После подавления протестов на Тяньаньмэнь США и ряд европейских стран ввели против КНР санкции. Однако благодаря позиции Дэн Сяопина китайское руководство не только не взяло курс на автаркию, а, напротив, провело реформы, укрепившие экономические связи с Западом. В результате и экономика Китая получила мощный импульс для развития, и санкции вскоре были отменены, поскольку в условиях возросшей взаимозависимости оказались вредными для тех, кто их вводил. Сможет ли Россия извлечь уроки из опыта восточного соседа?
«Замедление равно остановке и даже отступлению. Нужно воспользоваться случаем, а случай сейчас как раз хороший. Единственное, что меня беспокоит, это то, что мы упустим этот случай. Если им не воспользоваться, не успеешь обернуться и он будет упущен, а время вмиг уйдет». Дэн Сяопин, 1992.
В июне 1989-го, реагируя на жесткое подавление антиправительственных выступлений, прокатившихся по всему Китаю, американский президент Джордж Буш принял пакет антикитайских санкций, вскоре утвержденный и расширенный Конгрессом. К санкциям присоединились союзники США. Конкретное содержание санкций отличалось от страны к стране, но в целом они состояли из следующего: замораживание официальных визитов на высоком уровне, свертывание программ государственной помощи, отказ от экспортных кредитов и страхования инвестиций, запрет на продажу военной техники и полицейского оборудования, а также ядерных технологий. США и их западные союзники также оказали давление на МБРР и МВФ с тем, чтобы они сократили или прекратили финансирование программ в Китае.
Санкции не сильно сказались на экономическом сотрудничестве Китая и Запада. Торговый оборот с США продолжал расти. Хотя в 1990 году процесс несколько замедлился, в основном за счет американского экспорта, что привело к увеличению торгового дефицита США. Расширялись и американские инвестиции. Примерно та же тенденция наблюдалась и в отношениях Китая с государствами Европы.
Основное влияние беспорядков и последовавших за ними санкций на китайскую политику и экономику заключалось в другом. Руководство КНР приняло решения, устранившие основные причины протестных настроений, обеспечившие дальнейший экономический рост и, в конечном счете, вынудившие Запад снять большую часть ограничений.
Политические лозунги протестовавших в 1989-м студентов и интеллигентов сводились к требованию демократизации общества. Однако широкая поддержка протеста простыми китайцами была вызвана, скорее, иными причинами: ростом цен, социальным неравенством, коррупцией в правящем аппарате. Проблем хватало и в сельском хозяйстве в государственном секторе экономики. Поскольку призывы к демократизации воспринимались правящей элитой как стремление нетерпеливой молодежи вернуться к хаосу «культурной революции», было решено укрепить политический режим, но одновременно активно взяться за социально-экономические проблемы. На первом этапе были приняты жесткие антиинфляционные меры: с 18 процентов в 1989-м инфляция снизилась до трех процентов в 1990-м и 1991 годах. Для этого пришлось пожертвовать темпами роста, которые в эти годы составляли «всего» 3-4 процента. Приняли меры по контролю над импортом, что создало еще более комфортные условия для роста собственного производства. Усилилась борьба с коррупцией.
Студенческий палаточный лагерь на площади Тяньаньмэнь. 28 мая 1989 года
Фото: Widener / AP
В то же время в первые годы после подавления беспорядков руководители, пришедшие на самый верх на волне «жесткости», опасались проводить дальнейшие реформы, сильнее открывать экономику внешнему миру. Сам лозунг реформ и открытости, определявший направление китайской экономической политики с конца 1970-х годов, практически вышел из употребления. Многие либеральные руководители во главе с генеральным секретарем ЦК КПК Чжао Цзыяном, выступавшие за углубление реформ, лишились своих постов. Подняли голову давние противники рыночной экономики, сторонники классического социализма с классовой борьбой внутри страны и с «мировым империализмом» во внешней политике.
В этой обстановке в начале 1992 года 87-летний китайский лидер Дэн Сяопин, не занимавший уже никаких официальных постов, посетил наиболее продвинутые в смысле экономических реформ южные регионы страны специально, чтобы призвать к продолжению и углублению политики открытости внешнему миру, провозглашенной им в конце 70-х. Это была последняя поездка архитектора китайских реформ по стране, и сделанные им тогда заявления стали своеобразным политическим завещанием.
Почему Дэн решил выступить вне Пекина, скоро выяснилось. Дело в том, что уже собиравшиеся повести страну по иному пути партийные лидеры, поверившие в то, что «старик» отошел от дел и согласится со всеми их планами, первое время пребывали в замешательстве и даже не позволяли публиковать сообщения об этой поездке. Первым сломался новый генеральный секретарь ЦК Цзян Цзэминь, через месяц публично поддержавший Дэна, вероятно, решив, что это будет хорошим способом продемонстрировать преемственность власти. Дальнейший ход событий показал, что Цзян и сам был сторонником углубления реформ, но, видимо, поначалу опасался открыто выражать свои взгляды.
Председатель КНР Цзян Цзэминь
Фото: Reuters
После этого ситуация быстро изменилась: от откровенных ретроградов в руководстве постепенно избавились, а позицию Дэна Сяопина признали официальной. О чем же говорил Дэн? Вкратце его идеи были таковы: власть КПК укреплять, рыночные реформы углублять, Запад заинтересовывать экономически, стараясь получить от него все, что можно. Живой классик поддержал реформаторские идеи и проекты: специальные экономические зоны в Шэньчжэне и Чжухае, создание совместных предприятий, развитие прибрежной зоны, привлечение зарубежных инвестиций и технологий, наращивание экспорта в развитые страны.
Поездка Дэна фактически дала старт новому этапу реформ, осуществленных в 1990-е. Во-первых, были реорганизованы неэффективные госпредприятия — в результате акционирования они превратились в самостоятельные субъекты рынка. При этом в них сохранялась определенная доля государственного участия. С 1993-го по 1996-й количество акционерных предприятий в стране увеличилось с 3800 до 9200. Доля государственных промышленных предприятий в валовом производстве продукции снизилась с 64,9 процента в 1985-м до 34 процентов в 1995-м.
Во-вторых, преобразования коснулись внешней торговли: были снижены таможенные пошлины и тарифы на импорт, расширена практика стимулирования экспорта. Это создало условия для роста внешнеторгового оборота и вступления Китая в ВТО в 2001-м. Реформы валютного регулирования были направлены на формирование единого плавающего курса юаня и обеспечение его конвертируемости по счету текущих операций. Правительство также занялось последовательной девальвацией, что стимулировало рост экспорта.
В-третьих, были осуществлены преобразования, в том числе переход к классической двухуровневой банковской системе, отмена кредитных планов, снижение уровня вмешательства государства в распределение кредитных ресурсов, частичное снижение барьеров для входа на рынок новых банков, некоторое дерегулирование процентных ставок. В 1992-м иностранным банкам разрешили открывать филиалы в семи прибрежных городах (в 1995-м — в 24-х городах), а также торговать акциями типа «В» (акции, номинированные в иностранной валюте, разрешенные для покупки нерезидентами) на фондовых биржах в Шэньчжэне и Шанхае. В 1993-м небанковским финансовым институтам разрешили транзакции в иностранной валюте.
Дэн Сяопин, его дочери и внук во время поездки в Шэньчжэнь. Январь 1992 года
Фото: China News Service / AFP
В-четвертых, была реализована бюджетно-налоговая реформа, способствовавшая четкому разделению сборов на государственные (поступающие в центральный бюджет) и местные. К 1994-му была установлена единая ставка налога на прибыль в размере 33 процентов, косвенное налогообложение приведено в соответствие с мировыми стандартами, введена одинаковая ставка подоходного налога для резидентов и иностранцев, введены налоги на финансовые операции, наследство и страхование. Реформа налогового законодательства также определила более четкие права хозяйствования для иностранных инвесторов.
Эти изменения вызвали бурный рост китайской экономики, уже в 1992 году превысивший 14 процентов и потом долго не опускавшийся ниже 10 процентов. В результате уже не только Китай зависел от Запада, но и Запад во многом зависел от Китая. Большинство санкций быстро отменили, так как в новых условиях они наносили ущерб самому Западу. К тому же политический эффект от них получился прямо противоположный тому, на который рассчитывали. «Влияние Тяньаньмэнь было парадоксальным. Вместо того чтобы положить начало конца авторитаризма в Китае… Тяньаньмэнь привела к укреплению авторитаризма… Во-первых, события заставили руководство КПК осознать необходимость сохранять единство, и этот урок был настолько сильным, что правящая партия смогла осуществить передачу власти от Дэн Сяопина к Цзян Цзэминю, а затем от Цзяна к Ху Цзиньтао…без особых публичных свидетельств борьбы за власть. Во-вторых, режим осознал необходимость улучшить репрессивный аппарат… В-третьих, не прямо, но косвенно Тяньаньмэнь в качестве важнейшей поставил задачу экономического роста как средства сохранения народной поддержки. После осуществленной Дэн Сяопином «поездки на юг» в 1992 году политика реформ и открытости была подтверждена. В результате эта политика обеспечила высокий уровень экономического роста, обеспечивший режиму народную поддержку. Таким образом, мы видим, что через 20 лет режим, очевидно, в большей безопасности, чем накануне Тяньаньмэнь», — писал по этому поводу профессор Колумбийского университета Эндрю Натан.
Чем интересен китайский опыт выживания под санкциями для России? Во-первых, он говорит о том, что конфронтация с Западом неизбежна, если крупное государство проводит независимый курс, не соглашаясь на судьбу сателлита США. Во-вторых, эта конфронтация, лишая руководство страны спокойной жизни, способствует переосмыслению стратегии экономического развития и дает хороший шанс для ее совершенствования. В-третьих, это совершенствование должно сводиться не к усилению автаркии, а, напротив, к более активному подключению к мировой экономике.
Речь идет не о копировании китайских реформ: Россия и КНР слишком разные, чтобы это сработало. Ясно лишь общее направление — нужно стать экономически сильным и независимым именно в системе мировой экономики, а не в отрыве от нее, поскольку такой отрыв привел даже мощный СССР к краху. Кстати, фактор распада СССР стал дополнительным стимулом для Дэн Сяопина, показав, что будет со страной, если, не предприняв решительных мер, пойти на поводу у консерваторов.
А чтобы стать сильным в мировой системе, надо играть по ее правилам, но лучше других. У России для этого есть все средства и ресурсы, которых не было у Китая. Но уповая на ресурсы без развития, за 15 лет крайне благоприятных условий российское руководство превратило страну в сырьевой придаток Запада, а китайское — в его фабрику, без которой Запад уже не может существовать.
В принципе, меры, необходимые России, ясны. Уход от сырьевой зависимости, развитие мелкого и среднего бизнеса, улучшение инвестиционного климата, создание независимой судебной системы, борьба с коррупцией, стимулирование собственного производства, импортозамещение.
Обо всем этом руководители страны говорят уже давно, однако на практике ничего из этого не делалось, а ситуация во многих сферах только ухудшалась. Например, была разрушена более или менее эффективно действовавшая система независимого арбитража. Многие принятые Думой законы, устанавливающие контроль над двойным гражданством и зарубежными счетами граждан, создают дополнительные препятствия для независимой экономической деятельности. Таким образом, проблемы российской экономики связаны с политикой. Не в том смысле, что для экономического развития необходима демократия западного типа: китайский опыт, как и наш опыт 1990-х годов, как раз говорит, что поспешное введение зарубежных образцов может дестабилизировать ситуацию. Но в том смысле, что власть должна понять: дальнейшее промедление в чисто экономической области чревато крахом, дестабилизацией и еще большей зависимостью от зарубежных центров силы. А это куда опаснее, чем активные реформы, дальше бездействовать — себе дороже.
Тем временем в России, как и в свое время в КНР, подняли голову сторонники откровенного государственного национализма и воссоздания автаркической системы (типа советской). Их экономические и политические предложения, пару лет назад считавшиеся глупостью, сегодня обсуждаются в СМИ. Им противостоит другая группа — союз олигархов и коррупционеров, не желающих лишиться своих лондонских дворцов, с идеологами-монетаристами, стремящимися продолжить эксперимент, который они проводили над народом в 90-е годы прошлого века.
Сможет ли Владимир Путин найти единственно правильный путь между этими двумя сценариями, как это сделал в Китае Дэн Сяопин, не подчинившись Западу (но и не скатившись к конфронтации) и одновременно обеспечив экономическое развитие, — пока неясно. В выступлении президента перед Федеральным собранием 4 декабря 2014 года вроде бы были намечены некоторые меры в правильном направлении. Но они явно недостаточны, да и будут ли они осуществлены на практике или, как это уже многократно бывало, умрут где-то в толщах государственной бюрократии — сказать сложно. Да и общее настроение руководства в последнее время — вполне умиротворенное, как будто особых проблем в российской экономике не существует. Поэтому вопрос о том, станет ли Путин российским Дэн Сяопином, остается открытым.