«Следователь обещал ей собаку» Отец Варвары Карауловой раскрыл причину ареста своей дочери

Больше месяца родители 20-летней студентки МГУ, арестованной за попытку присоединиться к запрещенной в России международной террористической организации «Исламское государство» (ИГ), не могут с ней встретиться. Следователь не дает разрешения на свидание. Адвокаты смогли пробиться к своей подзащитной только 2 декабря. О том, как началась первая любовь Варвары Карауловой, почему девушка оказалась за решеткой, о давлении на нее со стороны следствия рассказал в интервью «Ленте.ру» ее отец Павел Караулов. Это интервью мы включили в число лучших публикаций 2015 года. Другие лучшие материалы можно посмотреть пройдя по этой ссылке.

***

«Лента.ру»: Когда адвокаты впервые встретились с Варварой?

Павел Караулов: Второго декабря. Все это время — один месяц и 10 дней — моя дочь, находясь по ту сторону барьера, оставалась без защиты, которая положена ей Конституцией и законодательством. Назначенный следствием защитник — не в счет.

А вы с ней встречались?

Каждый день от семи до десяти раз я звонил следователю Агузарову по единственному городскому телефонному номеру, который у меня был. Впервые ответили в понедельник, 30 ноября, непосредственно перед судебным заседанием (в этот день Лефортовский суд Москвы признал законным отказ следствия допустить к обвиняемой нанятых ее родителями адвокатов в СИЗО — прим.«Ленты.ру»). На мой вопрос, могу ли я встретиться с дочерью, следователь сказал, что считает это нецелесообразным. Я спросил, когда ситуация может измениться и что я могу сделать, чтобы Варя могла встретиться с нами. В ответ следователь повторил, что считает все это нецелесообразным и никаких сроков не обозначил. Сказал просто: звоните.

Это говорит следователь ФСБ, который ведет ее дело?

Следователь Агузаров, возглавляющий группу. Напомню, что дело ведет группа из 20 следователей ФСБ.

А вы спросили, почему он считает все это нецелесообразным?

Безусловно. Но он не объяснил. Просто я так считаю, сказал он.

Получается, что 20-летняя девушка с момента задержания, с 28 октября, не виделась ни с родителями, ни со своим адвокатом?

Совершенно верно. Только ей еще было 19 лет, когда ее задержали.

Вы находите какое-то объяснение этому?

В данном случае речь идет о психологическом воздействии, других объяснений не вижу. Понятно, что ребенок по своему социальному положению — студентка, отличница, окончила школу с золотой медалью, победительница олимпиад — не готова к тому миру, в который сейчас попала. Это произошло на фоне ее первой влюбленности. Кого-то это постигло в 15 лет, кого-то в 18, кого-то в 20. Конечно, это стресс, и специалисты, занимавшиеся Варей, подтвердили, что у нее пубертатный период, есть особая реакция и на взрослых, и на окружающих, и на первого возлюбленного. На фоне этого ребенок может совершать действия, не соответствующие социальным установкам общества. Является ли это поводом для задержания и осуждения? По моему мнению, можно пожурить, попытаться наставить на путь истинный, помочь, но изолировать от общества просто глупо. Это глупость! Тогда надо изолировать от общества всех подростков!

А какая-то связь с дочерью у вас есть?

Поскольку это следственный изолятор ФСБ «Лефортово», то система ФСИН «Письмо» здесь не действует. Только «Почта России», которая, как вы сами понимаете, работает специфично.

На день рождения Вари, 29 ноября (ей исполнилось 20 лет), у нас не было возможности ни повидаться, ни поговорить с ней! Наши друзья, родственники, знакомые направили ей множество поздравлений, открыток, писем через «Почту России». Адвокаты говорят, что ей все передали. На свое последнее послание я еще не получил уведомление о вручении. В ответ она написала как минимум пять писем, но из них дошло только одно. Такая вот система.

Что она пишет?

Она пишет, что находится под жесточайшим психологическим воздействием. Впервые в жизни она в такой ситуации, да еще с непонятными соседями в камере. С ней проводятся следственные действия с участием адвоката, назначенного следствием. Об этом она сообщила на суде. У нас тогда уже был договор с нашими адвокатами. И она на заседании в Московском городском суде публично отказалась от назначенного следствием адвоката, когда рассматривалась апелляция на арест.

Получается, следователь игнорирует приглашенного вами адвоката, пользуясь своим?

Следователь имеет возможность воздействовать на подозреваемую. Следователь сказал ей: ты подпиши бумажку, а потом сможешь родителям позвонить. Он же отговорил ее от адвокатов, которых мы пригласили. Он ей сказал — вот есть хороший адвокат, назначенный следствием, зачем нам другие. И Варя как послушный ребенок думает, что следователь хочет ей добра, и, конечно же, с ним соглашается. И он потом дал ей позвонить маме со своего мобильного телефона. Это был ее один из двух звонков родителям, которые она смогла сделать до настоящего времени. А еще по информации, которая не была подтверждена в суде, следователь обещал ей привести в тюрьму ее собаку, если она подпишет определенные бумаги. Она собаку любит безумно. Это дворняжка — Фреки из приюта, которую она попросила в качестве единственного подарка на окончание школы с золотой медалью и поступление в МГУ.

То есть налицо манипуляция?

Психологическое давление. Теперь нам предстоит вдвойне трудная работа: опровергать то, что сделало следствие за это время. В такой обстановке любые выводы следствия требуют критического пересмотра.

Давайте вернемся к тому моменту, когда ее задержали. Почему это произошло?

Я задаю себе этот вопрос практически каждый день. После нашего возвращения из Турции (да и в Турции тоже!) Варе не предъявляли никаких обвинений. Ее паспорт был похищен, и нам пришлось оформлять справку. Нас встретили, на мой взгляд, высокопрофессиональные и желающие нам помочь сотрудники ФСБ. С первого и до последнего дня, когда Варя была на свободе, они находились в непосредственной близости: контролировали буквально каждый ее шаг — и в реальном, и в виртуальном мире. Все гаджеты Вари мы предоставили заблаговременно и добровольно сотрудникам ФСБ для оснащения их специальными средствами и программами. Мы хотели понять, по каким каналам и какими способами и средствами происходит воздействие на наших детей, чтобы наказать тех, кто в этом виновен. Это было искреннее желание и с моей стороны, и со стороны Вари. Находясь под полным контролем ФСБ, моя дочь проводила много времени наедине с их сотрудниками. Велись переговоры, не скажу «допросы», потому что на тот момент она не была подозреваемой. Я считал это только положительным моментом.

То есть с вашей стороны было полное сотрудничество?

Я не знаю, что еще можно было сделать, чтобы подчеркнуть наше желание помочь. Мы сообщали, где находимся, куда собираемся. Я лично звонил и на все спрашивал разрешения. Мы хотели поехать в Белоруссию покататься на велосипедах. Я позвонил ребятам и сказал: вот у нас есть такие планы. Они говорят, подождите годик, никуда не выезжайте. Мы, безусловно, послушались.

***

В прессе писали, что ее задержали, потому что она поддерживала связь со своим так называемым возлюбленным из «Исламского государства». Так ли это?

Она возобновила связь под полным контролем ФСБ и, могу предположить, по их инициативе с вполне понятными целями: мы тебе поможем, ты нам поможешь, нам надо его выявить. В случае с Варей совершенно очевидно, что с той стороны был не один человек. Это понятно и по стилю общения, и по фотографиям, которые присылались. На них видно, что там разные люди, но она видит только своего любимого. Я как здравомыслящий взрослый человек объяснить этого не могу. Тут нужны психологи.

В вашем доме был Коран?

Да, я сам его купил, оплатив своей кредитной картой, в книжном магазине в западном округе Москвы. Его изъяли при обыске.

А зачем вы его купили?

Варя культуролог, готовилась к экзаменам, необходимы были пособия. И все эти книги мы покупали в магазинах.

А вас не насторожило, когда она попросила купить ей Коран?

Абсолютно не насторожило, потому что есть расписание занятий. Наряду с Кораном она изучала исландскую и скандинавскую культуру и религию... Я сам изучал восточные языки — китайский, японский — и только поощрял ее стремление и никак не ассоциировал это с религией. Она хотела взяться за китайский язык, и мы собирались подавать документы в Институт стран Азии и Африки, о чем есть договоренность с замдекана ИСАА.

Она приняла ислам?

Я не могу этого утверждать. Были требования со стороны мужа, как она его называла. Варя очень долго этому сопротивлялась. Напомню, что на нее воздействовали четыре года. Она девочка чистая, не принимала прямолинейные выпады, говорила, что сможет общаться, если будут официальные отношения. В ответ звучали требования приближаться к исламу, изучать религиозную литературу, овладевать арабским языком. И она пошла навстречу, начала изучать язык — помимо того, что требовал университет.

В середине сентября Варя вызвала нас — меня и маму — и сказала, что после столь длительного давления (со стороны ИГ — прим.«Ленты.ру») она чувствует слабость, ей тяжело сопротивляться, и она хочет просто физически это прекратить. Она попросила забрать у нее все ее гаджеты. Начала посещать школу глухих и давала бесплатные уроки французского. Вот только в этих двух случаях она пользовалась своими гаджетами, только находясь под присмотром матери, а в остальное время ограничивалась простым кнопочным телефоном. Гаджеты мама заперла в сейфе и ключ хранила у себя. Мы не предупредили сотрудников ФСБ. Я даже не подумал об этом. Мой ребенок мне важнее, и, конечно, если она чувствует слабость, мы должны ей помочь. Ровно через месяц ее задержали.

Потому что вы перестали выступать пешкой в этой игре?

Скорее, наживкой. Но это первое, что приходит в голову.

Вы думаете, в ФСБ решили изменить тактику, изолировать Варю, чтобы вести дальнейшее расследование?

Любому рыбаку обидно потерять наживку.

А под стражей она продолжает переписку с ИГ?

Я не знаю, что там происходит. И потом, я дал подписку о неразглашении тайны следствия, поэтому даже если бы знал, ничего бы не сказал. Еще один важнейший момент, который вдруг стал пунктом обвинения, — то, что Варя поменяла фамилию. За каждым ее шагом охотились журналисты: она идет в туалет — ее снимают, выходит из дома — снимают. Ждут, когда она выйдет гулять с собакой. Ребенку тяжело с этим справиться. Она хотела вернуться в университет, продолжить учебу, строить дальше свою жизнь. При всем уважении к прессе, иногда она бывает назойливой.

Она поменяла фамилию по своей инициативе?

Посоветовалась с мамой. И они решили, что бабушкина фамилия поможет ей вернуться к нормальной жизни. Варя сделала это абсолютно легально, подала заявление вместе с мамой. Это можно понять, тут не за что обвинять.

А ФСБ не знала о смене фамилии?

Вы сами в это поверите? У нас служба одного окна. О смене фамилии ФСБ известно с момента подачи заявления.

Но вы их специально не уведомляли?

Нет.

И в итоге...

В итоге они сочли, что она опять связалась с ИГ и хочет уехать. Это выглядит как анекдот, только грустный.

А может, спецслужбы хотели изолировать ее от вашего влияния?

А для этого есть основания? Можно так поступать с людьми? Приведите мне хоть один довод. Мы в гражданском обществе живем, в правовом, разве кто-то отменял Конституцию?

***

А вы о ее отношениях, ее переписке узнали только тогда, когда она пропала?

В полном объеме — да, только тогда.

А до этого ничто не вызывало у вас тревоги?

Сейчас, прокручивая историю назад, я понимаю, что были моменты, которые должны были насторожить. Родители немного по-другому смотрят на детей. Чего мы ожидаем от школьника? Чтобы хорошо учился, занимался спортом, чтобы хвалили учителя, чтобы побеждал в олимпиадах. Мы на следствии представили толстую папку с ее дипломами, грамотами, аттестатами, наградами и прочим. Казалось бы, о чем еще могут мечтать родители? На этом фоне что-то, может, и пропустили. То, что она стала больше времени проводить наедине с гаджетами, которые я ей сам покупал, потому что считал, что наш мир без них уже невозможен. Мне казалось, что виртуальное общение — это совершенно естественно.

Как она в этом глобальном виртуальном мире нашла именно этих людей? Или они ее нашли?

Они ее нашли. К мусульманству она не имела никакого отношения. Она православная, носит крестик. В 9 классе Варя заинтересовалась футбольной командой ЦСКА. Здесь сложился определенный круг общения. И появились эти люди.

Через фанатскую футбольную тусовку?

Да. Я знал о ее общении, провожал ее много раз на стадион и встречал.

А то, что это общение имеет еще и религиозную подоплеку, тоже знали?

Не было этой подоплеки.

А когда она возникла?

Полтора-два года назад. В середине первого курса. Мы даже не догадывались об этом. Изменилась одежда. До этого даже намека не было. Она уходила из дома в обычных джинсах, кроссовках, как все сверстницы.

Ваша дочь с кем-то из своих вербовщиков встречалась?

Нет. На стадионы она ходила с друзьями, которых я знал.

***

Варе оказывали психологическую помощь после возвращения из Турции?

Да, мы консультировались во многих центрах. В НИИ психического здоровья она провела длительное время. И медикаментозное лечение было. Никакого диагноза о серьезном отклонении не поставили.

Врачи смогли распознать, что она запрограммирована кем-то, находится под чужим влиянием? Вы вот говорите, что она не могла отличить разных людей на фотографиях...

Они не могли этого однозначно утверждать, но фактически — да. В выписке сказано, что на фоне полового созревания девочка очень подвержена внешним воздействиям, переживает психологический надлом. И этот надлом был вызван перерывом в ее общении с возлюбленным. Ее воля была парализована, и она сбежала в Сирию. Но она сама осознала, что неправа, добровольно вернулась в Россию, отказалась от этих чертовых гаджетов. Ей ни одного обвинения не было предъявлено.

***

Когда вы встретились с ней в миграционном центре в Турции, Варя уже осознала свой поступок или по-прежнему стремилась в Сирию?

Она в присутствии многих людей сказала: папа, я ошиблась. Она поняла, какие это полярные миры. Из теплой московской квартиры с широкими возможностями попасть в турецкий городок Батман... Когда мы там были, по всему городу разъезжали в открытых машинах люди с автоматами Калашникова и стреляли в воздух. Но кто из нас не ошибался хоть раз в жизни?

А как думаете, что было бы с ней, если бы она доехала до Сирии, до своего возлюбленного?

Можно только предполагать. До сих пор непонятно, куда конкретно она ехала. В Сирию, Ливан, Иран? Она тоже этого не знает.

То есть Варя получала пошаговую инструкцию?

Да. Садишься сюда, он везет тебя туда. Потом с этими людьми ты садишься в автобус, и вы едете еще куда-то.

А на каком языке были эти сообщения? Это были эсэмэс?

Русский. Турецкий — крайне ограничено, хотя она его немного знала, были элементы арабского. Но в основном на русском. Там хорошо подготовленный большой штат, я думаю, там вообще нет языковой проблемы. Перед ней был образ принца — ее бог, ее цель, она ехала именно к нему. На меня выходили сотни людей из Англии, Бельгии, Испании, Италии, Германии, США — там тоже теряют своих детей. И некоторые из них достигают Сирии. В «Исламском государстве» они становятся «женами», наиболее образованные получают работу, ведут «просветительскую» работу.

Вчера я общался со знающими людьми, и мы синхронно пришли к выводу, что нужен адекватный ответ пропаганде «Исламского государства». Ведь есть интернет, который нельзя и невозможно запретить, и мы будем проигрывать пиару ИГ, если не будет адекватного ответа. И Варя могла бы стать неоценимым ресурсом, показать на своем примере, как предотвратить потерю наших детей. Не надо ее изолировать — наоборот, дайте ей возможность, и она поможет гораздо лучше, чем сотни профессионалов. Нельзя разбрасываться такими людьми, иначе мы продолжим терять своих детей.

Она помогала следствию что-нибудь выяснить о вербовщиках?

Мне не известно об этом. Насколько я понимаю, цели не были достигнуты, накопилось раздражение к Варе, которое вылилось в то, что ее задержали.

То есть решили сделать ее виноватой?

Да, вот она здесь — искать никого не надо. Силами ОМОНа взять в шесть часов утра 19-летнюю девочку, что может быть проще? Конечно, тех, кто занимается вербовкой, искать труднее. Давайте заниматься делом, а не профанацией! Давайте не только наказывать, но и предотвращать.

Пресса писала, что у вас есть связи в правоохранительных органах, благодаря которым Варю не задержали после Турции, и найти ее удалось быстро тоже благодаря вашим связям. Так ли это?

Я не могу все комментировать, скажу лишь, что правоохранительные органы Турции отозвались на мой крик, мою мольбу. Я обратился напрямую к генеральному прокурору Турции, как отец к отцу — у него две дочери. Я ему сказал, что ты как отец должен меня понять, пропадает мой ребенок, ты должен мне помочь. К сожалению, наши ведомства и спецслужбы за пределами нашей родины располагают очень ограниченными возможностями. Если бы не турецкие спецслужбы, ничего бы не вышло. Опять же при личном общении достигаешь большего. Когда я приехал в Батман, я смог увидеться с Варей только после того, как добился встречи с главой федеральной миграционной службы. Он сам позвонил и разрешил своим подчиненным допустить меня к Варе. Хоть на пять минут. А теперь я полтора месяца не могу ее увидеть здесь, в России.

Я учился не только в России, но и в других странах, у меня там есть друзья, которые мне очень помогли. И в ФСБ мне помогали сильно, и Интерпол был задействован. Реально работали только те, кого ты знаешь лично или кто знает моих друзей.

Писали, что после Турции ее не задержали как раз потому, что помогли ваши связи.

К ней не было претензий, не в чем было ее обвинять. С тех пор ничего не изменилось. Она сотрудничала со следствием, о чем я говорил. Вы не представляете, сколько людей обращаются ко мне с похожими ситуациями, что творится на нашем юге, в Петербурге, в Москве. Тысячи случаев, десятки тысяч!

Вы высказывали версию о том, что вербовка людей в ИГ — это на самом деле прибыльный бизнес.

Да. Такой бизнес. Все банально, цинично и очень печально. Сейчас я знаю, что это финансово-экономическая операция: за головы наших детей дают большие деньги.

Сколько?

Речь идет о суммах с пятью, а то и с шестью нулями.

К чему вы теперь готовитесь?

Я думаю, что наша позиция однозначно выигрышная — с правовой точки зрения и с человеческой. Полная реабилитация Вари, моего ребенка — наша цель. Ей необходима помощь, но изоляция от общества в лагере, в СИЗО никак не может привести к положительному результату. Получается, если будешь с нами сотрудничать, мы тебя все равно накажем. Разве это правильно?