На алтарь развития Что спасет российскую экономику

В апреле вышла новая книга известного российского экономиста, доктора наук Никиты Кричевского «Наследие противоречий. Истоки русского экономического характера». Автор анализирует национальные особенности экономического поведения в нашей стране, а также приводит собственную стратегию развития, которая позволит выстроить эффективную, а главное, справедливую экономическую систему. Один из путей к ее созданию — перенос экономики на мобилизационную платформу по примеру самых развитых государств планеты. «Лента.ру» публикует выдержки из главы о мобилизационной экономике.

Суть мобилизации

Мобилизационная экономика — малоисследованное в русской экономической науке явление, несмотря на то, что подобный способ организации хозяйствования — весьма распространенная в мире практика.

Одно из определений мобилизационной экономики гласит, что это антикризисная экономика, связанная с чрезвычайными обстоятельствами, и первая предпосылка к переходу на хозяйственное уложение такого рода — наличие угрозы существованию общества как целостной системы.

Об экономической мобилизации пока ничего не слышно? Неудивительно: абсолютное большинство российских экономистов, не говоря уже о широкой публике, привыкли мыслить навязанными абстрактными экономическими категориями: динамикой ВВП, волатильностью цен на нефть, снижающимся курсом рубля, объемом спекулятивных иностранных инвестиций, игнорируя очевиднейший факт — количественный экономический рост последних лет не был тождественен качественному экономическому развитию.

Могут ли те, кто внедрил в общественное сознание фальшивые псевдоэкономические цели (и кто по-прежнему определяет экономическую идеологию правительства и Центробанка), в одночасье перестроиться и начать думать и действовать в категориях качественных, мобилизационных? Нет, не могут.

Общество находится в плену иллюзий, навязанных псевдолиберальными и квазиинституциональными догматиками, рассматривающими мобилизационную модель экономики как пугало, эрзац командно-административной системы времен сталинских первых пятилеток, Великой Отечественной войны или как неоднократно встречающуюся в русской истории автаркию. С подачи этих, с позволения сказать, «ученых», мобилизация в общественном сознании приравнена к национализации и прочим ужасам тоталитаризма.

Это, разумеется, не так. Элементы экономической мобилизации встречаются в новейшей (заметим, мирной) экономической истории многих стран с вполне рыночной экономикой в различных вариациях: Тайваня (создание в конце 1950-х национального экономического лидера Formoza); Китая (события 4 июня 1989 года на площади Тяньаньмэнь и последовавшие западные санкции); Южной Кореи (финансовый кризис 1997-1998 годов, беспрецедентный кредит от МВФ в 58 миллиардов долларов, который ценой значительных экономических и социальных потерь, таких как утрата Daewoo или добровольная сдача в доход государства ювелирных украшений, был возвращен не через 15 лет, как планировалось, а всего через три года).

Черты мобилизационной экономики можно увидеть в недавней истории США («Новый курс» Рузвельта в 1930-х), ФРГ (объединение восточных и западных земель), Финляндии (статус «одинокой звезды», присвоенный в начале 1990-х терпящему крушение флагману финской экономики Nokia), Аргентины (события после дефолта 2001 года), многих других стран.

Прогрессия и регрессия

Если мы хотим двигаться в сторону социального согласия — основы мобилизационной экономики в современных условиях, то нам нужно задуматься о введении прогрессивной шкалы НДФЛ. Прогрессивная шкала должна содержать в себе ставки от 0 до 35 процентов и предполагать две схемы обложения: индивидуальную, что пока выглядит предпочтительнее, и солидарную, предполагающую единое обложение НДФЛ доходов всех членов домохозяйства, что в перспективе должно стать одной из двух альтернатив обложения по данному налогу.

В 2012-2018 годах согласно Федеральному закону от 15 декабря 2001 года №167-ФЗ «Об обязательном пенсионном страховании в Российской Федерации» тариф взносов по обязательному пенсионному страхованию с выплат в пользу работников составляет 22 процента. Теперь главное: представленные ставки действительны до суммы годового дохода в 796 000 рублей нарастающим итогом (66 333 рубля в месяц, что соответствует средней начисленной заработной плате в Москве), а суммы свыше указанного порога годового дохода облагаются по ставке 10 процентов. Обоснование законодателей, установивших столь низкий порог регрессии, неизвестно. Вывод очевиден: если мы хотим внедрить социальную справедливость, обеспечить старшее поколение достойным пенсионным содержанием, а ныне активное поколение — относительным благоденствием в преклонном возрасте, регрессию нужно не увеличивать, а отменять вовсе. Причем делать это быстро и публично, в назидание молодому поколению.

Налог на наследство

Налог на наследование или дарение — еще один прямой налог, которым облагается имущество и (или) денежные средства покойного или дарителя. В большинстве стран мира ставка налога на наследство имеет прогрессивную шкалу, в то же время в Австралии, Австрии (с оговорками), Израиле, Индии, Канаде, а также в офшорных юрисдикциях налог на наследство отсутствует.

Справедливо ли отсутствие налога на наследование или дарение в стране, недавно пережившей приватизационное ограбление общества? Естественно, нет. К тому же перечень льгот, содержавшихся в упраздненном законе (налог на наследство был отменен в России в 2006 году — прим. «Ленты.ру»), был весьма емкий, избавлявший подавляющее число российских наследников от волнений и тревог за собственный будущий финансовый потенциал. В этой связи так и осталось загадкой, что (или кто) двигало президентом, когда он выступил с инициативой отменить данный налог — неужели те, кто получили имущество нечестным путем? Впрочем, есть и другое, не конспирологическое, а реалистичное объяснение: как известно, в 2005 году российский бюджет вследствие роста цен на нефть и природный газ не нуждался в значительных доходах с граждан, а о социальной справедливости тогда никто не задумывался. Сегодня ситуация иная, схожая с США 1930-х, когда президентом США стал Рузвельт с его «Новым курсом» движения к справедливости.

Стимулирование рождаемости

В 2015-2016 годах размер материнского капитала определен в 453 тысячи рублей. Власти могли бы изыскать дополнительные средства и увеличить размер материнского капитала, скажем, в два или три раза, тем самым подтолкнув членов 41,7 миллиона современных домохозяйств (семей) к рождению ребенка и более активной трудовой деятельности. Стимул будет долгосрочным, минимум до достижения детьми 18-летнего возраста, а деньги, выделенные молодым семьям, будут потрачены внутри российской экономики.

Еще один аспект долгосрочного стимулирования экономического роста — помощь государства в приобретении семьями собственного жилья. Так ли актуален жилищный вопрос для молодых семей? Судите сами: в 2007-2015 годах было выдано 6,5 миллиона сертификатов на материнский капитал. Из 4,5 миллиона использованных сертификатов 4,1 миллиона, или 92 процента от общего количества, молодые семьи направили на улучшение жилищных условий (7 процентов — на образование детей, 1 процент — на формирование накопительной пенсии мамы). Собственное жилье, а не образование детей или пенсия мамы — вот что главное для российских домохозяйств. Еще одно направление использования жилищного сертификата — возможность погасить налог на наследство при наследовании членом семьи жилой недвижимости.

Налог на бездетность.

Подсчитаем «на пальцах» (в данном случае важен порядок цифр, а не точные данные), сколько бюджетных доходов принесет налог на бездетность и хватит ли сборов от старого-нового налога для покрытия расходов по стимулированию рождаемости.

Приблизительные, основанные на данных Всероссийской переписи населения 2010 года расчеты показывают, что потенциальной налоговой базой для налога на бездетность являются доходы 30 миллионов домохозяйств. По итогам 2014 года только оплата труда в российской экономике суммарно составила 32 триллиона рублей (доходы от предпринимательской деятельности, доходы от собственности, другие доходы для упрощения расчета оставим за скобками). Удельный вес домохозяйств, подпадающих под налог на бездетность, в первом приближении составляет 54,9 процента от всех домохозяйств. Таким образом, налоговая база — при условии, что берем в расчет доходы от оплаты труда лишь одного члена домохозяйства, считаем по средней величине оплаты труда по экономике и также откажемся от соблазна подсчитать дополнительные доходы бюджета от увеличения трудового напряжения социума (в данном случае, повторюсь, важен порядок цифр), — составит 17,6 триллиона рублей.

В итоге минимальные налоговые сборы по налогу на бездетность по ставке 6 процентов принесут в бюджет порядка 1,1 триллиона рублей (в финансовых условиях 2014 года).

Централизованное планирование

Обратимся к следующему пункту мобилизационного плана — к возрождению централизованного планирования. Стоит ли нам бездумно отторгать не самый бесполезный элемент обширного исторического опыта наших предков или все же почерпнуть из планового механизма лучшее?

Именно то, что централизация и связанное с ней планирование были присущи России на протяжении минимум нескольких предшествующих столетий, и привело к той относительной легкости, с которой плановая, позднее переродившаяся в директивную, социалистическая система хозяйствования вошла в российскую жизнь. Наследие проявлялось даже в деталях: к примеру, «ленинский» план ГОЭЛРО на самом деле был то ли стратегией, разработанной немецкими инженерами перед Первой мировой войной для Петербургской электрической компании, то ли наработками созданной в 1916 году академической комиссией по изучению естественных производительных сил России, реанимированными советским правительством.

Проблема не в пагубности планирования как такового, а в том, какое планирование мы подразумеваем: директивное, соответствовавшее различным периодам жизни СССР, или индикативное централизованное, взятое на вооружение многими капиталистическими странами (Великобританией, Германией, Францией, Японией), не говоря уже о прорывных экономиках последних лет (Индии, Китая, Южной Кореи).

Возможно ли восстановление планово-индикативных начал в современной российской экономике? Без сомнения, да, но для этого, в частности, потребуется перевод министерств и ведомств на новый формат работы в виде специфического гибрида центрального командного пункта (оперативного штаба), разрабатывающего и реализующего индикативные планы, и своеобразной диспетчерской, призванной устранять как на вертикальном, так и на горизонтальном (межведомственном) уровнях возникающие при выполнении плановых заданий недоработки и неполадки.

Кстати, задача удвоить национальный доход (не ВВП, что несколько проще за счет включения в этот показатель дополнительных переменных) была основой японского «Плана удвоения национального дохода» в 1961–1970 годах. Правда, в отличие от России начала нулевых, японский план был не лозунгом, а тщательно просчитанной индикативной стратегией по финансированию науки и технологий, выдаче субсидий производствам, способным внести наибольший вклад в осуществление роста, по агрессивному расширению внешней торговли. Вместо предусмотренных планом 7,2 процента ежегодного роста, экономика Японии, лишенная, как известно, полезных ископаемых, уже в 1961 году достигла показателя в 14,5 процента. В итоге национальный доход был удвоен не за 10, а за 7 лет.

Эмиссия во благо

Cначала ответим на первую часть вопроса — как без осложнений увеличить денежную массу и профинансировать приоритетные инвестиционные проекты?

Согласно статье 35 и 40 Федерального закона от 10 июля 2002 года №86-ФЗ «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)» эмиссия может осуществляться посредством рефинансирования Банком России кредитных организаций, причем из законодательного положения следует, что «формы, порядок и условия рефинансирования устанавливаются Банком России». Это может выглядеть так: уполномоченные (государственные) банки предоставляют заемщикам ссуды под гарантии правительства России, например для реализации инвестиционных проектов в области импортозамещения, а Банк России восполняет банкам выданные реальному сектору средства.

Денежная эмиссия может осуществляться путем покупки облигаций федеральных и региональных институтов развития, крупнейших банков с государственным участием (с участием Банка России), фондов прямых инвестиций. Перечень таких ценных бумаг, согласно пункту 2 статьи 39 закона о Банке России, определяется решением совета директоров Центробанка, при условии их допуска к обращению на организованных торгах.

Императивом представленных способов расширения денежного предложения должно стать проектное финансирование, сопровождающееся квалифицированным отбором проектов, всесторонней оценкой возможных рисков и, конечно, контролем за ходом их реализации.

Теперь ответим на вторую часть вопроса: не вызовет ли прирост количества денег в экономике рост инфляции? Вероятность такого развития событий крайне мала по ряду соображений.

Прежде всего в России стало уже общим местом сетовать на преимущественно немонетарный характер инфляции, проще говоря, высокую зависимость темпов роста потребительских цен от индексации тарифов естественных и инфраструктурных монополий, а также от других бюрократических «нововведений», повышающих плату за пользование общественными благами.

Далее. Рост инфляции частично зависит от индексации заработных плат, а также от повышения размеров страховых пенсий (в части покрытия пенсионного дефицита из федеральной казны). Кроме того, темпы роста потребительских цен зависят от степени решительности антимонопольщиков в противодействии ценовым сговорам в потребительском секторе. Как видно, ни один из перечисленных факторов непосредственного отношения к представленным выше путям дополнительной денежной эмиссии не имеет.

***

Реализация мобилизационной повестки нуждается не только в нормативных президентских указах и правительственных постановлениях, но и в позитивном плане адаптации экономических субъектов к меняющимся внутрихозяйственным обстоятельствам. Вряд ли экономические акторы, привычно сетующие на недостаточное внимание к экономическим проблемам со стороны главы государства или на неэффективность действий правительства, положительно откликнутся на столь существенную смену идеологической парадигмы, естественно, при условии, что эта смена будет публичной. Одновременно усложняется и задание для проводников мобилизационных экономических устоев — им, наряду с изучением «стандартной» аллокативной (распределительной) эффективности или анализом возможных изменений в пропорции «бюджетные доходы — расходы», придется примеривать матрицу русского менталитета, дабы внедряемые рекомендации и предложения не привели к пониженному, а то и вовсе отрицательному результату.