Современное состояние системы международной безопасности можно полемически охарактеризовать как попытку создать обжитой уголок в руинах старого замка. Многие из прежних договоров умерли или де-факто нарушаются. Перспектива достижения новых масштабных соглашений не выглядит реалистичной.
16-17 апреля пройдет Московская конференция по международной безопасности — четвертая по счету. Из года в год эти довольно представительные форумы, призванные стать площадками для обмена мнениями по ключевым вопросам стратегической стабильности, сводятся к одному и тому же.
Россия формулирует недовольство тем, что нарушаются те или иные режимы безопасности, высказывает опасение в связи с дестабилизирующей ролью той или иной оборонной инициативы США и НАТО. В ответ она получает набор дежурных квитанций, в которых значатся одни и те же слова: мы не согласны с вашей трактовкой, это все не направлено против России.
Тем не менее сотрудничество худо-бедно продолжается, в каждом направлении по-своему.
Ядерные горизонты
Скажем, отлично выполняется договор СНВ-3 («Пражское соглашение»), поскольку он выгоден обеим сторонам. Однако дальнейшие сокращения стратегических вооружений пока весьма проблематичны.
Барак Обама сразу после Праги выходил с новым радикальным предложением: заключить СНВ-4 с новым потолком в 1000-1100 ядерных боевых блоков у каждой стороны. Это не встретило поддержки. Республиканцы в Сенате ясно дали понять президенту, что дальнейших сокращений стратегических вооружений не будет без контроля за тактическим ядерным оружием России.
Российские военные, спокойно согласившиеся на потолок в 1550 ядерных блоков по СНВ-3, в комментариях указывали, что уровень в 1000-1100 блоков потенциально допустим, но только при введении прозрачных и действенных гарантий в части ограничения возможностей американской системы ПРО.
То есть обе стороны занялись хорошо знакомой с 1970-х годов тактикой «увязок», которая в отсутствие содержательных встречных предложений является лучшим способом похоронить любой переговорный процесс. Это неплохо показывает уровень заинтересованности в конечном результате.
Ликвидация бомбардировщиков Военно-Воздушных Сил по договору СНВ-I
Фото: В. Бельцов / РИА Новости
Причем это происходило еще до Украины, в период так называемой «перезагрузки» — на первом сроке Обамы, которого совершенно трезво следует оценивать как наиболее благожелательно настроенного к России (и едва ли не самого податливого) президента США со времен Джеральда Форда и Джимми Картера. Следующая администрация Белого Дома, к какой бы партии она ни относилась, будет придерживаться гораздо более жесткой линии в отношении Москвы.
В данный момент Вашингтон и Москва перебили на совместной кухне уже столько посуды, что говорить о широкомасштабных уступках на переговорах по разоружению невозможно. Наиболее вероятным представляется новый вязкий диалог, в результате которого потолки боезарядов не только не сократятся, но даже могут и вырасти — хотя бы явочным порядком, из-за прекращения действия СНВ-3 в 2021 году.
Это будет, конечно же, международным скандалом и отрицательно скажется на стратегической стабильности в мире. Но линии сопротивления сторон ясно обозначены, и не похоже, чтобы Москва и Вашингтон были готовы разменивать свои национальные козыри (систему ПРО, системы мгновенного глобального удара, тактическое ядерное оружие, милитаризацию космоса) на эфемерные выгоды от дальнейшего продвижения процесса стратегического разоружения.
В доме покойника
А вот дальше все куда хуже. Первым делом придется в очередной раз, вслед за официальными лицами Москвы, констатировать смерть договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ). Это соглашение заключалось уже под самую завязку существования в Европе двух военно-политических блоков и было сконструировано в логике баланса сил между НАТО и Варшавским договором.
Естественно, сразу после роспуска Варшавского договора и распада СССР этот договор оказался анахронизмом. А с учетом того, что все бывшие «народные демократии» Восточной Европы и образовавшиеся на западе бывшего СССР независимые государства, кроме Белоруссии, устремились в НАТО (и многие туда попали), договор и вовсе рухнул под собственной тяжестью.
Нарушали изначальный договор все подряд, включая Россию, которая выторговала себе в 1996 году особое разрешение на дополнительные «фланговые» квоты. Это позволило легально содержать на Северном Кавказе полноценную армейскую группировку с тяжелым вооружением, необходимую для войны в Чечне.
Не помогли и попытки реанимировать договор путем заключения в 1999 году Стамбульских соглашений, формально отменивших двухблоковую логику баланса вооружений на континенте и перешедших к национальным квотам. Но часть государств Восточной Европы не подписала этот документ, а ратифицировали его только четыре страны из 30 подписавших. По сути, режим ДОВСЕ так и остался «инвалидным».
Эта тягостная жизнь бессмысленного правового режима продолжалась до 2007 года, пока Россия, наконец, не наложила на исполнение ДОВСЕ мораторий. В марте 2015 года Москва официально денонсировала этот договор. Восстановить его на новой базе в нынешних условиях не представляется возможным. Российские официальные лица обычно сетуют на полное отсутствие какого-либо стремления к диалогу с западной стороны.
Или вот, скажем, договор о ракетах средней и меньшей дальности (РСМД), с которым все еще хуже, чем с официально похороненным ДОВСЕ. Он нужен обеим сторонам, и в первую очередь России, какие бы залихватские комментарии на счет «немедленного выхода» ни давали «ястребы» местного розлива. Потому, собственно, он и был заключен в 1987 году, потому и пошла в размен исключительно важная часть наступательных «евростратегических» вооружений, — чтобы снизить вероятность быстрого удара по ключевым объектам в центре страны с периферийных баз вокруг границ.
Другой вопрос, что стороны принялись нарушать этот договор сразу же, как только его подписали. Американцы испытывали «ракеты-мишени ПРО», представляющие собой полноценные ракеты средней дальности (только боевой блок ставь). Россия принимает на вооружение весьма подозрительного происхождения крылатые ракеты наземного старта, а также межконтинентальную ракету, лишь слегка выходящую за верхний предел допустимой по договору максимальной дальности (около 6000 километров при ограничении в 5500). Американцы строят в Румынии пусковые установки системы ПРО, копирующие универсальные корабельные пусковые Mk 41, которые позволяют запускать стратегические крылатые ракеты Tomahawk.
Пуск ракеты BGM-109G Tomahawk
Фото: dodmedia.osd.mil
По форме все правильно, как говорил Владимир Ильич, а по существу — издевательство. И это издевательство будет длиться еще много лет, пока обстановка не обострится до такого предела, что официальное наличие у России оружия средней дальности в вопросах стратегического сдерживания будет перевешивать негативную реакцию Европы и Китая, которые, собственно, и являются основными мишенями этого оружия.
…и на обломках глобализма…
У человека, рискнувшего дочитать до этого места, должен возникнуть справедливый вопрос: раз все так плохо, то что, собственно, предлагает Москва? В голову отечественным сановникам не залезешь, но определенные черты желаемого будущего извлечь из отдельных слов и действий можно.
Основой этой позиции является жесткая и нередко оправданная критика активности НАТО за пределами традиционной зоны ответственности альянса. Операции в Южной Азии и на Ближнем Востоке можно по-разному рассматривать с точки зрения стабилизации обстановки, однако уж чему они точно не способствовали, так это успокоению местных элит. Возникает навязчивый образ хорошо вооруженного громилы, который лезет в каждый приглянувшийся ему дом.
Отсюда следует заход на цель: а с чего мы взяли, что НАТО — единственно доступный инструмент безопасности на пространствах Большого Ближнего Востока, Южной Азии и Азиатско-Тихоокеанского региона? На таком негативном фоне растет потребность если не в региональных военных блоках, то в узкоспециализированных режимах региональной безопасности.
Направления для усиления сотрудничества просматриваются уже сейчас: это борьба с наркотрафиком в Азии и борьба с терроризмом. Последнее актуально и для Азиатско-Тихоокеанского региона. У России уже есть инструмент ОДКБ, который в данный момент в основном затачивается на силовую страховку обстановки в Центральной Азии в случае обострения (весьма вероятного, заметим). Масштабирование форматов ОДКБ — как в рамках расширения круга стран-участниц договора, так и в режиме двух- и многосторонних договоренностей по отдельным направлениям — позволит создать альтернативный режим безопасности в Евразии и, потенциально, АТР.
Россия активно вернулась в ближневосточную политику в 2000-2010 годах. Здесь и подспудное наращивание оружейного экспорта, и прямая политическая поддержка правительств, оказавшихся в сложной ситуации. В качестве примера можно привести «сирийский экспресс» (систему перевозок грузов в интересах официального Дамаска, воюющего с исламистами на своей территории), а также экстренную отгрузку летом 2014 года беспрецедентного пакета вооружений Ираку, столкнувшемуся с теми же самыми исламскими экстремистами, как квашня полезшими из Сирии.
Войска НАТО в Афганистане
Фото: Parwiz / Reuters
Добавим довольно специфические взаимоотношения с Каиром и Эр-Риядом, приведшие к тому, что Египет возобновил закупки российского оружия фактически на деньги Саудовской Аравии, до этого жестко оппонировавшей российской политике в Сирии.
Это — внешнеполитический капитал, которым нужно рационально распорядиться. Насколько можно судить, нынешний форум в Москве, в значительной степени проигнорированный западными странами, но привлекший большое число представителей военного руководства государств Азии, вполне подходит для того, чтобы презентовать миру какие-то конкретные предложения. Раз уж страна выбрала риторику «торжествующей альтернативы» Западу, было бы интересно увидеть нечто выходящее за пределы риторики в область практических действий.