«Каждый может назвать себя проституткой» Режиссер Владимир Мирзоев — о театре одного актера, оппозиции и Муму

На российском телевидении показали фильм Владимира Мирзоева «Ее звали Муму» — первую картину, снятую режиссером после четырехлетнего перерыва. Активный оппонент власти, Мирзоев вытеснен из актуального театрального процесса, а его кинопроекты финансируются исключительно частными лицами. Тем не менее «Муму» — жесткий сатирический взгляд на российскую оппозицию. Что изменилось в Мирзоеве и изменилось ли — выяснял корреспондент «Ленты.ру».

«Давайте после репетиции поговорим», — предлагает Владимир Мирзоев. К сожалению, репетируют не перед премьерой: мирзоевскому «На всякого мудреца довольно простоты» уже четыре года, режиссер пришел к артистам «обновить рисунок». После того как Мирзоев вошел в Координационный совет оппозиции (КСО), его перестали приглашать в крупные московские театры — в том числе и туда, где до сих пор с успехом идут прошлые постановки. А фильмы Владимир Мирзоев снимает только после того, как найдет деньги, — причем вне государственных источников. И, разумеется, никакого кинопроката. Последняя картина — «Ее звали Муму» — совсем недавно была показана на телеканале ТНТ.

В основе — события 2010 года: в сети появляются записи откровенного содержания с деятелями оппозиции в обществе некоей Екатерины Герасимовой, более известной как Катя Муму. У Владимира Мирзоева главная героиня — Ира Ерошина, неудачно поучившаяся в РГГУ и мечтающая стать ведущей на телеканале «Дождь», выполняет те же оперативные задания для, вероятнее всего, тех же заказчиков. Однако ее «гости» выглядят в фильме Мирзоева отнюдь не лучшим образом… После телевизионной премьеры «Ее звали Муму» на канале ТНТ режиссер выложил картину в сеть.

«Лента.ру»: Судя по реакции в сети, фильм гораздо больше понравился государственникам, чем вашим единомышленникам оппозиционного толка. Среди мнений интересно следующее: если бы в титрах стояло имя другого режиссера, более лояльного власти, у этого кино сложилась бы и прокатная судьба. При том что в фильме ничего менять бы не пришлось.

Мирзоев: Я рад, что мы сумели пронять эту часть аудитории. А в том, «что значит имя» в нынешних условиях, ничего удивительного нет. Общество теперь страшно поляризовано, мнения по всем главным вопросам резко не совпадают.

Не менее интересно, однако, наблюдать, как эту же концепцию берут на вооружение оппоненты власти.

Конечно — дурной пример заразителен. Зеркальные ситуации в политике — старая тема: крайности сходятся, единство и борьба противоположностей, диалектика. При том, что современное зрелое общество устроено сложно, тут нам пригодится фрактальная теория: мозаика мнений, множество пересекающихся интересов, групп и подгрупп. Жесткая поляризация — это прошлый век, она противоречит концепции современного общества и, что особенно важно для нашей темы, современных институтов. А мы всем народом — и власть, и ее оппоненты, и те, кто ворон считает по ходу пьесы, — сползли в архаику.

Отсюда и странные символические действия, которые случаются повсеместно: памятники кровопийцам вроде Ивана Грозного и Сталина-Джугашвили, казарменный подход к культуре, требования ходить строем. Нет, я, в принципе, понимаю, бюрократам обидно: они крайне несамостоятельны, они только функция от чьей-то несгибаемой воли. Отдавая творцам солдафонские приказы — как правильно родину любить, какие темы полезны для публики, а какие вредны — эти люди утверждают собственную субъектность. Иначе они просто исчезнут, испарятся, не оставив следа в пространстве... Это настолько чудовищно архаично, что похоже и на родоплеменное общество, и на казарму, а в отдельные моменты напоминает религиозную секту. Грустно и неплодотворно для общества, опасно для руководства.

На премьере «Ее звали Муму» — не сейчас на ТВ, а в январе в «Гоголь Центре» — представителей власти не было. Только, как принято говорить, хорошие лица. Запомнилась премьера, помимо прочего, тем, что объявленное заранее обсуждение не состоялось. Это тоже признак централизованного мышления — когда полному залу просвещенной публики легче промолчать, чем обсудить не вполне лестную для оппозиции картину?

Я бы сказал иначе: общественная дискуссия, в принципе, приказала долго жить. Возможно, приостановилась, если это ненадолго. Я много общался с публикой после выхода нашего «Бориса Годунова» (предыдущий фильм Владимира Мирзоева, экранизация трагедии А.С. Пушкина, релиз 2011 года. Фильм прошел в клубном режиме, а также в программе Первого канала «Закрытый показ» — прим. «Ленты.ру»). Тогда люди хотели говорить не только о самом кино, о Пушкине, отечественной истории, но и об актуальной политике, о самых острых проблемах страны…

А здесь нет ни Пушкина, ни истории. Только предельно актуальный момент, ничем не обрамленный. И?

И дискуссии нет. Сначала ее не стало, как вы помните, в парламенте — а теперь ее нет нигде. Россия — это пространство, заполненное тишиной. А что, собственно, обсуждать? И какой смысл это делать, если начальство оглохло от шума времени?

А промеж собой? Или тоже что-то с ушами случилось — и с желанием воспринимать?

А в узком кругу тоже речь замерла — тоже все ясно. Существует интуитивный консенсус, несмотря на жесткую поляризацию мнений: дискуссия невозможна и нужды в ней нет. На этом этапе я не стану тратить энергию, убеждать своих оппонентов — ведь я вижу, что мои аргументы для них как об стенку горох. С другой стороны, я тоже не хочу слушать их мифологизированную риторику — мне это неинтересно. Какой смысл тратить время на диалог, если он не ведет ни к чему содержательному — и, главное, никак не меняет нашу жизнь? Это же не моя профессия — бесконечно что-то обсуждать, сотрясать воздух.

Тем не менее оппозиции показали яркий, острый памфлет, где на острие атаки — вовсе не власть, а совсем наоборот. Причем автор — не только известный режиссер, но и заметный деятель этой самой оппозиции. Чем не повод для разговора?

Тут есть еще и некий эстетический фокус. Наша героиня видит людей, которые ее окружают — неважно, из оппозиции они или работают на «главного заказчика» — так вот, она видит их под очень острым субъективным углом. Мы рассказываем нашу историю не с авторской позиции, но с точки зрения героини. Это важное уточнение. Когда мы видим карикатурные черты гостей, их нелепую жестикуляцию — это ее взгляд на вещи, Иры Ерошиной. Взгляд на людей как на двумерные модели, аппликации, объекты. Взгляд человека не очень продвинутого и аморального. И в этом смысле современного: это симпатичное юное создание впитало атмосферу цинизма, в которой мы с вами живем и уже начинаем обустраиваться. И обратите внимание: мы как авторы не выглядываем из-за кулис, не осуждаем нашу героиню — более того, мы даже не обсуждаем ее цинизм. Мы подаем это в стиле dead pen, так, как оно есть, как будто так и надо.

Ну вот с этим бы и поспорить коллегам по оппозиции. Насколько такой взгляд уместен сейчас, когда — и далее многое из того, что выше по тексту.

Господи, да о чем тут спорить-то? Вести дискуссию о том, что наша героиня аморальна, что она — продукт и жертва аморальной среды? Это не повод для консилиума, это уже диагноз. Лечится ли это? Не знаю. Исторически — да.

Тогда возникает вопрос об авторском выборе темы. Время большое, а сюжет — именно этот. Почему?

В море событий встречаются такие мелкие эпизоды, которые — по тому же принципу фрактала — позволяют увидеть большую ситуацию в небольшом фрагменте. Мы могли бы развернуть на тему аморальности нашего общества большое эпическое полотно, например экранизировать роман Василия Аксенова «Остров Крым».

Но средств у нас на это удовольствие как не было, так и нет. Мы принципиально не работаем с государственными деньгами, не подаем заявки в Минкульт или Фонд кино. Нет, вру. Однажды пытались получить более чем скромную сумму на маркетинг готового «Бориса Годунова». Получили от ворот поворот. Ну и на том спасибо. Мы — независимые кинематографисты, все наши фильмы сняты на частные деньги.

Так вот, историй, где большая часть событий происходит в одном интерьере, в четырех стенах — их не так много. Чтобы эта работа в одном объекте была органична, естественна, не вызывала вопросов, но при этом не теряла напряжения, внутренней динамики. Чтобы все это было обосновано эстетически.

Итого: проститутка — главный выразитель эпохи. Дожили.

Как раз в этом большой новизны нет. Давайте припомним: Соня Мармеладова, Катюша Маслова, героини «Ямы» Куприна, униженные и оскорбленные — это фундамент нашей культуры, на нем стоим. Если наша героиня, Ира Ерошина, интуитивно рифмуется с этими классическими образами — что ж, мы только рады.

Но у этой темы есть и другой поворот: разве каждый из нас не вынужден себя проституировать? Даже просто живя здесь и сейчас и честно платя налоги. Я пацифист по убеждениям. Но я плачу налоги, зная, что более половины пойдет на военные и силовые статьи. Для меня это этическая проблема, и я о ней говорю. Каждый житель нашей большой экзистенциальной ловушки найдет минимум две-три причины назвать себя проституткой. Особенно интеллектуал, и особенно режиссер — уж больно это зависимая профессия.

А еще больше — политик. Хотя после просмотра «Муму» создается ощущение, что альтернативы нынешнему порядку вещей на оппозиционном фланге просто нет.

Лучше подойти к этой теме с другой стороны. Проблема оппозиционной политики — в последнюю очередь проблема персоналий. Дело в том, что не существует самой политики. Любой — оппозиционной или какой-то другой.

В этой ситуации мыслящему человеку проще уехать. Либо уйти во внутреннюю эмиграцию, лечь на дно, как подводная лодка. Честно заниматься своей профессией…

Что и неплохо, нет?

Но это тоже проблематично, если мы говорим об этике. Допустим, ты забаррикадировался на территории своей профессии и говоришь, что у тебя нет мнения ни по одному острому вопросу — ни о гибридных войнах, ни о законах, направленных против общества, которые в режиме нон-стоп принимает Дума. Такая этическая самоизоляция быстро приводит к деградации нравственной структуры человека. А для искусства актера или режиссера, для самочувствия писателя — это огромная проблема.

Ваши отношения с крупными московскими театрами, перерыв в которых совпал с вашей оппозиционной активностью, так и не наладились?

Слава богу, есть маленькие театры. К примеру, независимый театр «Кураж». Есть «Театр.doс». Небольшие площадки, где мне удается время от времени что-то ставить. Ничего не поделаешь, такой период, я к этому отношусь со смирением. Малая сцена и скромный бюджет дисциплинируют мысль. Ограничения в выборе материала, конечно, существуют, но отнюдь не цензурные. Более тщательная работа с интонацией. Крупная форма иногда мешает проникнуть вглубь темы, рассмотреть человека пристально, посадив его на ладошку.

Так что я не против камерного театра. Была бы работа, но ее, к сожалению, очень мало. И зачастую она — волонтерская. Например, в «Театре.doc» режиссер не получает за свои труды ничего, кроме удовольствия. Значит, надо думать, как заработать на кусок хлеба. В кино я нахожу себе работу раз в четыре года, в репертуарных театрах работы для меня нет. В журналистику возвращаться не хочется, отвык я от этой профессии за тридцать лет.

А как тогда?

Разрабатываю проекты в области интернет-телевидения. Что-то независимое, в чем я всегда заинтересован. Инструменты для производства качественных фильмов и сериалов стали доступными, сравнительно недорогими. Значит, нужно изобретать новые подходы — не только в смысле производства кино, но и в смысле его монетизации. Я бы с удовольствием сочинял и снимал веб-сериалы, например.

Про что?

С чем-чем, а с интересными сюжетами у нас полный порядок. Россыпи под ногами, валяются в грязи. В чем не откажешь нашей стране — это в умении создавать мощную драматургию. Наш одинокий актер немало этому способствует. Заковыристая ситуация для многомиллионной страны.

А прототип главной героини — Катя Муму Герасимова?

Пытались связаться — не получилось. Все, что мы знаем — девушка уехала из страны. Воплотила мечту Иры Ерошиной. Надо бы снять сиквел — приключения Иры за границей. Хотим дать ей возможность увидеть в другом человеке не объект манипуляций, а живое существо, с которым нужно обращаться бережно. Вне зависимости от его взглядов и возраста. Даже от того, насколько он лично тебе несимпатичен. Концепция «возлюби ближнего как самого себя» — древняя и очень ясная, но как же она сложна для современного инфантильного, эгоцентричного человека!

Сюжет есть?

Сюжет есть, тема есть, гениальная актриса Ирина Вилкова есть, оператор Максим Трапо и художник Эдуард Галкин (соавторы каких поискать) есть, а денег нет. Вот незадача — как всегда все упирается в деньги. Мою руку оттягивает тяжеленный сценарный портфель. Я свой дебютный фильм снял в 48 лет. Чтобы нормально развиваться как режиссеру кино, мне надо снимать хотя бы раз в год, а лучше раз в полгода. И я могу, я быстро и с удовольствием снимаю. Дайте только возможность!