«Труд всегда будет стоить дороже сырья» Экономист Сергей Хестанов о крахе нефтяного рынка и будущем российской экономики

Новый обвал цен на нефть в начале года привел к панике на российском рынке и падению рубля. О том, почему нефть дешевеет и как россиянам выживать в новой реальности, «Ленте.ру» рассказал доцент кафедры финансовых рынков и финансового инжиниринга РАНХиГС Сергей Хестанов.

«Лента.ру»: Главная новость последних дней — это падение цен на нефть и в связи с этим негативные ожидания на российском рынке. С чем связано это падение и когда будет достигнуто пресловутое дно?

Сергей Хестанов: Есть две группы причин, которые вызывают падение цен на нефть. Первая — стратегическая, связанная с тем, что на рынке имеется заметный переизбыток нефти — по разным оценкам, от полутора до двух с половиной миллионов баррелей в сутки. И до тех пор пока эта причина не будет устранена, давление на нефтяные цены сохранится.

Вторая причина носит тактический характер, связана с тем, что с Ирана сняты санкции. На мировом нефтяном рынке ожидается дополнительное предложение. Ситуация усугубляется тем, что до введения жестких санкций в 2012 году Иран предлагал довольно большие объемы нефти на европейском рынке (чуть меньше миллиона баррелей в сутки). После ухода Ирана его долю забрали две страны — Саудовская Аравия и Россия. Причем все три сорта нефти: российский, саудовский и иранский очень схожи по характеристикам. Соответственно, сейчас, когда формально санкции сняты, возникает вопрос: за счет чего Иран вернется на рынок? Поскольку наивно надеяться, что Россия и Саудовская Аравия волевым решением освободят рынок для Ирана, скорее всего, нас ждет война скидок. И первые залпы этой войны уже прозвучали. В декабре 2015 года руководитель крупной российской нефтяной компании заявил, что Саудовская Аравия начала демпинговать на европейском рынке.

Эти тактические причины оказывают давление на нефтяной рынок на временном горизонте один-два квартала. До тех пор пока какое-либо решение не будет найдено, сделать надежный прогноз практически невозможно.

Является ли нынешняя ситуация с нефтью рыночной или имеет место какой-то манипуляционный сценарий? Все экономисты говорят разное. Не очень понятно, например, почему при падении цены снимаются санкции с Ирана. Есть ли объективные факторы для снижения цен или рынок рушится сознательно?

Объективный ответ на этот вопрос мы узнаем лет через 25, когда со сцены сойдут все политики, которые принимают решения сейчас. До этого можно будет только строить предположения. Тем не менее избыток нефти на рынке — это объективная величина. Оценки этого избытка могут плавать, но даже закоренелые оптимисты признают, что сейчас есть около полутора миллионов баррелей в сутки дополнительного предложения, которое не обеспечено спросом. Естественно, политический фактор влияет, но объективно его анализировать пока нельзя.

Кроме того, Иран за годы жесткого эмбарго (формально санкции против страны ввели еще в 1979 году, после Исламской революции, но они были довольно мягкими) испытал очень большие трудности, руководство государства, которое ранее вело жесткую политику, пересмотрело свою стратегию. Там сменился президент, пришел человек с совершенно другими взглядами, человек, который закончил западный вуз (Хасан Рухани — прим. «Ленты.ру»). Можно сказать, что экономические санкции подействовали на Иран.

То есть получается, что все-таки нефть — это и есть политика?

Различить, где заканчивается экономика и начинается политика, трудно. Любая значимая отрасль экономики так или иначе несет какой-то политический подтекст. Если страна от какой-либо отрасли сильно зависит, любые изменения на этом рынке так или иначе влияют на политику. Если посмотреть на политику того же Китая — не в текущем моменте, а, например, в 70-80-е годы, то там доля агрессии была достаточно большой. В 1979 году было уникальное явление: первая в истории война между социалистическими странами — китайско-вьетнамская. Как только Китай встал на путь построения производящей экономики, как только он стал выходить на международные рынки, агрессивная риторика исчезла напрочь. Сейчас Китай — это образец миролюбия.

Как выглядит это нефтяное затоваривание? Где-то в мировом океане стоят танкеры и ждут разгрузки?

В Иране танкеры действительно физически заполнены нефтью, так же как и хранилища. В тех странах, где доступна статистика, например, США, процент заполнения хранилищ находится на исторических максимумах. Эти запасы позволяют прожить американцам до двухсот дней даже в случае полного прекращения добычи и поставок. Кстати говоря, это один из уроков блокады 1973 года, когда арабские страны ввели эмбарго на поставки нефти в страны, которые поддерживали Израиль в арабо-израильских войнах. Именно с этого момента и начался первый в новейшей истории взлет нефтяных цен. В течение одного года нефть подорожала в четыре раза. Это вызвало существенный экономический кризис в развитых странах, а на страны-экспортеры нефти пролился золотой дождь. В СССР было золотое время с середины 70-х по первую половину 80-х, о нем ностальгируют нынешние пенсионеры — и действительно, уровень жизни граждан улучшался на глазах. А причина была очень простая — к тому времени Союз построил основные нефте- и газопроводы, а цены начали расти. Точно так же, когда в 1986 году произошел обвал цен — тоже в четыре раза — это запустило деструктивный процесс распада СССР.

Если сравнить три конкурирующие на нефтяном рынке страны — Россию, Иран и Саудовскую Аравию, — какой критичный предел цены на нефть есть для каждой из них, с точки зрения себестоимости добычи?

К сожалению, надежных достоверных данных по себестоимости нет. Многие главы компаний активно озвучивают цифры своей себестоимости, но в этих цифрах есть большое лукавство. Дело в том, что даже внутри одного месторождения разные участки имеют разную себестоимость. На старых месторождениях в скважинной жидкости содержание нефти не так велико, до 80 процентов там составляет вода. Себестоимость очистки нефти от воды на разных участках совершенно разная. Если цена будет падать, компании будут последовательно выводить из эксплуатации участки с максимальной себестоимостью. Но надежных и публичных сведений о рентабельности тех или иных мощностей при определенной цене, повторюсь, нет. Можно лишь строить предположения.

Но существует общепринятое экспертное мнение, согласно которому в России добывать нефть дороже, а в Иране или Саудовской Аравии — дешевле.

Прежде всего, это климатический фактор. В холодном климате, при отрицательных температурах процессы как консервации, так и расконсервации скважин проводить невозможно. Поэтому российским компаниям для выполнения любого из этих действий нужно ждать теплого времени года. Это проблема не только нашей страны, это и Канады касается, к примеру.

С другой стороны, арабские государства находятся в очень благоприятном климате. Там хорошая геология, им не приходится бороться с болотами, которые затрудняют транспортировку.

В целом, если речь идет о месторождении, которое введено давно, все амортизационные платежи уже сделаны, то на Ближнем Востоке есть места, где нефть можно продавать по одному доллару за баррель. Если говорить о России, то тут все зависит не только от компании, но и от конкретного месторождения, и от конкретного участка на месторождении. Есть месторождения с хорошей геологией, где можно уложиться и в 12-15 долларов, а есть и такие, где рентабельность становится отрицательной при 25-30. Но объективно мы это узнаем примерно через год после того, как надолго установятся низкие цены. К тому времени предстоит принимать тяжелое решение о прекращении добычи там, где себестоимость выше цены, по которой нефть можно реализовать. Процент падения добычи, который мы увидим, будет соответствовать проценту тех месторождений, где себестоимость выше установившейся цены. Надежные данные, таким образом, можно получить только постфактум.

А что за анекдотический случай, когда в Северной Дакоте цена на нефть упала ниже нуля?

Никакой мистики в этом нет, это совершенно типичный случай. Дело в том, что нефть загрязнена примесями, в том числе серой. Для того, чтобы нефть подвергнуть переработке, особенно на топливо, эту серу необходимо извлечь. Стоимость извлечения серы может оказаться выше цены на итоговое сырье. В таких случаях возможна ситуация с отрицательной стоимостью. При таком раскладе владелец месторождения со временем просто примет решение о консервации.

Это и есть та сланцевая нефть, себестоимость которой велика? Эта ситуация уберет американскую нефть, на что надеются другие производители?

Содержание серы не так сильно зависит от технологий добычи. Но вообще сланцевая нефть действительно дороже традиционной, поэтому при прочих равных условиях именно производители сланцевой нефти уйдут с рынка в первую очередь. Другой вопрос, что в отличие от традиционных производителей, компаний, добывающих сланцевую нефть, — огромное количество. Это особенность американского законодательства: любой владелец участка земли может заниматься на нем всем, что ему заблагорассудится. В том числе он может заниматься добычей сланцевой нефти, если участок достаточно большой, чтобы не мешать соседям. По сути, на окраине населенного пункта можно ставить вышку — и вперед. Ее даже покупать не обязательно, можно просто в аренду взять. В итоге возникли сотни сланцевых компаний. В настоящее время продвинутые компании научились делать скважины за две недели, что впечатляет. В Западной Сибири, для сравнения, нормальное время оборудования скважин — около полугода.

Еще одна особенность сланцевых компаний в том, что они в основном непубличные. Они постоянно возникают, банкротятся и формируются заново — в отличие от крупных корпорацией с открытой отчетностью. Из-за этого даже Минэнерго США затрудняется определить себестоимость сланцевой нефти.

Получается, что сланцевые компании — это американский малый бизнес?

Не совсем малый, пожалуй, средний. В США существует рынок аренды оборудования. Более того, можно нанять бригаду, которая приедет и обустроит вам скважину. В России, кстати, тоже есть такое месторождение, очень старое, в Хадыженском районе Краснодарского края, где нефть добывают при помощи трубы диаметром 50 миллиметров. Я сам там был, все выглядит очень маленьким, словно игрушечным. Не стоит ассоциировать нефтяную компанию с гигантом. Имеют право на жизнь и небольшие нефтедобывающие фирмы.

А какая прямо сейчас реальная цена на нефть? Ведь на биржах торгуются фьючерсы...

Сама постановка вопроса неправильная. Реальная цена — именно та, которая в настоящий момент мигает на экране монитора, которая формируется на бирже. Очень часто спекулируют на том, что есть «бумажная» нефть, а есть реальная. Есть одно «но». У так называемой «бумажной» нефти (фьючерсных контрактов) есть дата экспирации. Когда происходит либо поставка, либо расчет. «Бумажная» нефть действительно может отличаться от реальной, но раз в квартал эти цены встречаются друг с другом. На уровне бытовых обсуждений можно говорить, что это разные рынки, но на практике любая попытка отклонить цену фьючерсного контракта от цены настоящей нефти намного и надолго кончится тем, что если вы попытаетесь завысить цену, вам подгонят танкер с нефтью. Если же вы попытаетесь занизить, то вам подгонят пустой танкер и потребуют, чтобы вы ее туда налили. За счет этого простого механизма обеспечивается довольно эффективная синхронизация цен на нефть как финансовый инструмент с нефтью как товаром. Совершенно наивно говорить, что цена этих вещей может надолго разойтись.

Но для обывателя все это как-то дико выглядит: еще недавно нефть стоила более 100 долларов, а теперь уже меньше 30. Насколько биржевая ситуация отражает положение дел в экономике? Вы как экономист оцениваете ситуацию на мировом рынке как нормальную или происходит какой-то глобальный мировой шторм?

И да и нет. Рынки с точки зрения чувствительности к балансу спроса и предложения делятся на эластичные и неэластичные. Что это означает? На эластичном рынке у вас на 10 процентов меняется спрос или предложение и примерно на 10 процентов меняется цена. Значительное число товаров, с которыми мы имеем дело, относится к категории эластичных. Изменение цены там происходит плавно и не очень сильно. Но есть и неэластичные рынки, и самый яркий пример тут — рынок нефти. Малейший перевес — и качели пришли в движение, из верхнего положения перешли в нижнее.

Сланцевой нефти на пике в 2014 году добывалось около 3 миллионов баррелей в сутки. Потом довольно быстро ее количество сократилось и долго держалось на уровне в полтора миллиона баррелей, а сейчас даже чуть меньше. Что такое полтора миллиона баррелей при общем размере мирового рынка в 96-97 миллионов баррелей? Фактически это полтора процента. Получается парадокс: добавилось полтора миллиона к предложению, а цена рухнула в три раза. В ноябре 2014 года в Вене было очень драматичное совещание стран-членов ОПЕК, куда прибыли представители России и других стран-производителей нефти, формально в организацию не входящих. Решался вопрос, что делать с падением цен — уже тогда стало понятно, что джинна выпустили из бутылки. Многие страны, прежде всего, Венесуэла, настаивали: давайте сократим добычу. Полтора миллиона баррелей в сутки — это не такая большая величина. Пусть каждый немного сократит, и на рынке освободится место для сланцевой нефти. В таком случае цены действительно остались бы в диапазоне 100-120 долларов за баррель и все были бы счастливы. Но позиция Саудовской Аравии была диаметрально противоположной. Саудиты совершенно резонно заявили: «Да, сократить полтора миллиона из общего объема добычи ОПЕК в 32 миллиона баррелей — это по силам». Но тогда процесс роста сланцевой добычи продолжился бы. В мире сланцевой нефти очень много. Все обсуждают ситуацию с добычей в США, но почему-то забывают, что первые в мире запасы сланцевой нефти находятся в Китае. Если китайцы научатся их добывать, а в этом сомневаться не приходится (китайцы быстро и хорошо учатся всему), это глобально изменит расклад на мировом нефтяном рынке, да и газовом тоже. Если сейчас Китай крупный потребитель, то как только там будет освоена эта технология, не исключено, что он превратится в экспортера. И тогда возникнет большая проблема — куда, собственно, продавать нефть и газ.

В итоге Саудовская Аравия решила поступить ровно наоборот и поднять уровень добычи, сознательно добиваясь падения цен. Поскольку себестоимость сланцевой добычи выше, американцы начнут уходить с рынка.

Но фактически это ничего не изменит, лишь отсрочит выход сланцевой нефти на рынок. Они же этот глобальный тренд не переломят.

И да,и нет. Дело в том, что они наполовину успеха добились. Производство сланцевой нефти упало примерно в два раза. Но на участках с хорошей геологией те компании, которые уже успели получить прибыль, пока нефть была дорогой, отдали кредиты (избавившись тем самым от давления кредиторов) и остались на рынке. Кто-то послабее конечно обанкротился. Но когда говорят о банкротстве сланцевых компаний, сильно радоваться не стоит. В англосаксонском правовом поле банкротство выглядит совсем не как у нас. Кредиторы и собственники теряют деньги, но предприятие может продолжать работать. Оно реализуется с аукциона, и покупателю достается прекрасно работающая компания по очень привлекательной цене. Кредиты через этот механизм списываются. Давление на нефтяной рынок от таких процессов может только усиливаться.

То есть стабилизация цен на нефть, по вашим словам, не произойдет раньше второго квартала этого года?

Что касается сроков, стоит укрыться за авторитетом Уоррена Баффета, который говорил, что легче предсказать, «что» произойдет, чем «когда». Если отскок и будет, вряд ли он станет сильным. Как только цена на нефть пойдет вверх, тут же добыча сланцевых компаний также начнет расти. Уже понятно, что на участках с хорошей геологией себестоимость добычи находилась на уровне 40-45 долларов за баррель. Как только цена окажется в том районе, тут же на рынок хлынет дополнительная нефть. Кроме того, сланцевые компании могут очень быстро как сокращать добычу, так и наращивать ее.

Это значит, что машинка высоких цен на нефть поломалась на долгие годы?

Один из саудовских принцев осенью 2015 года заявил, что 100 долларов за баррель мы не увидим никогда. Джинна выпустили из бутылки. Есть мнение, что когда нефть впервые доросла до 60 долларов за баррель, прозорливым руководителям нефтяной отрасли надо было задуматься, сознательно поднять добычу и не пустить нефть выше. Почему? Потому что в экономике есть закон Саймона, названный в честь американского экономиста Джулиана Саймона. В 60-х годах он сформулировал положение, звучащее как «труд всегда дороже сырья». Как только появляется сырье, которое длительное время дорого стоит, либо изобретается технология его дополнительного получения, либо изобретается технология, как без этого сырья обойтись. Яркий пример — это ситуация в Чили в 1970-е годы. Шла массовая электрификация, цены на медь росли, на страну пролились медные доллары как на нас нефтедоллары. На эти медные доллары Сальвадор Альенде начал социализм строить, и у него даже какое-то время получалось. А потом произошло следующее: в электротехнику массово пришел алюминий. Цены на медь упали, что спровоцировало, с одной стороны, бурные социальные процессы в чилийском обществе с приходом к власти Пиночета, а с другой — цены на медь снизились на долгие годы. И возобновили рост лишь спустя несколько десятилетий.

С нефтью происходит аналогичный процесс?

Абсолютно точно. Хотя 50 лет считалось, что закон Саймона не действует на нефть и газ. Однако сначала в США цена на газ упала в шесть раз, и Америка из крупного покупателя газа вот-вот превратится в экспортера. В феврале ожидается прибытие за рубеж первого танкера с американским сжиженным газом. А ведь если вспомнить недавнюю историю, мы обустраивали Штокмановское месторождение с мыслью поставлять газ в США, надеясь занять 10 процентов американского рынка. Теперь ситуация диаметрально противоположная: цены на газ на Среднем Западе США ниже, чем в России.

Переходим к нам. Мы сидели на высоких ценах на нефть и газ, мы отлично себя чувствовали. Я так понимаю, что период, когда в рублях нефть должна была стоить 3750 рублей за баррель закончился, потому что иначе доллар бы сейчас стоил более 100 рублей. Какой вы дадите прогноз на развитие событий с нашей валютой?

Ответственно говорить о рубле будет возможно только после того, как хоть как-то стабилизируется нефтяной рынок. Хотим мы или нет, но более 40 процентов федерального бюджета — это поступления от экспорта. Из которых около 70 процентов составляют нефть и газ. Для того чтобы бюджет сошелся, необходимо либо сократить госрасходы, либо девальвировать рубль, либо потратить резервы. Из этих трех возможностей, резервы если и будут тратить, то в минимальном объеме. С марта 2015 года ЦБ перешел к политике экономии резервов. Он не только перестал их тратить, но даже пытался в отдельные месяцы наращивать. Остается секвестр бюджета и девальвация. Скорее всего, будут использованы обе возможности, но сильное сокращение бюджета технически провести нелегко, просто потому, что урезание одних программ влияет на другие программы, и быстро это учесть, даже с точки зрения бюрократии, министерствам и ведомствам сложно.

Скорее всего, довольно быстро проведут 10-процентное сокращение, но этого точно не хватит для балансировки бюджета. Поэтому спустя некоторое время Минфин, наверняка, будет настаивать на продолжении секвестра. Объективно можно оценить необходимость сокращений как разницу в ценах между той ценой нефти, которая заложена в бюджет (50 долларов за баррель) и той, которая наблюдается на практике — допустим, 27 или 28. Думаю, что в итоге недополученные доходы от экспорта составят 40 процентов. Если учитывать, что экспорт дает примерно половину доходов, то общая доля потерь составит приблизительно вдвое меньше. Но я думаю, будет использоваться и секвестр, причем в несколько ходов, и девальвация. Последняя является горьким лекарством, но, к счастью, для бюджета она бесплатна. Понятно, что граждан это совсем не радует, все мы потребители и знаем как девальвация влияет на цены. Особенно если учесть, что импортные товары официально составляют треть потребительской корзины, а неофициально, особенно в крупных городах — хорошо за 40 процентов.

На днях был опубликован прогноз Bank of America, в котором говорилось, что, чтобы свести концы с концами, Банку России нужно девальвировать рубль до 210 за доллар. Вам этот прогноз кажется обоснованным?

Если допустить оговорку «при прочих равных условиях». Дело в том, что, когда меняется какой-то важный макроэкономический параметр, он так или иначе влияет на многие другие. Если допустить, что все останется неизменным, цена на нефть упадет до 25 долларов за баррель, а бюджет будет бездефицитным, то да, придется девальвировать рубль за 200. Но на практике так не бывает никогда — чтобы важный параметр поменялся, а все прочее осталось без изменений. В реальности вслед за падением цен на нефть упадет много чего еще. Снизится импорт, соответственно и потребность в валюте. Упадут и расходы граждан, которые волей-неволей начинают экономить. Скорее всего, девальвация потребуется, но она будет не настолько большой, как об этом пишут аналитики Bank of America.

Оправдана ли стратегия, на которую перешли многие мои друзья, — стратегия 90-х годов? Когда за рубли покупаются доллары, которые через месяц-два можно продать с прибылью?

Любые накопления, которые не предполагается тратить в самое ближайшее время, в настоящих условиях целесообразнее держать в долларах США. Потому что, с одной стороны, не надо быть пророком, чтобы с высокой степенью уверенности сказать, что проблемы бюджета будут решать за счет девальвации. Это длится уже достаточно долго, и вряд ли этот процесс прекратится. Во-вторых, у доллара тоже есть свои циклы, которые длятся 15-17 лет. После Второй мировой войны их уже три было, и они неплохо изучены. В декабре 2015 года с подъемом ставки ФРС очередной цикл укрепления доллара был подтвержден. Так что в ближайшие три-пять лет доллар как способ сбережения будет смотреться очень хорошо.

Вы советовали следить за объемом резервов ЦБ. В частности, вы говорили, что когда они подойдут к отметке в 200 миллиардов, государство может ввести определенные ограничения, например заморозить долларовые вклады.

Как показывает опыт, причем не только нашей страны, когда девальвация национальной валюты достигает определенных значений, очень часто монетарные власти вводят те или иные валютные ограничения. Полное запрещение хождения иностранной валюты на практике бывает редко, но заморозка валютных счетов, принудительный обмен валютных счетов на счета в национальной валюте, налог на покупку валюты, как у наших соседей белорусов (20 процентов) — все это случается. Это один из нерыночных способов, с помощью которых регулятор пытается хоть как-то остановить девальвацию. Для России объем международных резервов в 200 миллиардов долларов может быть хорошим ориентиром. Есть, впрочем, и важная оговорка — темпы падения тоже имеют значение. То есть 200 миллиардов — это если резервы будут снижаться плавно и постепенно. Если вы увидите резкий скачок — на 30-50 миллиардов за месяц, то тут уж ждать не надо: риски жесткого валютного контроля нарастают. Тогда по сравнению с банками коммерческими приоритет получают банки стеклянные, а у вкладчиков есть шансы испытать проблемы с возвратом своего вклада.

То есть каждый должен стать сам себе экономистом?

Жизнь вообще так устроена, что когда происходит время перемен, те, кто не проявил предусмотрительность, сильно страдают. Вспомните хотя бы 1991 или 1998 годы. Не зря у китайцев есть поговорка «не дай вам бог жить в эпоху перемен».

Какая индивидуальная стратегия вам кажется оптимальной? Накапливать, сократить траты, вкладывать в недвижимость?

На российском рынке недвижимости тоже назревают бурные события. Существует очень большой потенциал падения цен, выраженных в долларах — от полутора до четырех раз. Нужно быть отчаянным человеком, чтобы покупать российскую недвижимость сейчас. Даже если такая цель ставится, то лучше дождаться, когда будет более-менее понятна глубина падения российской экономики. Существует очень поучительная история японского рынка недвижимости, когда он десятилетиями бурно рос, а с 1991 года начал падать — сначала в два раза, потом еще в два раза, и на этом дне находится до сих пор, хотя прошло уже много лет.

То есть возможна ситуация, когда квартиру в Москве можно будет вновь купить за 20-25 тысяч долларов?

По доллару тоже есть инфляция, будут ли достигнуты такие цифры, неизвестно. Но если падение цен на нефть затянется, а существует вероятность, что этот процесс будет длиться лет 15, то почему бы и нет? Другой вопрос, что у россиян этих 20-25 тысяч долларов просто не будет.

А наша ситуация является частью мировых проблем? Или они чисто локальны и связаны с архаичностью экономики и ориентацией на сырьевой экспорт?

Объективно ответить на этот вопрос можно будет только спустя какое-то время. К примеру, сейчас есть много данных о причинах распада Советского Союза, тогда как в моменте это было непонятно. Так же и сейчас, истинные причины мы поймем лет через 20. Но уже сейчас можно сказать, что это совпадение двух факторов. С одной стороны, нефтяной рынок вполне глобален, мы хоть и важный игрок на нем, но не единственный. С другой стороны, помимо проблем всех нефтеэкспортеров, у нас есть наши, чисто российские проблемы. Показательно посмотреть на динамику биржевых индексов России и США. До весны 2013 года эти индексы двигались если не синхронно, то, как говорят математики, скоррелированно. Коэффициент корреляции составлял около 0,8-0,85, что вообще говоря, очень много. Целое поколение биржевых спекулянтов выросло, которое привыкло на это ориентироваться. А начиная с марта-апреля 2013 года пути наших индексов с американскими разошлись. Американские продолжали рост до последнего времени, а российские начали падать и сейчас находятся гораздо ниже. Это означает, что с весны 2013 года крупные международные инвесторы, которые в сущности рынками и двигают, засомневались в перспективах российской экономической модели — модели восстановительного сырьевого роста, на которой мы жили чуть ли не с 1999 года. Они решили, что эта модель закончилась, что нет оснований для роста сырьевых цен, а значит и подорожания российских активов. А ведь еще не было никакой геополитики, это все происходило до Майдана, Крыма, и цены на нефть были высокими. И дальнейшие события только подтвердили эту гипотезу. Все же крупные международные деньги действуют если не совсем, то почти рационально.

Интересно, что очень похожая проблема возникла и у Китая. Даже несмотря на то, что Китай — производящая экономика, философски китайские проблемы один в один совпадают с нашими. Просто мы экспортируем сырье, а они — готовую продукцию, но у них тоже есть торможение роста, основанного на экспорте. Внятной альтернативы экспортной модели пока не предложено.

В целом нас ждет лет 15 тяжелых времен. К сожалению, трудно оглянуться в экономическую историю и найти полную аналогию. Единственная аналогия, не слишком на нас похожая, зато хорошо изученная — это Голландия. Там тоже были огромные доходы от экспорта газа, рост курса национальной валюты, когда стало выгодно все покупать, а не делать самим. А потом, в 1959 году, месторождение исчерпалось и Голландия опустилась в экономический кризис продолжительностью как раз в 12-15 лет. Они излечились, но лечение было медленным и очень болезненным. Это неприятность, но не катастрофа. Тем не менее уровень жизни у нас кратно снизится. Мы уже по уровню доходов, по оплате рабочего времени начинаем быть чуть выгоднее китайцев, с оговоркой «в промышленно развитых районах Китая». Как пошутил один из моих знакомых, «еще 30 процентов девальвации, и мы сможем поставлять постельное белье в Китай». Уровень зарплаты у нас упал, что заметно повысило нашу конкурентоспособность.