«Кусок сала желает, чтобы ему придали человеческий вид» На русском языке выходит новый роман Ирвина Уэлша

«На игле», «Кошмары аиста Марабу», «Кислотный дом», «Экстази», «Порно» — романы Ирвина Уэлша несколько лет не выходили на русском языке, а некоторые даже попали в список запрещенной литературы. При этом для русскоязычных читателей этот шотландский писатель продолжал оставаться культовым. И вот «оттепель»: через две недели издательство «Иностранка» впервые на русском выпустит роман Уэлша «Сексуальная жизнь сиамских близнецов». Его героиня Люси — отнюдь не наркоманка, более того — она тренер по фитнесу. Как-то ночью, рискуя жизнью, она остановила вооруженного преступника и спасла жизнь двоим несчастным. СМИ сначала делают из Люси героиню, а потом объявляют злодейкой. «Лента.ру» публикует отрывок из книги.

К большинству клиентов, а в моем случае почти все они женщины, ты стараешься подобрать ключик. Например, секс: желание, чтобы тебя считали привлекательной, чтобы кто-то хотел тебя. Или дети: быть живчиком, быть в форме, вести активный образ жизни, чтобы стать для них позитивным примером, видеть, как они растут, и застать внуков. Или страх смерти: врач сказал убрать спасательный круг, или, мол, пеняй на себя. Даже с такой мотивацией все равно приходится заставлять, но хотя бы есть за что зацепиться. Фальконетти же просто хочет сохранить свой бездарный образ жизни. Все, что мне нужно, — это не дать ей докатиться до диабета второго типа, чтобы острый приступ не прервал ее далекоидущие планы. Занятия со мной три раза в неделю дают ей оправдание, чтобы сидеть на диване, смотреть сериалы и жрать чипсы. Меняться она не хочет, хочет, чтоб я говорила ей, что все у нее хорошо. Она платит $75 за занятие, и меня вполне устраивает, что я работаю с ней на автомате и просто не даю ее отвислой жопе разрастаться бесконтрольно.

Но у нее все равно остаются иллюзии, которые надо развеять. Я же профессионал, в конце концов.

— Снижение веса для борьбы с диабетом второго типа не поможет, Мардж. Если вы предрасположены к диабету, вам нужно выполнять предписания врача в плане диеты.

— Я знаю, но... — она осеклась.

— Вот у вас Винсент есть, — это ее любимый мопс, — вы же не будете кормить его шоколадом, так ведь?

— Нет, конечно.

— А почему?

— Потому что это его погубит!

— Да, но сами-то вы его едите. Как, по-вашему, на вас влияет шоколад?

Она тупо смотрит на меня. Почему они не врубаются? Почему я должна тратить время на этих идиоток, которые считают, что если три раза в неделю ходишь на тренировку, то можно обжираться мороженым «Бен энд Джерри»?

— Тренировки три раза в неделю не спасут вас от диабета, — говорю я. — Поговорите с Тони, — это я про ее толстого мужа, — вы же знаете, что у него избыточный вес. А он наверняка постоянно просит вас приготовить что-нибудь вкусненькое, и в итоге вы едите то, что вам нельзя.

— Мы итальянцы...

— Да выбросьте вы это из головы. Нельзя быть рабом отживших культур. У меня ирландские корни, но я не пью «Гиннесс» и не жру тушеную говядину с хлебом. Мы американцы, блин!

Мардж пялится на меня с болью во взгляде.

— Динамика очень сильно зависит от того, хочет человек измениться или нет. Я всегда говорю: если хочешь измениться, ты должен решить, что это нужно именно тебе.

В ответ я слышу привычное блеяние, что, мол, надо быть женой и матерью. Извечная слабость, причем такого типа, который я ненавижу больше всего: полная зависимость от мужа и воспитание не детей, а нового поколения свиней на убой, но с произнесением пафосных речей о любви.

Мне трудно помочь Мардж измениться еще и потому, что она не понравилась мне с первого взгляда. Не из-за дряблого мяса, затянутого в черную лайкру, будто покрашенную из баллончика, и не из-за нелепого макияжа. Нет. Всему виной бейсболка «Янкиз», которую она нахлобучивает себе на голову. Да, я сама не местная и теперь уже больше половины жизни прожила здесь, но я из Бостона и презираю все, что связано с командой «Янкиз» (бейсбольная команда, главный соперник «Бостон ред сокс» — прим. «Ленты.ру»). Тем более эту суку, которая и в Южном Бронксе-то, скорее всего, не была. Слава богу, мне хватает профессионализма, чтобы не показывать свои истинные чувства.

Поэтому я заряжаю ее на час гирями — сжигать жир на квадрицепсах. Как же она ненавидит эти гири! Но тем не менее делает и подъемы на платформу, и выпады, и приседания, и жим ногами, и спринт на 40 ярдов. Я слежу за ней как хищник, высматривающий сбитую падаль на шоссе, и все время вбиваю результаты в Lifemap. Мы заканчиваем, и она, истекая пóтом, склизкой улиткой ползет в душ.

О да, у нас тут конвейер: еще один кусок сала явился и желает, чтобы ему придали человеческий вид, — Лина Соренсон. Она где-то раздобыла серые бесформенные штаны для йоги, которые даже ей велики. В чем-то это даже хорошо: обычно бабы носят очень тугие штаны и натягивают их слишком высоко, так что видно верблюжьи лапки. Женщины вроде Мардж почему-то думают, что если влезть в размер поменьше, то это и будет твой размер. Но прикид Соренсон  — как предупреждающий сигнал: штаны для йоги стали дежурной спортивной одеждой для баб, которые стесняются своего тела и, что еще хуже, несерьезно относятся к занятиям. Штаны действительно адские, но еще круче — старая майка в облипон с Eurythmics, в которой ее сдобное брюхо аппетита не прибавляет.

А главное — уже 10:07. Опоздание учтем, сучка крашеная. У Соренсон на лице выражение коровы, которую привели на убой. Она боязливо глядит на снаряды, как будто сейчас ее на них разложат и станут отдирать тучную плоть от костей. Впрочем, для этого они тут и стоят. Я приветствую ее с натянутой улыбкой. Вообще со временем начинаешь сразу определять, сколько выдержит очередная толстая харя. Этот экземпляр больше двух недель точно не протянет.

Я достаю сантиметр и веду ее взвешиваться. Лина Соренсон, рост 157, вес 92, продолжает нервно верещать:

— Я уже давно думала, что надо начать заниматься... Слушайте, я надеюсь, вы не против, что я отдала каналу видео с телефона. Я не подумала. Надо было у вас сначала спросить. Не против? Она меня звездой, *****, сделала!

— Это было довольно бестактно, — говорю я, чтобы не благодарить и не уступать даже части власти над ней. — Под дверью с утра торчали папарацци.

— Простите, ради бога...

— Ничего, бывает, давайте не будем зацикливаться, — улыбаюсь я. — Вы готовы?

— Насколько это вообще возможно, да, — отвечает Соренсон неуверенно.

Устраиваю ей небольшой разогрев с гирями и растяжкой. Она отрабатывает относительно неплохо, при приседаниях спину держит нормально. Мы заканчиваем; пусть еще пожалуется на свою несчастную жизнь.

— Вы же знаете, как говорится, жизнь проходит, а ты все чем-то занят...

Соренсон, видимо, относится к той породе баб, что могут бесконечно болтать, толком ничего не говоря, и я пока не могу ее раскусить. Может, перестала за собой следить после замужества и рождения ребенка. Очнулась после длительного приема прозака, вся в пеленках, муж видеть не хочет, уехал по делам или на гольф, а ты — безобразная бегемотиха. Как такое могло произойти? Почему я такая толстая? В моем деле привыкаешь серьезно относиться к стереотипам и клише, они возникают не на пустом месте. Но на пухлом пальце нет кольца. Ладно, хватит домыслов: скоро узнаем, что там у нее. Во-первых, надо начать сжигать жир, сделать из нее потогонный аппарат.

Я не большой фанат беговой дорожки, по мне, лучше тренировки со свободными отягощениями для формирования мышц корпуса при одновременном увеличении кардионагрузки и сжигании жира. Но беговая дорожка тоже может быть полезна, чтобы загрузить сердечно-сосудистую систему и развить у нашей диванной картофелины выносливость. Она залезает на дорожку, я устанавливаю слабенькие 5 км/ч. Она продолжает болтать, теперь хочет поговорить о нашем происшествии, но извини, дорогая мисс Соренсон, раз у тебя есть запал *******, значит есть силы заниматься, вперед! Я увеличиваю скорость до тех пор, пока она не затыкается и не начинает истекать пóтом. Нагрузка получается тяжелее, чем я обычно даю людям ее роста и комплекции, но мне почему-то совершенно все равно, придет она снова или нет, что вообще-то у меня по отношению к клиентам бывает редко. Я все-таки этим на жизнь зарабатываю.

Мардж и клиентка Лестера выходят из душа и идут во фрешбар. Я ловлю довольную улыбку Мардж, брошенную в сторону моей новой девочки. Чтобы кто-то еще был почти таким же жирным, как она, по крайней мере среди молодых, белых и богатых, — это редкость для Майами-Бич. Однако у меня возникает смутное чувство, что Соренсон чем-то отличается от других. Да, над ней висит туманный ореол депрессии и виктимности, жалости к себе, которая бесит меня больше всего. Но я чувствую, что она хочет измениться: сквозь страх в глазах виден отблеск упрямства.

После того как Соренсон нехотя ушла, посмотрев на меня, будто ждала какого-то страшного разоблачения, а не будничного «в пятницу в это же время», я сжигаю четыреста калорий на беговой дорожке и еду домой. Журналюг нет, слава богу.

Варю себе на обед брокколи со шпинатом и делаю протеиновый коктейль из арахисового масла и бананов (460 калорий). В кармане шорт завибрировал телефон: судя по определителю, отец.

— Привет, дочура! Ну что, вся в отца!

— М-да, спасибо.

— Я чуть не офигел, когда услышал. Сначала удивился: кой черт она полезла на вооруженного преступника? Но потом понял: это же Бреннан, из такого, значит, теста сделана. По-другому и быть не могло.

Я люблю отца, хотя именно он отправил меня сюда жить с мамой, когда я хотела остаться в Бостоне. Разумеется, если кого-то любишь, это не значит, что ты не можешь считать его *******. Он написал серию из пяти судебно-полицейских романов, главный герой которых Мэтт Флинн — сыщик из Бостонского полицейского департамента, переквалифицировавшийся в частные детективы. Каждый из романов продавался лучше предыдущего, а нынешний угодил в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс». Сейчас он пишет какую-то ***** про флинновский Бостон для «Бостон глоб». Как всякий физрук, он очень энергичен. Я не знаю, почему он так беспокоится из-за своих корочек, вернее, из-за их отсутствия. Своди какого-нибудь жирного копа на обед, и азы всей этой полицейской *********** усвоишь как не фиг делать. Остальное — дело писательского воображения.

На суперобложках к отцовским книгам пишут, что он восемь лет проработал оперативником в отделе расследования убийств бостонской полиции. В ирландских барах Южного Бостона над этим бы поржали, конечно. Он служил в БПД, ходил по форме, но всего три года, после чего его выперли за «расистское поведение» после некоего инцидента на складе в Дорчестере. Тот еще предлог: за это из бостонской полиции даже Йозефа Менгеле не уволили бы. На самом деле причина была в том, что он взял на себя вину одного вышестоящего офицера. Отступные отец использовал с выгодой: написал неплохой криминальный роман. После дебюта он расцвел, став любимым автором жителей предместий. Они могут спать спокойно, зная, что главный герой — бостонский детектив Мэтт Флинн — где-то рядом, защищает их и красиво разруливает запутанные истории. Отец, по сути, слился со своей отретушированной фоткой с обложки и выглядит как коренастый вариант доктора Дрю (американский нарколог и медиаперсонаж — прим. «Ленты.ру»), если бы доктор Дрю был вышибалой. Подозреваю, не обошлось без ботокса, но он отрицает наотрез.

— Спасибо, пап. Как вспомню, так страшно становится, но я отреагировала рефлекторно.

— Ты молодец! Я рад, что когда-то отвел тебя на кикбоксинг и тхэквондо. Ты спасла жизнь двум людям и себе, наверное, тоже.

Я знаю, что отец зарабатывает на жизнь художественно-криминальными преувеличениями, но сейчас он сказал правду, от которой меня передернуло. Хотя в меня тот чувак специально не целился, но откуда знать, на что способен ***** с пистолетом, когда он уже ранил кого-то.

— Я тоже. Рада.

— Я вот еще что хочу сказать: я собираюсь сделать тебя богатой, принцесса! У меня появились контакты в Голливуде. Я общался с агентами и продюсерами по поводу экранизации Мэтта Флинна для кино и телевидения.

Что ему ответить?

— Хм, о'кей... но ты, видимо, опоздал. Со мной уже связались люди с одного телеканала, хотят снять пилот. Я как раз иду с ними встречаться. На меня уже работает местное актерское агентство.

— Папина дочь. Чисто бреннановское честолюбие! Но ты смотри, осторожнее там с ними. Надеюсь, врожденная южнобостонская смекалка тебе пригодится. Знаешь, что мне тут один голливудский умник на днях сказал?

— Ну.

— Он сказал: «Мэтт Флинн — это такая заначка на черный день для Деймонов, Аффлеков и Уолбергов. Когда изображать красавчиков из спортзала сил уже не останется, эта ******* про опыт и седину может сработать».

— Ага, понятно.

— Нет, ты только подумай! А я ему ответил: это же актеры ******. Пока они будут готовы сыграть стойких пятидесятипятилетних оперативников БПД, им будет по семьдесят, и урна с моим прахом уже будет стоять у кого-нибудь на полке!

— Пап, тебя опять на мрачваген потянуло...

— Ну а что, часы-то тикают. Роди мне внука, а; девять месяцев, всего делов-то, но только чтоб я им гордился. Он у меня будет учиться в лучших школах. Ты вообще не будешь его видеть. Дитя, я имею в виду.

Господи, я надеялась, что сегодня он не заведет эту шарманку.

— Знаешь что? Ты когда-нибудь задумывался, почему всякий раз, когда ты спрашиваешь меня об этом напрямую, я все больше склоняюсь к лесбийской любви? И так с шести лет?

— Солнышко, не надо так с папой. Как бы то ни было, лесбиянки тоже заводят детей, это сейчас очень модно. — (Он продолжает спорить. Отец знает, что я би. Ему это не нравится, но он хотя бы это признает. Мать начинает чуть ли не тошнить всякий раз, когда я об этом говорю. Будь ее воля, отправила бы меня на шоковую терапию.) — Кто станет отказывать женщине в праве на материнство по причине ее сексуальной ориентации?

Я хочу резко ответить, что могла бы найти сотню мужиков, чтобы от них забеременеть, но подозрительным образом единственный, кто в связи с этим приходит мне в голову, — это Майлз.

— По причине личного выбора, а не ориентации, по той причине, что я не хочу, чтобы мое тело превратилось в кусок говна, потому, что я люблю поспать, люблю упругие сиськи, тугие...

— Только не надо мне рассказывать про «тугие вагинальные стенки», пожалуйста. Я твой отец, млядский род! Я не могу говорить отвлеченно, когда речь идет о тебе!

— Прости, пап.

— Подумай, огурчик. Тик-так. Тик-так. Вот так все устроено. Таков наш удел, — прохрипел он, потом с трудом как-то запел, — зло******, сука, **************** удел человека...

Повисла пауза, но он же ее прервал:

— Ладно, мне надо валить. Но я буду в Майами через месяц, у нас начинается южный этап турне. Давай увидимся, съедим что-нибудь, я — бифштекс, ты — большую красивую порцию твоей кроличьей еды. А пока я тебе пришлю информацию с того сайта про оплодотворение. Подумай.

— Господи... папа... ты же сам говоришь, что мой отец!

— Это родительский долг, солнышко, и ты это скоро поймешь, когда перестанешь сопротивляться. Ладно, надо идти, ангел мой. Целую!

— Целую, — отвечаю я, и в голове, мне кажется, звучит эхо. Линия отключилась. В полном неадеквате человек.

За сегодня я набрала не так много калорий, поэтому готовлю себе тофу с кускусом (примерно 450 килокалорий), потом делаю упражнение с гантелями. Поработав и нормально пропотев, я принимаю душ и усаживаюсь перед телевизором. Стараюсь не нервничать, жаль, сука, нет кабельных каналов, хотя бы спортивных. Новостные каналы меня бесят, хотя ни про меня, ни про близнецов там ничего уже нет. Только про пропавшую девочку Карлу Риас. На фотографии она выглядит очень маленькой, хрупкой и кроткой. Надеюсь, с ней все в порядке. Столько уродов в мире развелось.

Перевод М. Шера