Как показывают исследования Института образования Высшей школы экономики, социальный статус профессии учителя в последнее время растет. Об этом свидетельствует приток абитуриентов в педвузы и молодых специалистов в школы. В престижных московских школах закрыты все вакансии. На освободившиеся ставки среди соискателей — конкурс. К педагогической карьере возвращаются и те, кто, получив учительский диплом, поначалу сбежал из школы. Экс-корреспондент «Ленты.ру» Ксения Кривотулова — одна из «возвращенцев». Мы публикуем монолог журналиста, снова ставшего учителем.
О профессии
Я училась в Институте русского языка имени Пушкина. В 2013 году получила диплом бакалавра филологии. Поступала без особого понимания, кем я после этого смогу и захочу работать, поэтому сперва решила попробовать себя в средствах массовой информации. Со временем поняла, что это не мое. И дело было не столько в том, что хорошему журналисту требуется целый набор личных качеств, которых у меня нет, а в том, что такая работа подразумевает нахождение за компьютером с десяти утра до плюс бесконечности.
В момент, когда окончательно пришло осознание того, что работать в офисе я не хочу, подоспели с предложением мои институтские друзья, которые сразу после выпускного устроились в школу. Теперь мы все вместе работаем в школе №2097, правда, в разных корпусах. Подтверждать квалификацию мне не пришлось: такую процедуру необходимо проходить тем, кто окончил институт более пяти лет назад. Однако в нашей школе претендентов на вакансию учителя просят решить ЕГЭ по предмету. Руководству все-таки нужно еще раз удостовериться, что человек, которого они берут на работу, разбирается в том, чему будет учить детей. Сейчас я преподаю русский и литературу в девятых и седьмых классах.
О современной школе
Мои родители решению о смене профессии обрадовались. Работу в СМИ они не считали «настоящей». Правда, даже они до сих пор спрашивают, не считаю ли я свое решение ошибочным. О друзьях, бывших коллегах и других ровесниках и говорить нечего. Современную школу многие до сих пор считают постсоветским атавизмом и адом, поэтому часто приходится слышать вопросы о том, не жалею ли я. На старой работе коллеги провожали шутливыми криками «Училка!».
Спустя месяц могу точно сказать: «Не жалею». За последние несколько лет ситуация в школе серьезно изменилась. У нас, например, в большинстве кабинетов есть интерактивные доски, проекторы, у каждого учителя есть рабочий ноутбук. Поэтому технических проблем с тем, чтобы сделать урок интересным, не возникает. Было бы желание. Изменился и сам подход к обучению: сейчас акцент делается на умении находить информацию и работать с ней, а не заучивать учебник. То есть даже на уроках русского языка больше не нужно механически переписывать параграфы в тетрадь. Новые задачи формируют и новые средства достижения цели.
Фото: Валерий Мельников / РИА Новости
Например, учитель выписывает на доске несколько слов, которые иллюстрируют ту или иную орфограмму, а детям нужно проанализировать их и понять, от чего зависит правописание. Это хорошо работает в тех случаях, когда буква зависит от части речи или от какой-нибудь морфологической категории. Получается, что такие правила детям проще запоминать, чем те, что они получили в готовом виде.
Об учениках
Современных детей многие считают «не такими»: взрослые вспоминают, что сами они в подростковом возрасте лучше занимались, лучше вели себя и вообще были заинтересованы в учебе, а «этим ничего не надо». На мой взгляд, такие люди либо сами детьми никогда не были, либо напрочь забыли, как это было. Рефлексируя над своими педагогическими неудачами, я легко могу найти аналогии либо со своим поведением в школьные годы, либо с поведением своих одноклассников, а я школу закончила уже почти десять лет назад. Например, когда дети на уроке разговаривают, то понимаешь, что просто не получилось их заинтересовать. Если бы материал пришелся им по душе, они бы не отвлекались.
Зато когда случаются удачи, радости предела нет. Очень здорово получать от детей какой-то отклик. Например, в сентябре мы по литературе проходили XVIII век, программа так составлена. Об этом и взрослым тяжело читать, о детях и говорить нечего. Поэтому на подготовку к уроку тратишь огромное количество энергии и времени. Взять, к примеру, повествование о нелегкой судьбе Александра Петровича Сумарокова, создателя русского профессионального театра. Сегодня он предан практически абсолютному забвению. Если дети в конце занятия этим так же возмущены, как и ты сам, очень радуешься.
Фото: Кирилл Брага / РИА Новости
О нагрузке
Подготовка к урокам — это отдельная история. Формально в два часа дня учитель уже освобождается и может спокойно идти домой, но на самом деле нужно выдохнуть и приступать ко второй работе: проверять тетрадки и все работы, которые дети писали за день, а потом готовиться к завтрашним урокам. Иногда сидеть приходится в буквальном смысле до ночи, но результат, как правило, того стоит: если тщательно подготовить урок, то он получится интересным и продуктивным.
Бумажная работа, на которую жалуются многие современные учителя, касается в основном классных руководителей. Обычным учителям нужно сдавать практически только свои рабочие программы, а вот от классных руководителей требуется целая кипа бумаг. Я, честно признаться, сперва от их количества ошалела. Тут и всякие протоколы, и социальные паспорта классов, и планы внеклассной активности, в общем, целое море. Со временем более-менее разобралась. Не без помощи коллег, конечно.
О зарплате и гендерных различиях
Работают в школах до сих пор в основном женщины. Зато стереотипы о возрасте учителей скоро перестанут быть актуальными. Например, в нашем корпусе четыре учителя русского и литературы, трое из них — моего возраста, то есть моложе 30.
Наверное, далеко не последнюю роль в том, что молодежь идет работать в школы, играет зарплата. У московских учителей она сегодня вполне достойная. Но вот назвать среднюю нельзя, так как зависит она от огромного количества факторов. Например, важно не только количество часов, но и количество детей в классе. Еще нужно учитывать то, что разные предметы монетизируются по-разному: например, у русского языка сложность высокая, потому что много тетрадок нужно проверять, а у некоторых низкая. Это все просчитывается, и учитель получает свою тарификацию, то есть листок, на котором подробно расписано, сколько денег и за что он получает. Не последнюю роль играет и то, куда именно ты устроился. Например, наша 2097 входит в топ-50 московских школ, поэтому жаловаться не приходится. Не берусь утверждать точно, но предполагаю, что в других школах ситуация может складываться иначе.