На Западе не утихают дискуссии о целях, которые Москва преследует на Украине. Журналисты американских и европейских СМИ охотно рассуждают о геополитическом экспансионизме России и проводят всевозможные исторические параллели. Колумнист издания The National Interest Пол Пиллар призвал коллег более трезво оценивать происходящее и не уподобляться политикам прошлого, которые, пытаясь противодействовать воображаемой русской экспансии, взрастили в итоге монстра исламизма. «Лента.ру» предлагает перевод его статьи.
Российские шаги на Украине в течение прошедшего года вызвали к жизни дискурс, основанный на утверждениях о необходимости остановить агрессивный российский экспансионизм. Хиллари Клинтон даже провела привычную аналогию с экспансионизмом нацистской Германии, уподобив некоторые действия России немецкой политике 1930-х годов. Сторонники этой концепции, упоминают они нацизм или нет, обычно подразумевают, что, если не предпринять жесткие меры, чтобы остановить российский экспансионизм на Украине, угроза будет только нарастать.
В основе этих рассуждений лежат предположения о том, что Россия имеет гораздо более серьезные намерения, чем кажется. Если Владимир Путин и его советники по украинскому вопросу рассматривают свои действия как шаги в рамках более широкой экспансионистской стратегии, тогда, возможно, концепция контрмер обоснована. Но если Россия на самом деле преследует ограниченные цели, касающиеся в основном Украины, то эта концепция может принести больше вреда, чем пользы.
Если уж речь зашла об исторических аналогиях, то можно провести еще одну, которая, возможно, окажется поучительной. Речь идет об эпизоде, связанным с применением силы Россией (или Советским Союзом) на своей периферии. Этот эпизод куда более подходит к текущей ситуации, чем предвоенные нацистские политические маневры, но с того момента уже прошло достаточно времени, чтобы его можно было рассмотреть в исторической перспективе и оценить последствия. Речь идет о советской вооруженной интервенции в Афганистане — в декабре этого года исполняется 35 лет с ее начала.
Афганистан, 1989 год
Фото: А. Соломонов / РИА Новости
Как только советские войска вошли в Афганистан, для политиков из администрации Джимми Картера ключевым вопросом стал следующий: с какой целью Советы затеяли эту операцию. Госсекретарь Сайрус Вэнс позже в мемуарах вспоминал, что рассматривались две гипотезы. Согласно одной, Москва в основном руководствовалась тактическими интересами, и за исключением собственно положения в Афганистане, ее беспокоили возможные волнения среди мусульман в центральноазиатских республиках СССР. Согласно другой точке зрения, Советы решили: их отношения с США уже настолько испортились, что нужно не только воспользоваться возможностью покончить с афганской проблемой, но и усилить свои стратегические позиции в Южной и Юго-Восточной Азии, еще на шаг ближе подойдя к портам в теплых морях — традиционной цели российских стратегов.
От того, какую гипотезу считать наиболее правдоподобной, зависел выбор ответных мер. Если таковой признать второе предположение, то адекватной реакцией на советскую экспансионистскую стратегию стало бы максимальное замедление продвижения советских войск, что достигалось при помощи дальнейшей дестабилизации Афганистана, в частности, путем оказания помощи повстанцам-моджахедам. Но если эта теория все-таки ошибочна, то, раздувая огонь мятежа, американцы лишь вынудили бы Советскую армию продлить пребывание на афганской земле, забили бы дополнительные гвозди в гроб «разрядки» и, возможно, побудили бы Советы предпринять шаги, которые бы превратили потенциальную советскую угрозу Пакистану в реальность.
Основой внешней политики Картера в итоге стала экспансионистская гипотеза. Те, кто определял тогда американскую линию, даже не потрудились проанализировать мотивы Москвы. Збигнев Бжезинский, в те годы помощник президента по национальной безопасности, чьи умозаключения определяли курс администрации в отношении СССР, даже не считал такой анализ необходимым. Он позже писал, что «вопрос состоял не в том, каковы могли быть личные мотивы Брежнева при вводе войск в Афганистан, но в том, каковы были объективные последствия советского военного присутствия в непосредственной близости от Персидского залива». В результате США ответили СССР объемным набором санкций, отказом от участия в Олимпиаде-80 в Москве, провозглашением воинственной «доктрины Картера» о готовности применить силу в районе Персидского залива и, самое важное, наращиванием материальной помощи афганским повстанцам.
Солдаты в окопах сторожевого поста советских войск в Афганистане охраняют аэропорт Кабул
Фото: А. Соломонов / РИА Новости
Несмотря на значительные различия между тогдашней ситуацией и той, что сложилась сегодня на Украине, из афганской истории можно извлечь некоторые полезные уроки. Один из них состоит в том, что важно тщательно анализировать цели, которые ставит перед собой Россия, а не принимать за основу своей политики наихудшее из возможных предположений. Другой урок состоит в том, что нужно быть скромнее и осознавать, что этот анализ может оказаться неточным. Размышления и допущения администрации Картера в этом отношении вполне могли быть ошибочными. Сейчас, по прошествии времени, можно с определенной степенью уверенности утверждать, что советская интервенция в Афганистане не преследовала стратегических целей и что Советы не планировали подобраться к нефтяным месторождениям и морским коммуникациям. Москва лишь пыталась парировать непосредственные угрозы: свержение коммунистического правительства в стране, граничащей с СССР, что могло спровоцировать волнения среди населения центральноазиатских республик в самом Советском Союзе.
И еще один важный вывод: особенности внутренней политики США вполне могут подтолкнуть лиц, принимающих решения, к ошибочным шагам. Картер был вынужден демонстрировать жесткость в диалоге с СССР. Когда он вскоре после интервенции заявил в телеинтервью, что советское вторжение стало для него хорошим уроком, демонстрирующим истинные цели Москвы, оппоненты не упустили случая интерпретировать это высказывание как признак его наивности. Параллельно тема слабости Картера как политика обыгрывалась на фоне политического кризиса, вызванного захватом американского посольства в Тегеране, произошедшего всего за несколько недель до советской интервенции. В данном случае прослеживается явная параллель с действиями политических оппонентов Барака Обамы, постоянно твердящих, что президент якобы слишком вяло и недостаточно напористо ведет себя в отношении противников США; внутриполитические резоны в такой ситуации могут вынудить Обаму сделать ошибочные шаги во внешней политике.
Наконец, необходимо в полной мере учитывать последствия, в том числе долговременные и косвенные, к которым могут привести меры, предпринимаемые Соединенными Штатами в ответ на действия России. Сложно подвести окончательный баланс по итогам помощи США афганским повстанцам, но очевидно, что основным негативным результатом стало нарастание влияния различных групп, исповедующих воинствующий исламизм. В течение последних 35 лет они доставили США больше проблем в Афганистане и в других странах, чем русские. Некоторые из тех, кто сейчас ведет войну против американцев в Афганистане — наследники моджахедов, получавших американскую помощь в 1980 году. Память о партизанской войне против советских войск до сих пор оказывает влияние на процессы в регионе, вдохновляя международный исламский терроризм.
Никто не может заявить, что точно знает, какими мотивами руководствуется сегодня Россия в отношении Украины. Возможно, даже Владимир Путин не вполне уверен в том, какие цели будет ставить в дальнейшем, и в значительной степени его политика определяется реакцией на действия украинского правительства и Запада. Однако, применяя к текущей ситуации рамки дилеммы, с которой столкнулась администрация Картера в афганском вопросе, можно утверждать, что Россия преследует скорее локальные цели, нежели разворачивает экспансию в геополитическом смысле. Наиболее яркий экспансионистский шаг Путина — аннексию Крыма — можно рассматривать как единичную акцию, учитывая уникальные исторические, демографические и эмоциональные факторы, связанные с полуостровом. В остальном российская политика в основном диктуется реакцией на воображаемую экспансию НАТО в украинском направлении. К сожалению, украинский президент Порошенко, похоже, собирается и дальше действовать в том же русле.