Полковник запаса, главный редактор журнала «Арсенал Отечества», в прошлом офицер Генерального штаба Вооруженных сил России Виктор Мураховский ответил на вопросы «Ленты.ру» о сирийской кампании и возможных проблемах в отношениях с Турцией. Возможны ли наземная операция и применение ядерного оружия?
Виктор Иванович, прошло два месяца с начала сирийской кампании, какие первые итоги? Удалось ли России решить те задачи, которые ставились?
Задача ставилась поддерживать сирийскую правительственную армию до тех пор, пока она ведет наступление. Сирийская армия продолжает наступать в различных провинциях, и мы, соответственно, продолжаем участвовать в этой операции.
По данным Минобороны, было произведено более четырех тысяч боевых вылетов нашей авиации с авиабазы Хмеймим в Сирии, а также с аэродрома базирования дальней стратегической авиации с территории России. Произведены удары крылатыми ракетами из акватории Каспийского и Средиземного моря, поражено свыше восьми тысяч объектов террористических группировок в Сирии. Но на земле успехи сирийской правительственной армии, народного ополчения и других поддерживаемых сил не слишком заметны.
Можно говорить о неких отдельных успехах: в частности, о разблокировании авиабазы Кувейрис, которая около трех лет находилась в осаде боевиков; о выдавливании боевиков из пригородов Дамаска, об освобождении дороги на Алеппо, о продвижении на севере Сирии — в провинциях Идлиб и Латакия, но решающего оперативного успеха пока не видно. Это говорит о том, что борьба с ИГ предстоит долгая.
Сейчас можно сказать, что организация ударов по военной структуре боевиков, по их экономическому фундаменту, опирающемуся на контрабанду нефти и других природных ресурсов, приносит свой эффект. Тем не менее работа авиации Воздушно-космических сил (ВКС) и Военно-морского флота должны поддерживаться решительными действиями на земле. Использовать такие удары нужно с большей эффективностью, в первую очередь сирийской правительственной армии. К сожалению, пока это не получается.
Значит, сирийская кампания продолжится. Ваш прогноз — сколько это еще продлится, расширится ли военное присутствие России за счет открытия военных баз и наземной операции?
Наземная операция с участием российских вооруженных сил исключена, об этом не раз говорил президент. Что касается расширения присутствия ВКС и военных баз — думаю, в этом нет военной необходимости. Как показывает практика, сил, развернутых на авиабазе Хмеймим, вполне достаточно для того, чтобы решать задачи ракетно-бомбового огневого поражения противника. Но только авиацией выиграть войну невозможно, это показывает опыт всех мировых военных конфликтов.
Что можно сделать с нашей стороны, чтобы повысить эффективность действий? Думаю, нам следует уделить больше внимания поставкам военной техники сирийским правительственным войскам, а также умеренной оппозиции, которая готова вооруженным путем бороться с ИГ. Думаю, необходимо перейти к целевой подготовке штурмовых отрядов, батальонных тактических групп сирийской армии с участием наших военных советников и специалистов. Надо не только оснастить их техникой, но и подготовить, чтобы они умели вести боевые действия по-современному хотя бы на тактическом уровне.
Не получается ли так, что мы втягиваемся в чужую войну? Действительно ли в Сирии мы решаем вопросы собственной безопасности? Удалось приблизиться к их решению за два с половиной месяца?
Конечно, это не чужая для нас война. Ни для кого не секрет, что там много боевиков-выходцев с территории России. Мы знаем, что у нас в России эффективно действуют спецслужбы, было немало случаев ареста и предания суду тех, кто воевал в Сирии и вернулся в Россию, тех, кто вербует наемников для ИГ на территории России. Это говорит о том, что если бы мы не участвовали в конфликте на территории Сирии, то рано или поздно нам пришлось бы воевать с этими же боевиками на своей территории. И не только на Северном Кавказе. Я не исключаю того, что и в Москве вспомнили бы о войне с боевиками. В Москве уже взрывали дома, захватывали «Норд-Ост» и убивали заложников.
Действуя на территории Сирии, мы, по сути, уничтожаем тех, кто потенциально мог бы совершать террористические акты в России. Главная наша задача — выбить радикалов, уничтожить их, чтобы они нас не уничтожили здесь, в России.
Сирийская кампания обострила отношения между Россией и Турцией. На ваш взгляд, в чем причина — в действиях наших ВКС в регионе, традиционно находящемся в сфере интересов Турции? Или же Турция сама идет на обострение отношений, и этот конфликт был предопределен?
Нельзя говорить о том, что этот регион — сфера интересов одной лишь Турции. Он входит и в нашу сферу интересов тоже. По прямой от Сирии до России около тысячи километров. Не секрет, что когда мы выдавливали и уничтожали боевиков на Северном Кавказе, что заняло около десятилетия, им оказывали поддержку в том числе и на территории Турции. Я не говорю, что это делало правительство, но некоторые турецкие правительственные структуры, например, разведка, в этом участвовали. До сих пор в Турции находятся террористы, воевавшие на Северном Кавказе. Мы требуем их выдачи, но Турция пропускает это мимо ушей.
Не секрет, что террористов, действовавших в России, поддерживали некоторые структуры Саудовской Аравии и Катара. То есть это территория, на которой сходятся интересы многих государств, и мы не должны упускать инициативу.
Естественно, действия Турции, «удар в спину», как выразился наш президент, когда они сбили наш бомбардировщик Су-24М, имеет политическую подоплеку. Политика взяла верх над экономическими интересами. Военно-политический османизм руководства Турции, то есть стремление установить в регионе свою гегемонию по типу Османской империи, вошло в конфликт с коренными экономическими интересами Турции. И политика взяла верх.
На ваш взгляд как военного, сбитый самолет — это casus belli? Россия могла бы открыть военные действия после этого?
С самолетами несколько сложнее, чем с кораблями. В военной истории немало случаев, когда сбивали разведывательные, военные самолеты вблизи своих границ. Это не casus belli, который ведет к войне. Но это достаточно подлый трюк, скажем так, приведший к обострению отношений именно по вине Турции.
Я напомню высказывание руководства Турции — премьера Ахмета Давутоглу — о том, что это он отдал приказ. Все не так просто в военно-политическом руководстве Турции между военными, Эрдоганом и Давутоглу. Но это, скажем так, задний план. Самое главное: Турция показала, что она не собирается бороться с ИГ. Ей важнее, по крайней мере для военно-политического руководства, продвигать гегемонистские планы, и они преследуют свои цели в этом регионе.
Происходят опасные сближения судов в проливах, в Эгейском море. На сегодняшний момент какова вероятность войны с Турцией?
Я думаю, все-таки о войне говорить не приходится. Безусловно, существуют опасные сближения, возможны даже конфликты на морской акватории Эгейского моря, восточной части Средиземного моря и в Черном море, как мы видели. Но это не свидетельствует о том, что дело идет к войне.
Действия Турции в НАТО не поддерживаются. Говорить о статье 5 НАТО, предусматривающей совместную оборону, тоже не приходится. Более того, США уже официально высказывались, что для них некоторые решения Турции были неожиданными. Они не санкционировались ни со стороны структур НАТО, ни со стороны Соединенных Штатов. Турция никого об этом не предупреждала. Если Турция пойдет на дальнейшее обострение, то не сработает даже блоковая солидарность. Агрессивные действия, прямую угрозу развязывания войны ни США, ни НАТО не поддержат.
Тем не менее, означает ли столкновение России и Турции столкновение с армиями стран НАТО? Насколько Россия способна им противостоять?
Россия не может выступать инициатором военных столкновений. В каждом случае не мы инициаторы. Руководство НАТО и США не поддержит Турцию, если она пойдет на обострение конфликта и откроет путь к полномасштабной войне с Россией.
Если говорить о соотношении сил, понятно, что военные возможности России и Турции несопоставимы. Кроме того, я хотел бы напомнить, что когда президент отмечал эффективность действий наших вооруженных сил в Сирии, он упомянул о современном вооружении, которое там применялось. В частности, о крылатых ракетах большой дальности воздушного базирования Х-101. Он обронил такую фразу: «Помимо обычной боевой части, они могут нести и специальную, ядерную». Она, конечно, сказал президент, не потребуется в войне с террористами и, надеюсь, никогда не потребуется. Так вот, эта надежда может рухнуть, если Турция решится на полномасштабную войну с Россией.
Фото: пресс-служба Минобороны РФ / РИА Новости
В сирийской кампании демонстрируется, как вы сказали, новейшее оружие. Для чего это делается? В этом есть военная необходимость или это больше политика? Какие из этих видов вооружения, на ваш взгляд, наиболее значимы для современных военных конфликтов?
Чисто военной необходимости применять высокоточные крылатые ракеты большой дальности по объектам террористов нет. Можно обойтись и более простыми и дешевыми средствами.
Были применены крылатые ракеты морского базирования семейства «Калибр», крылатые ракеты воздушного базирования Х-555, это еще советская разработка, — и новейшие Х-101, это уже чисто российский проект и российское производство.
Если говорить об авиации, то из новейших машин использовались бомбардировщики Су-34, истребители СУ-30СМ. Остальные самолеты — Ту-160, Ту-22, Су-24, Су-25 — конечно, еще советские, но модернизированные в последние годы.
По итогам этого конфликта Путин дал указание провести анализ применения данного вооружения, в том числе и перспективных, и сделать определенные выводы. Думаю, в ближайшее время будут внесены изменения в технические требования к некоторым видам вооружения и в производственные программы. Уверен, что это произойдет буквально в следующем году.