В ночь на 16 июля в Турции была предпринята попытка государственного переворота. Военные заявили, что берут власть в свои руки, а президент Эрдоган по FaceTime призвал граждан выйти на улицы и защитить демократию. Уже к утру стало понятно, что мятежники потерпели поражение, но эти несколько часов для многих стали временем надежд, страха и разочарований. «Лента.ру» связалась с россиянами, долгие годы проживающими в Турции, и попросила их поделиться впечатлениями и переживаниями. По понятным причинам имена наших собеседников изменены.
«День Демократии»
Анастасия Гезен, Измир
Поездки в Анкару я ждала с нетерпением. Столица как-никак, мавзолей Ататюрка, невиданный до сих пор город. Наше пребывание подходило к концу, собирали чемоданы. Часов в девять вечера 15 июля в Twitter появились сообщения о том, что все мосты Стамбула перекрыты военными, но никто не обратил на это внимания. Решили, что было предупреждение о теракте, а это уже давно никому в Турции не в новинку. Но когда военные захватили здание парламента, вся страна кинулась к экранам телевизоров. Ведущие очень осторожно произносили слово «переворот». Все прекрасно знали, что это значит и какие могут быть последствия. В глазах родственников, переживших не один государственный переворот за свою жизнь, я видела ужас от воспоминаний, смешанный с надеждой, что хоть так удастся избавиться от Эрдогана и его партии.
Но для нас, молодежи, первое время все это были шуточки. Мы читали юморные твиты турецких пользователей (в Турции над любым происшествием сначала ржут, а потом осознают всю серьезность), мне приходили сообщения в стиле: «Вот ты приехала в Анкару, и в стране начался хаос», — я улыбалась. Но это недолго длилось. Военные захватили здание TRT (Турецкое радио и телевидение), канал был отключен на некоторое время. Когда его включили, мы увидели жутко напуганную молодую женщину, которая с невероятным самообладанием читала заявление турецких вооруженных сил о том, что военные взяли власть и будут ее удерживать до принятия новой конституции. Ее голос не дрогнул ни разу. Она зачитала три раза, три раза мы, не моргнув, за этим следили. Вся страна замерла на несколько минут.
Все сказанное в принципе нас устраивало: возврат к кемалистским традициям и восстановление давно утерянного секуляризма. Естественно, в тот момент мы не думали о предстоящих арестах, крахе экономики, комендантском часе. Мы просто испытывали радость оттого, что Эрдогану конец.
Радость была прервана взрывами, ревом летающих над крышей военных самолетов и стрельбой, которые происходили где-то поблизости. От взрывов и звука низко летящих самолетов дрожали окна, мы падали на пол в страхе, что стекло лопнет, моя сестра плакала, обняв меня, бабушка еле дышала, все остальные просто держались за голову руками. Из окна был виден дым в центре города. Никто не понимал, почему связь не прервана, почему объявление зачитала ведущая, а не генерал, возглавляющий путч. Как-то все это не вязалось с представлением о путче.
Люди вывалили на улицу, чтобы запастись пищей; в банкоматы были длиннющие очереди: все готовились к режиму строгих ограничений. К этому времени уже захватили аэропорты, скинули бомбы на здание парламента и еще много куда, страна действительно была в хаосе. Никто ничего не понимал, все просто ждали, когда наступит развязка.
И она наступила. Только совсем не та, которой ждали. Сначала премьер-министр заявил, что это просто попытка и все под контролем. А что он еще мог сказать? Его никто всерьез и не воспринял. Самое интересное началось, когда Эрдоган появился на экране телефона ведущей. По FaceTime — президент. Тюлевая шторка за его спиной. Я какое-то время невольно смеялась. Пока не услышала, что он собирался сказать. А он призывал народ выйти на улицы и бороться с мятежниками. Да-да. Народ. С палками. Бороться. С вооруженными солдатами. Я все думала о том, что президент по FaceTime призывает народ начать гражданскую войну. И у него тюлевая шторка за спиной. FaceTime, гражданская война и тюлевая шторка...
Наблюдать за происходящим дальше было просто больно. По всей стране из мечетей доносился призыв не сидеть дома и идти воевать c военными. Вы думаете, люди испугались? Нет. Они действительно, как ослепленные, с палками да пистолетами в руках пошли защищать родину от защитников родины. Было бы смешно, если бы не было так грустно. Звуки выстрелов доносились долго, а солдат по одному арестовывали. Мы никак не могли понять, как это люди с палками смогли одолеть военных. Повсюду слухи о том, что переворота никакого нет, солдат разогнали, а народ — герой. От этих слухов был неприятный привкус и понимание, что что-то не то. Не может так быть. Спланировано, сыграно, я не знаю. Не то, и все. Но время подошло к пяти утра, на ногах стоять уже было невозможно, все ушли спать.
А в это время джихадисты Эрдогана избивали до смерти солдат на мостах Босфора. Кому-то перерезали горло, аллах акбар и так далее. Страшно. А солдаты — молодые мальчики, которые даже не осознавали, что происходит, а просто выполняли приказ, свой долг. Но слепые варвары под названием народ об этом не думали. Они просто били. Ремнями, палками, ножами, ногами. Слезы наворачиваются.
Эрдоган стал еще более популярным, чем раньше. Теперь он не просто президент, а президент, который отразил путч. Хоть и по FaceTime. Никак не понимаю, почему об этом так мало говорят. FaceTime, ребята, FaceTime.
В 2013 году молодые ребята с палатками да книжками на протестах Гези были объявлены хулиганьем и врагами народа. Бесчеловечные джихадисты, режущие глотки на мосту, были объявлены героями. Да, они получили поддержку государства — значит, они будут наглее, смелее и опаснее. Очень страшно.
Все уверены, что путч был искусственный, спланированный самим президентом. Я держусь подальше от догадок, просто больно за молодых солдат. И за собственное будущее.
Уже несколько дней празднуется День демократии. Аллах акбар демократия. Это тоже было бы смешно, если бы не было так грустно. Аресты продолжаются. Солдат пытают. Угрожают насиловать их жен и дочерей. Как будто мы в кошмарном сне и не можем проснуться.
Секуляристы и интеллектуалы в глубокой безнадежности. Всем страшно. Но страна постепенно возвращается к привычному ритму жизни. В Измире во время празднеств Дня демократии украли часы из исторической башни с часами. Герои наши, борцы за родину.
«Турцию ждет тяжелый период»
Юлия Йылмаз, Анталья
Вечером мы допоздна были на пикнике на пляже с детьми, впервые так долго — море было настолько чудесное, что детей было не вытащить из воды, домой вернулись только в одиннадцать. Дома написала старшей дочке, которая живет в Анкаре: вечером традиционный выход на связь. Она пишет: «Начался переворот».
«Как переворот? Шутка, что ли...»
«Телевизор включи».
Сейчас сложно описать, что я чувствовала, когда увидела, что показывают в новостях. Сложно было даже понять, что происходит. Премьер-министр уверяет, что очень скоро с повстанцами будет покончено. (А где президент? Почему он не выступает с обращением? Он жив? Он скрывается?) Люди в форме на мосту, танки, вертолеты. Потом заявление ВС Турции с государственного телеканала: «Мы взяли управление страной в свои руки».
Пытаюсь почитать френдленту в Facebook, но он быстро блокируется. Подключаюсь через VPN. Некоторые друзья торопятся снять деньги в банкомате, бегут в магазин, чтобы запастись хоть какой-то едой, хотя военные уже объявили о запрете покидать жилища. Понимаю, что уже слишком поздно бежать за едой. Жалею, что не сняла денег днем. Радуюсь, что купила молока и хлеба.
Страшно и непонятно. Видимо, дочка застряла в Анкаре. Ей улетать на днях, а военные закрыли аэропорты. Перспектива житья с комендантским часом и хунтой пугает. Ужасно думать и о том, какие будут трагические последствия для этих «декабристов», если их попытка провалится.
Пытаюсь сложить картинку из того, что показывают по разным каналам разных стран. На CNN Turk в маленьком экранчике телефона в руках ведущей наконец появляется президент. Подавленный, без обычной своей уверенности. Обращается к людям с призывом выйти на улицы и защитить демократию. Со всех минаретов страны звучат призывы защитить правительство. Очень неприятно оттого, что такие призывы могут звучать из храма.
Дочка пишет, что начались взрывы. Бомбят правительственные здания неподалеку от дома. Очень страшно. Пытаюсь подбодрить ее, пытаюсь шутить. Не до шуток, конечно. «Мне не нравится, что они вечно летают. Кажется, сейчас опять что-то взорвут. Все время этот страх». Я же все эти взрывы смотрю в режиме реального времени по телевидению. Их показывают издалека, и даже так очень страшно.
К утру большая часть повстанцев сдалась. По телевизору показывают, как народ расправляется со сдавшимися солдатами. Одному перерезали горло, других раздевают, бьют ремнями. Мочатся на трупы, пинают. Это ужасно — ведь это рядовые, молоденькие ребята, к тому же они сдались. Есть и кадры, где полицейские (которые, кстати, сильно пострадали во время путча) защищают военных от разъяренной толпы.
Потом начались массовые аресты в среде военных и не только. В парламенте заговорили о возвращении смертной казни и о том, что путчистов надо вздернуть на площади. Хотя ночью военных призывали сдаться и обещали им в таком случае свободу. Сейчас уже ясно, что будут многие тысячи арестов. Мы помним невинно пострадавших в процессе расследования вымышленных заговоров, а тут все по-настоящему...
Я, с одной стороны, рада победе демократии, с другой — понимаю, что скоро могут произойти совсем недемократические изменения. Турцию ждет тяжелый период закручивания гаек и охоты на ведьм. И, возможно, эта попытка не последняя.
«Гайки уже закручивают»
Барис Капловский, Стамбул
Абсолютно никаких предпосылок, никакого обострения не было. Все началось с того, что перекрыли Босфорский мост. Но мы все решили, что скорее всего поступил какой-то сигнал о готовящемся теракте, и это просто мера безопасности. Но потом по турецкому каналу TRT ведущая объявила о том, что власть перешла в руки армии. Потом по FaceTime вышел в эфир Эрдоган, который призвал всех выйти «на защиту демократии». Потом всем на телефоны пришли эсэмэс с призывами выйти на улицы. Люди повалили, начали залезать на танки, идущие по улице, пытались остановить их.
У меня квартира в азиатской части, рядом с главной трассой Е-5, по которой как раз ночью шли люди и танки. Утром, когда ехал в аэропорт, стояло два танка, вокруг люди и полиция. Людей было много, орали они всю ночь, что-то там про демократию, аллах акбар, сигналили машины. В ту ночь, как мне показалось, не было сторонников или противников Эрдогана, были люди, которые хотели просто жить как раньше — мирно.
Все забыли об оппозиции, о каком-то недовольстве властью. Люди, которые выступали за смену власти и изменение конституции, с началом реальных действий испугались. Быстренько так все отказались от своих принципов и взглядов и стали ждать помощи от доброго дяди, который, конечно же, пришел и всем помог.
К утру уже все успокоилось. Я вышел в семь утра из дома — дороги пустые, но работало такси, весь общественный транспорт. Правда, по отдельности на азиатской и европейской части. Связующие автобусы и метро открылись ближе к девяти. До этого можно было перебраться на пароме, что я и сделал.
Я сейчас в Анталье — тут вообще переживать не о чем, все более чем спокойно. В понедельник все уже вышли на работу. Аэропорты работают в штатном режиме, судя по онлайн-табло. Во вторник возвращаюсь в Стамбул, посмотрим, что там на самом деле.
Мое окружение реагирует на эти события довольно спокойно. Большинство из них — редакторы журналов, репортеры — говорят, что это все спланированный ход и переживать не о чем. Гайки уже закручивают вовсю: несколько тысяч задержанных госслужащих — военные, судьи, прокуроры, начальники полиции и прочие.
На сегодняшний день 34 журналиста находятся либо под следствием, либо в заключении — это информация с сайта синдиката журналистов Турции. Обычно вешают статью за участие в террористических организациях. Одна журналистка потом газете давала интервью: после какой-то статьи к ней домой пришли «маски-шоу», забрали ее и ноутбук. Потом случайно оказалось, что ее ноутбук забит далеко не семейными фотографиями и музыкой. Жена моего друга несколько месяцев назад была уволена из газеты за комментарий в Facebook. Это у нас в России люди против Яровой выступают, а здесь все помалкивают.