконструкциями.
Поле битвы подготовили на совесть. Вырыли окопы. Расставили орудия. Артиллеристы уже с утра репетировали стрельбу — по взмаху шашки. Вынесли макет сбитого немецкого аэроплана. Разложили дымовые шашки, взрывпакеты, тряпичные куклы убитых солдат, начиненные взрывчаткой.
— Это работа нашего лучшего пиротехника, Алексея Грушевского, — пояснил Андрей Селезнев. — Они потом очень красиво взрываются и взлетают в небо.
И действительно, когда реконструкция началась и из леса в сторону немецких траншей двинулась русская пехота, то загрохотало повсюду. Уши закладывало, глаза щипало от сажи, на голову сыпалась взметенная взрывами земля. Первую атаку немцы отбили, но потом наша славная конница окружила их позиции, и вскоре уже слышалось победное «Ура!» и в воздух летели фуражки.
Андрей Геннадьевич Малов-Гра подробно комментировал происходящее в микрофон. Но еще до начала представления он сформулировал суть Варшавско-Ивангородской операции предельно емко и сжато. Русская армия тогда впервые наступала во взаимодействии сразу двух фронтов. И это дало результаты. «Мы наваляли немцам!»
Наваляли!
Между двух реконструкций прошел показ мод: барышни приезжали на поле в сверкающих лаком «Фордах» и дефилировали под ручку с кавалерами в мундирах по той самой сцене, где только что работала пулеметная точка. Затем началось конное шоу. Прыжки через горящие препятствия. Стрельба из винтовки на скаку — по воздушным шарикам, привязанным к стойкам. Рубили шашками пластиковые бутылки с водой. И прутики лозы, по толщине равные человеческим пальцам и ключицам (это самые уязвимые места кавалеристов).
В перерывах и публика, и участники отправлялись поесть каши, попить чаю с пирожками на полевой кухне. Немцы в своем лагере — те даже свиную рульку зажарили, нацепив ее на штык-нож. И, натурально, запивали мясо пивом, пряча от камер пластиковые стаканы, потому что пластик — «не в антураже». Журил бойцов их вожак, звезда множества реконструкций, историк Борис Бурба. Из стана немецких воинов доносилась крепкая русская речь. У русских же вполне литературным языком обсуждали предстоящие потери.
— Итак, сегодня у нас умрет Иван Яковлевич.
— И как я умру?
— Ну, просто упадете...
— А Серега?
— А Серегу не надо.
Реконструкция — тот же театр: сначала падаешь замертво, заранее зная, где и когда, а потом встаешь и идешь к полевой кухне. Поэтому лица у всех были радостные: на войну как на праздник! Напротив, гражданские амплуа многих скорее смущали. Скажем, перед германской палаткой сидели три разряженные по моде 1910-х годов барышни из питерского клуба реконструкции «Экипаж», как раз те, что участвовали в показе. Одна курила сигарету в длинном мундштуке. Другая жевала пирожок. Третья мрачно рассматривала через вуаль мягконабивных крыс, привязанных за хвосты к стойке забора, прямо поверх колючей проволоки из каких-то длинных черных шнурков с узелками (все правильно: во время Первой мировой крысы шныряли на позициях повсюду, охотясь за мертвечиной). Когда я попросил позволить мне сделать их фото, дамы занервничали.
— Мы в первый раз выступаем в гражданском. Обычно-то в поле воюем! Или вот каждый год, в июне, нас расстреливают в Брестской крепости. Как жен комсостава. А тут на тебе: вместо расстрела — дефиле. Непривычно...
В штыки!
Варшавско-Ивангородская операция гремела около получаса. Сражение же на Марне заняло минут десять — пятнадцать от силы: видимо, все уже устали к пяти вечера. Со стороны леса показались четыре «Форда». Они привезли французов, чья синяя форма была особенно прекрасна на фоне пожелтелой осенней листвы. И они были обречены. Хотя настоящая битва на Марне кончилась в целом благоприятно для союзников, в эпизоде, разыгранном здесь, на поле в Ивановском, горстка выскочивших из такси солдат продержалась совсем недолго под огнем немецких ружей.
На финальное построения собрались все: и русские, и немцы с австрияками, и французы. Прозвучали торжественные залпы. И им в ответ дали по несколько очередей из своих игрушечных автоматов дети, уже успевшие забраться на музейный броневик. На борту броневика отчетливо белела надпись: «За Веру, Царя и Отечество!» Последняя часть этой триады определенно стоит того, чтобы за нее сражаться. Как и сто лет назад. Как и всегда.
Фото: Павел Рыбкин