В прокат выходит «Багровый пик» — во всех смыслах запредельное приключение культового мексиканского режиссера Гильермо дель Торо в жанре готической мелодрамы. Человек, среди прочего снявший «Хеллбоя», «Лабиринт Фавна» и «Тихоокеанский рубеж», рассказал «Ленте.ру» об истоках своего интереса к викторианским сюжетам.
«Лента.ру»: Вы так долго вынашивали этот проект, что я не могу не спросить: откуда такой запал? Откуда такое желание снять готическую мелодраму?
Гильермо дель Торо: На самом деле меня завораживал этот жанр с самого детства, его беззаветная романтичность — и при этом постоянное присутствие темной стороны, ее притяжение, которому неизбежно поддаются герои. О чем говорить, если самым первым фильмом, который я увидел, была экранизация «Грозового перевала» — классическая, с Лоуренсом Оливье. Меня на нее взяла с собой бабушка, а мне было всего-то четыре года, представляете?
И я был, конечно, просто потрясен — и пронес эту любовь через всю жизнь, как к книгам, так и к кино.
Сестры Бронте, Диккенс, Анна Рэдклифф, Мэри Шелли и Брэм Стокер, само собой, про По я и не говорю... А фильмы? Чего стоит только «Ребекка» Хичкока с ее потайной, мучительной сексуальностью. Я все это проглотил еще подростком. А потом долго мечтал снять что-то в этом жанре — причем не экранизацию, а что-то по собственному, оригинальному сюжету. Очень хотелось выступить не стилистом, а полноценным автором — наследником писателей, которых я так люблю. Это нескромно, конечно, но желание было слишком сильным.
Гильермо дель Торо
Фото: Yves Herman / Reuters
Вы при этом не стесняетесь выводить на первый план то, что у Бронте и Диккенса было спрятано в подтекст. «Багровый пик» не только не отворачивается от секса, насилия и власти денег — он показывает, что этот ранневикторианский мир именно на них и держался.
Ну, я вообще считаю, что секс и насилие — основа нашей цивилизации, как бы хорошо или плохо это ни было. Что еще важно — для своего времени готические романы были возмутительны, они оскорбляли так называемых носителей хорошего вкуса. Понятно, что современному читателю они кажутся невинными — и буквальная экранизация «Джейн Эйр» сейчас вряд ли способна кого-то возмутить. Мне же хотелось добиться своим фильмом того же эффекта, который эти книги производили на своих современников. Поэтому я и взвинтил насилие и секс до предела. Буду рад, если они кого-то выведут из себя, — значит, я хорошо сделал свою работу.
Что касается визуального ряда, вы не боитесь откровенного китча — гипертрофированных цветов, гигантских снежинок, собственно Багрового пика, сумасбродного, чудовищного особняка Шарпов. Вы же понимали, что подставляетесь?
О, еще бы! Но это тоже правила жанра. Я хотел снять настоящую мелодраму, а какая хорошая мелодрама без китча? Без чрезмерных эмоций? В «Багровом пике» каждой из этих эмоций я хотел подобрать и визуальное решение. Вы заметили, как кардинально разнятся по цветам наряды героинь Мии Васиковски и Джессики Честейн? Они служат отражениями их характеров, так же, как и дом Шарпов является отражением их внутреннего мира, тем монстром, который породил их и сделал такими, какие они есть.
Что касается героини Васиковски, насколько важно было сделать ее писательницей? Ее приверженность литературе делает ее, в сущности, рок-звездой своего времени.
Да, Эдит Кушинг — настоящий бунтарь, нарушитель табу, предписывавших женщине ее времени быть, в сущности, вещью, непременно зависимой от мужчины. Для меня это и правда было важно. Как я уже говорил, мне хотелось, чтобы «Багровый пик» был таким же возмутительным, как и вдохновивший его жанр — а кого можно возмутить сильным героем мужского пола, который спасает героиню от беды? Эдит должна была сама найти способ справиться со злом. Думаю, ее любовь к писательству в этом тоже помогает — настоящий писатель должен быть бесстрашным и при этом восприимчивым. И то, и другое справедливо в отношении моей героини.
Получается, «Багровый пик» еще и в некотором роде высказывание на тему того, что значит быть автором. Меня потрясла сцена, в которой отец Эдит просит Томаса Шарпа не только уехать, но и разбить ей сердце.
Конечно. Как иначе она сможет писать о любви? На самом деле эта сцена во многом ключевая. Как бы объяснить, чтобы обойтись без спойлеров... Попробую так: прося Шарпа об этом, отец Эдит допускает самую важную для сюжета, роковую ошибку — она запускает все последующие события. Все потому, что он не доверяет собственной дочери, не верит, что она способна сама все пережить и понять. А ведь ее сердце к тому моменту уже безнадежно разбито.
Кадр из фильма «Багровый пик»
Вообще, разброс ваших интересов поражает. И готика, и вампирские романы, и комиксы, и японская культура... Откуда такой широкий кругозор — тоже из детства?
Да, именно оттуда. Мне повезло. В детстве я жадно поглощал все, что попадалось под руку. У нас дома была большая и разнообразная библиотека. О своей любви к литературе времен романтизма я уже говорил. Кроме того, родители постоянно брали меня смотреть классическое кино. В соседнем городе был кинотеатр, который показывал разнообразный эксплотейшен и трэш, — и я ездил туда смотреть фильмы вроде «Болотной твари» или классических хорроров, как «Невеста Франкенштейна», или джалло. Потом я увлекся комиксами, полюбил аниме и японское кино, из чего выросли «Хеллбой» и «Тихоокеанский рубеж» соответственно. Вдобавок бабушка с самого детства пыталась вталдычить мне католические традиции, с одной стороны, а с другой — была большой патриоткой мексиканской культуры, вплоть до самых архаичных поверий и легенд. И мне все нравилось! Вообще, должен сказать, что мне повезло родиться именно в Мексике и именно в начале 1960-х. В этот период там не было какой-то доминирующей культуры, как сейчас всюду царствует американская, и нам, детям и подросткам, были доступны продукты культур со всего света.
В том числе и из России, надо думать? Чего стоит одна русская сцена в «Хеллбое».
Ну, она-то как раз была в оригинальном комиксе. Другое дело что я и правда многим обязан русской культуре. Достоевский, Толстой, Гоголь — среди моих любимых писателей, особенно Гоголь с его мистицизмом, магией, мрачным чувством юмора. А Чехов? Его я обожаю не меньше. Мне кажется, до сих пор никто не сумел описать мир маленького человека так, как он — с иронией, но и состраданием. Понятно, что мне нравится «Черный монах» — его влияние можно найти и в «Багровом пике». Но, наверное, моя любимая вещь у Чехова — это «В овраге». Боже, какой же там мощный финал! А какое честное, ясное изображение обыденности, повседневности и повсеместности зла!
Раз уж мы заговорили о «Хеллбое» — похоже, его третьей части все-таки быть?
Да, вроде как студия заинтересована в том, чтобы она все-таки увидела свет. Правда, пока все стоит на месте — и никаких свежих новостей на этот счет у меня нет, все развивается в вялотекущем режиме. Но я очень хочу вновь вернуться к этому персонажу и этому миру. Вообще, сейчас, после нескольких крупных проектов, и раз уж «Тихоокеанский рубеж 2» откладывается до лучших времен, я, похоже, сниму маленький по-настоящему личный фильм. Честно говоря, испытываю облегчение — прилично устал от больших, неповоротливых студийных картин. Не подумайте, мне на них тоже нравится работать, но это тяжело — нужна отдушина и передышка.