Первомайский репертуар выдался диетическим — посоревноваться за зрителя с вышедшими неделю назад «Мстителями» большинству праздничных премьер вряд ли удастся. Причем касается это не только скромных новинок ограниченного проката, среди которых есть если не совершенные, то познавательные портреты Кобейна (документальный) и Дилана Томаса (игровой), — но и двух вполне массовых проектов отечественного кинопрома, оказавшихся факультативными.
«А зори здесь тихие...»
Российское кино продолжает отмечать День Победы опровержением расхожей фразы о том, что у войны не женское лицо — вслед за «Батальоном» и «Битвой за Севастополь» на экраны выходит новая экранизация знаменитой повести Бориса Васильева о самопожертвовании группы зенитчиц в ленинградских лесах.
Сама идея возвращения памяти о канонических, самых выразительных сюжетах советской традиции историй о войне, безусловно, благородна — и режиссер новых «Зорь» Ренат Давлетьяров более-менее верен букве первоисточника, как и его основной идее, мысли о том, что Великая Отечественная выигрывалась руками простых, хрупких, слабых людей. Он разве что оживляет камерную по большому счету историю вспышками экшена да задает, пытаясь сделать героинь понятнее, девушкам предыстории, которых ни у Васильева, ни у автора великой экранизации 1972 года Станислава Ростоцкого не было.
Другое дело, что культовые сюжеты главных советских военных книг и фильмов каноническими стали не только за счет самих историй, но и благодаря тому, как именно они были рассказаны. Притчу о женском мужестве Васильев писал с не меньшей, чем у собственных героинь, смелостью — концентрируясь на подвиге не народа, но отдельных, совсем не героических его представителей («Проверка на дорогах» Германа за такой подход легла на полку на 15 лет). А Ростоцкий с не меньшей смелостью повесть Васильева экранизировал — в первую очередь, стилистической: чего стоили одни цветные вставки с воображаемой мирной жизнью героинь. Ход, который можно было в начале 1970-х ожидать у Куросавы или Копполы, но не в картине, прошедшей худсоветы и Госкино (не меньшая храбрость — и обрезанная цензорами сцена в бане, смысл которой вовсе не в обнаженке, а в наглядной демонстрации простого факта: войну выиграли и те, кто был рожден не убивать, а рожать).
Именно авторская смелость — то, чего в фильме Давлетьярова нет, при всей благости намерений, совсем. Он не рискует привнести хоть что-то свое — кроме лучшего качества изображения (что неудивительно — у Ростоцкого была лишь «Свема»). Ни одной новой идеи, ни одного высказывания от себя, ни одного рискованного формального решения — это фильм, снятый для того, чтобы угодить не истории или персонажам, а ложному представлению о собственной аудитории. Давлетьяров, заявляющий о том, что фильм сделан для «нового поколения», этого и не скрывает. Но почему он думает, что это поколение глупее старого и не способно выдержать ничего, хоть сколько-то отличного от экранной нормы, ремесленнического стандарта?
Такой подход лишает саму, по-прежнему бессмертную, историю немалой части ее мощи. Та же баня здесь остается просто баней с красивыми голыми актрисами, а не чистилищем, которым оказывалась в картине Ростоцкого. Тот же сюжет — просто сюжетом, благонамеренной игрой в войну, а не свидетельством о ней. Впрочем, если кто-то после этого фильма действительно перечитает Васильева или пересмотрит Ростоцкого, это уже можно будет считать положительным результатом.
«Приличные люди»
Вековой мотив приключений с покойником, в свое время успешно задействованный режиссерами уровня Хичкока и Нила Джордана, в «Приличных людях» проходит испытание российским киномейнстримом. Заканчивается все, как это часто и бывает в российском киномейнстриме, компромиссом — меткий кастинг Шнура в роли незваного гостя и точные шутки про комическую беспомощность русского миддл-класса здесь уживаются со слепым следованием шаблону и неистребимой телевизионностью постановки.
«Второй шанс»
Аль Пачино еще никогда не вызывал такого сочувствия, как в фильме «Второй шанс» — правда, впервые за долгое время речь не о жалости по поводу качества ролей, которые великий актер вынужден нынче играть. Напротив, эта мелодрама пенсионного возраста демонстрирует точное совпадение артиста и материала: Пачино играет когда-то передового фолк-певца Дэнни Коллинза, перешедшего в статус свадебного генерала. Третий альбом хитов, бальзаковские дамы на концертах, подборка шелковых шарфов, которой позавидовал бы и Вячеслав Добрынин, — Пачино, этому артисту преувеличенной внутренней драмы, во «Втором шансе» достается настолько же гротескный персонаж. Слезоточивый сюжет, который вертится вокруг старого письма Леннона герою, в таких условиях не проблема — к финалу, тем более после звучащих за кадром ленноновских песен, хочется обнять и Дэнни, и Альфредо.
«Зажигая звезды»
Валлийский поэт Дилан Томас был дебоширом, пьяницей, бабником, дезертиром. Гением, наконец. Таким его в довольно стильной, при очевидной ограниченности средств, картине «Зажигая звезды» играет и малоизвестный, но источающий энергию актер Селин Джонс. Проблема в том, что Томас, о нескольких днях которого в литературном туре по Америке формально рассказывает этот фильм, оказывается не главным его героем. Этой чести удостоился литературовед Джон Бриннин, библиотечный зануда, принимающий Томаса в Нью-Йорке — от успешности этой гастроли зависит его академическая карьера. Непохоже, чтобы этот центральный для сюжета конфликт мог взволновать и зрителя, вынужденного вместо действительно интересных эскапад одного из лучших поэтов ХХ века наблюдать за тем, как Элайджа Вуд опять изображает нерешительность.
«Кобейн: Чертов монтаж»
Документалка Бретта Моргена — самая подробная и обстоятельная на данный момент попытка биографии Курта Кобейна. Так близко к проклятому поэту гранджа еще никто не подбирался: фильм был одобрен семьей лидера Nirvana и полон редких, порой даже слишком интимных (как в сценах домашних ссор с Кортни Лав) архивных кадров. Тем показательнее, что даже последовательно представая гиперактивным ребенком, одержимым музыкой подростком-одиночкой, несчастным, терзаемым демонами взрослым, Кобейн к финалу «Чертова монтажа» подходит такой же ослепительной загадкой, какой был и перед начальными титрами. Чем не свидетельство гениальности?
«Суперкоманда»
Стол для кикера оживает, дабы помочь герою этого аргентинского мультхита узнать о том, что в футболе, как и в остальных сферах жизни, побеждает верность себе и вера в людей (в том числе в крошечных настольных футболистов). Проще говоря, «Суперкоманда» — «Необыкновенный матч» на стероидах современной массовой анимации: 3D-фокусы а-ля «Шаолиньский футбол», не блещущий умом героический сюжет, околофутбольные гэги. Удача этого мультфильма — в метких шутках по поводу спортивных реалий (кикер-пародия на начало «2001: Космической одиссеи» — бесценна). Неудача, хоть и невольная, — в том, что весь фильм трудно отделаться от неприятной мысли: даже мультяшные кикер-герои играют обаятельнее реальных Кокорина с Акинфеевым.