В Сирии уже более трех лет идет война. Конфликт, начавшийся как очередной эпизод «арабской весны», вскоре приобрел черты межконфессионального противостояния. Ситуация усугубляется тем, что воевать против правительственных сил в Сирию съехались джихадисты со всего света. Гул близких сражений стал привычным для сирийцев, не бежавших от войны в соседние страны. О том, как сегодня живут сирийские города, читайте в специальном репортаже этнографа, путешественника и журналиста Александра Рыбина.
Россияне, постоянно живущие в Сирии, и сами сирийцы рассказывают, что самым тяжелым периодом продолжающейся войны были зима 2012-2013-го и 2013 год. В 2014-м правительственным силам удалось переломить ситуацию в свою пользу. Осажденный Алеппо деблокировали, и туда теперь стабильно поставляются продовольствие и товары первой необходимости. Очищены от боевиков территории, граничащие с Ливаном. Освобождены Хомс и отдельные пригороды Дамаска, долгое время контролировавшиеся антиправительственными группировками.
На этом фоне спорным выглядит решение США и их союзников о бомбардировках территории Сирии. Авиация коалиции наносит удары по областям на севере страны, где закрепилось «Исламское государство». Но при этом уничтожаются объекты инфраструктуры, от которой зависят и мирные жители, а техника и живая сила исламистов страдают не сильно. Между тем из-за того, что коалиция контролирует воздушное пространство на севере страны, Дамаск не может использовать там свою авиацию. Более того, как заявил в конце октября министр иностранных дел Сирии Валид Муаллем, американские ВВС атакуют и позиции правительственной армии.
В сирийских городах по-прежнему больше всего боятся прямого вторжения США и их союзников. Это высказывается даже во время неторопливых разговоров за чашечкой кофе. За четыре года люди привыкли к войне. А жизнь идет своим чередом, соседствуя с войной, даже порой забывая о ней начисто. Много и долго разговаривать о войне некогда — надо заниматься обязательными ежедневными делами. Сирийцы продолжают жить, хотя из-за границы их страна видится сплошным кровавым месивом, пепелищем, постоянно взрывающимся и хаотично стреляющим в разные стороны.
Стена мечети в Дамаске, изрешеченная пулями и осколками снарядов
Фото: Bassam Khabieh / Reuters
В Дамаске все спокойно
Главное увлечение столичных малышей этой осенью — тын-дыч. Тын-дыч — старинная арабская игрушка. Два шарика, в каждом по сквозному отверстию. Через отверстия пропущен длинный шнурок. В средней части шнурка крепится кольцо. Кольцо надевается на палец. Дети раскачивают шарики так, чтобы они ритмично бились друг об друга. Тын-дыч на фоне технологически сложных работающих от электричества игрушек оказался невостребованным, забылся. Однако сейчас он снова в моде.
В Дамаске, как и по всей стране, проблемы с электричеством. Свет отключают. Когда на три, а когда и на двенадцать часов в сутки. До половины нынешнего населения столицы — это беженцы из разных районов страны, люди, бросившие все свое имущество на оккупированных антиправительственными группами территориях или в зоне боевых действий. Тын-дыч — примета именно детей-беженцев. В гостиницах, в стихийных лагерях целыми днями слышен характерный стук старинной, получившей из-за войны новую жизнь игрушки.
В Дамаске сотни военных постов. Административные и военные объекты на дальних подступах огорожены бетонными, преграждающими проход и проезд блоками. Чтобы попасть внутрь охраняемого периметра, надо пройти досмотр, предъявить документы. Милитаризация столицы дала положительные результаты: уже много месяцев подряд на улицах не взрываются заминированные автомобили и террористы-смертники.
Рынок Хамадия в Дамаске
Фото: Александр Рыбин
До лета 2014-го из пригорода Джобар Дамаск регулярно обстреливали из минометов. По одной или несколько мин за раз выпускали по центральным, самым оживленным улицам и площадям. В августе военные начали масштабную операцию по зачистке Джобара. По пригороду ежедневно работает артиллерия и авиация. Антиправительственных боевиков оттеснили от столицы в южный и восточный районы Джобара, окружили. Обстрелы теперь редкость. Но гул боев и черный дым из пригородов остаются привычным фоном жизни в Дамаске.
По утрам и вечерам на улицах полно молодежи. Студентам-беженцам предоставили возможность продолжать обучение в дамасских университетах. На своих сверстников-иностранцев они реагируют очень живо — первым делом спрашивают: «Чем вам помочь?». Про войну, если специально не спрашивать, говорить не будут.
В караван-сарае Асад-паши в «Старом городе» (построен в XVIII веке по приказу турецкого наместника, считается примером классической османской архитектуры) на самодельной сцене репетирует «Сто лет одиночества» Габриеля Маркеса молодежный театр. Модные юноши и девушки. «На прошлой неделе читали Антона Чехова», — сообщает нам режиссер, девушка с тонким шарфиком вокруг шеи и в кофте, оголяющей плечо. На втором этаже караван-сарая в сумрачных нишах и углах сидят парочки. Нарочито недовольно оглядываются на проходящих мимо — тут уже не имеет значение: гость-иностранец ты или местный. Фотографировать на улицах — значит вызвать моментальную реакцию военных. Последуют расспросы, снимок, скорее всего, заставят удалить. В караван-сарае Асад-паши и соседнем дворце Азема, где продолжает работать этнографический музей, с этим никаких проблем. Пожалуйста — и селфи, и целые фотосессии. Во дворец молодежь и взрослые заходят, именно чтобы сфотографироваться на живописном фоне.
Вечером на пешеходной улице Салия, как в мирное время, работают магазины модной одежды, дорогие рестораны, дешевые кафе, полно прогуливающихся. Ни военных постов, ни патрулей — кусочек довоенного, привлекавшего ежедневно тысячи туристов Дамаска.
Во дворце Азема (Дамаск)
Фото: Александр Рыбин
Вотчина алавитов
Административный центр самой спокойной области Сирии. Местный житель Калиль сказал нам: «Здесь вы не в Сирии. Где угодно, но не в современной Сирии». В Латакии, впрочем, как и в столице, полно беженцев. Особенно много — из Алеппо (из города и провинции). В мирное время от Латакии до Алеппо можно было доехать на машине за 2-3 часа. Дорога шла через область Идлиб. В Идлибе боевые действия не прекращаются с 2011 года.
Латакия — город алавитский. Последователи ислама, алавиты однако не принуждают своих женщин носить закрытые длинные одежды — как сунниты. Очень светлокожие, по-европейски одетые (встречались мужчины в шортах, девушки в мини-юбках или обтягивающих брюках) горожане сегодня в частных беседах недовольно констатируют: «Этих у нас не было раньше», — и указывают на женщин-беженок, укутанных в глухие черные наряды. На беженцев же списывают и рост преступности: особенно увеличилось число краж. «У нас город не слишком большой. В своих районах друг друга знаем. Приезжают беженцы — что от них ждать? Кто они были у себя в городе или селе? Особенно женщины с закрытыми лицами. Может под одеждой вор или террорист?» — делится со мной своими тревогами латакиец Муфид. И в самой среде беженцев велико недоверие друг другу. Процветает доносительство. Именно беженцы чаще других, по словам жителей Латакии, «стучат» на соседей и знакомых в «мухабарат» (госбезопасность) и полицию.
Стандартный досуг местной молодежи и взрослых мужчин — кальянные. Парочки и компании солидных мужчин заполняют кальянные с обеда, и к вечеру найти свободное место проблематично. В каждом заведении в центре города — обязательно Wi-Fi. То, что в Сирии закрыт доступ к сети Facebook — миф. За время войны подобный запрет ни разу не вводился. Местная молодежь активно пользуется соцсетью. И когда ты просишь оставить нового знакомого свои координаты, он сообщает номер мобильного и адрес в Facebook.
Православный храм в Латакии
Фото: Александр Рыбин
В одной из кальянных с видом на морской порт — высокие штабеля из контейнеров, портовые краны, железный лязг работы — я встретился с местным писателем Абдуллой Ахмедом. Пишет он под псевдонимом Freedom Ezabel. До войны успел отсидеть в тюрьме за свою литературную деятельность. Для его текстов характерны эротика и неприятие религии. «Знаешь отчего эта война? — спрашивает меня Абдулла и сам же отвечает: Я писал, что Сирии нужна сексуальная революция. Что надо пересмотреть отношение нашего общества к женщине, к ее месту в обществе. Если бы наши женщины были достаточно эмансипированы, то они не допустили бы этой войны». Ругается, когда мимо проходят замотанные с ног до головы в черное суннитки.
В Латакии богатая и влиятельна православная община. За последние три года на свои средства она частично отстроила монастырь в 20 километрах от города. Стройка продолжается. В монастыре пока служат двое монахов. Церковь в современном, в духе конструктивизма, архитектурном стиле. Традиционная планировка православного храма совмещена с новейшими материалами и технологиями. Стена, где располагается вход, и две боковые стены полностью выполнены из стекла. Задняя стена и алтарь — из камня. Иконы — греческие, русские и арабские. Деревянные скамьи со спинками, на которых вырезаны двуглавые орлы. Настоятель — отец Михаил — по вечерам с прихожанками занимается плетением украшенных бисером сувениров. Стрекотание ночных насекомых, запах мандариновой рощи. Отец Михаил худощав, голос у него тихий. Самое большое чудо, говорит он, то, что среди войны по-прежнему есть возможность молиться Богу. И с улыбкой резюмирует: «Значит жизнь продолжается».
«Подлая граница»
В 2013-м правительство Сирии при посредничестве России договорилось с ООН об уничтожении своих арсеналов химического оружия. Наличие оружия массового поражения у Дамаска было одной из причин, по которой США и их союзники готовились нанести авиаудары по базам и позициям сирийской армии. С января 2014 года контейнеры с токсичными химикатами вывозились из порта Латакии под охраной российских и китайских военных кораблей в международные воды, где их уничтожали на специализированном судне.
21 марта, когда операция по вывозу химоружия еще продолжалась, на армянский городок Касаб (население полторы тысячи человек) с турецкой территории напали отряды боевиков-исламистов. Касаб расположен на границе — она начинается в прямом смысле «сразу за околицей». Отсюда до Латакии по автотрассе 49 километров. Сирийские власти уверены, что исламисты пытались прорваться в порт к химическому оружию. Армия оперативно отреагировала и зажала боевиков в городе и окрестных деревнях. Армянское население эвакуировали.
Часть эвакуированных армян через Турцию и Грузию уехала в Россию (об этом мне рассказывал офицер ФСБ, служащий на российско-грузинской границе). Как утверждают сирийские военнослужащие, в боевых действиях на стороне исламистов принимали участие турецкие военные. Турецкие вертолеты обстреливали позиции сирийцев. Раненых исламистов вывозили на турецкую территорию. В июне, когда закончилась операция по вывозу химического оружия, антиправительственные отряды отступили из Касаба. Правда, закрепились в горах северо-восточнее, в 10 километрах от города и держатся там до сих пор.
Централизованное водоснабжение и электричество в Касабе до сих пор не восстановлены. Дома на окраинах разрушены до фундамента. Здания в центре тоже не в лучшем виде — на их стенах следы осколков и пуль, некоторые пострадали от пожаров. Асфальт и тротуары покорежены гусеницами бронетехники. Октябрь — пора цветения жасмина. На улицах густой жасминовый аромат. Вокруг города горы изрыты окопами, сгоревшие или перебитые армейским железом деревья. Горожане не решаются возвращаться сюда. Приезжают в светлое время суток, чтобы заниматься ремонтом. Самые отчаянные — старики. Они продолжают здесь жить — медленно латают поврежденные жилища. Продукты им привозят родственники.
В мирное время Касаб считался одним из красивейших мест Сирии. Великолепные сады, густые хвойные леса, крутые горы, лежащие словно складки на платье. До пляжей Средиземного моря 15 километров. Завидное место жительства. Латакийская элита покупала себе дачи в окрестностях Касаба.
Сегодня Касаб считается самым беспокойным местом в провинции. Ведь «прямо за околицей» турецкая граница, которую местные жители называют подлой, коварной и предательской.