Не надо ждать, когда дадут по морде Актеры и режиссеры продолжают обсуждать поднятую Райкиным тему цензуры

Вопрос о цензуре не перестает волновать российских театральных деятелей, поэтому председатель Союза театральных деятелей России Александр Калягин решил созвать актеров и режиссеров за круглый стол и поговорить на эту тему. Дискуссия вышла слегка бесформенной, но каждый выступающий был искренен и говорил о наболевшем.

«Спорить почти не о чем, с моей точки зрения, поэтому мы собрались не спорить, а поговорить», — так начал своей краткое выступление председатель СТД. Затем он сообщил, что в России нет цензуры как института, отметил, что «для хулиганов, устраивающих скандалы в театрах и на выставках, много чести — называть их цензорами, они такие же хулиганы, как дебоширы на борту самолета», и напомнил, что запретить спектакль можно только по решению суда. После чего извинился и покинул собрание, а в президиуме остались специальный представитель президента России по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой и первый заместитель председателя СТД Евгений Стеблов. Именно им пришлось выслушивать эмоциональные выступления коллег — и высказывать собственное мнение.

А у коллег накипело. И они говорили про отношения с церковью, про отношения с определяющим бюджеты начальством и про отношения друг с другом. Желание церкви цензурировать искусство вызывает у людей театра все большую тревогу. Борис Мездрич (директор Новосибирского оперного театра, уволенный из-за постановки «Тангейзера») обратил внимание собравшихся на то, что в Конституции России прописаны права человека и на свободу вероисповедания, и на свободу творчества. Но свобода вероисповедания защищена многими законами и подзаконными актами, свобода же творчества такой поддержки не имеет, в результате она остается декларацией. Мездрич, сказав, что понимает, почему на съезде СТД Константин Райкин выступил с пламенной речью об опасности цензуры (по его мнению, худрук «Сатирикона» увидел этот дисбаланс в защите прав граждан), предложил ввести соответствующие статьи хотя бы в административный кодекс, чтобы те, кто мешает свободе творчества, отвечали перед законом. В защиту церкви выступил Евгений Стеблов, сообщив, что он разбирается в ситуации, потому что его единственный сын живет в монастыре. Известный артист объяснил, что нападки на церковь сама церковь считает бесовщиной, и к ее мнению надо относиться с уважением. Выступление Константина Райкина воцерковленный актер назвал «истерикой, мотивированной личными проблемами Райкина с театром»: «Нас еще никто не бьет, а мы кричим "не трогайте меня", как психопаты». Коллеги в зале прокомментировали: «Будет худруком театра имени Моссовета» (Павел Хомский, главный режиссер театра, в котором служит Стеблов, недавно умер, и преемник пока не объявлен — прим. «Ленты.ру»). А Михаил Швыдкой заметил: «Евгений сказал важную фразу: ощущение себя жертвой стало доминировать. Не надо ждать, когда придут и дадут по морде. Надо дать первым».

Кому специальный представитель президента предлагал начистить физиономию — осталось неясным. Деятели культуры сосредоточились на изложении своих «цензурных» бед, некоторые истории могли бы стать основой для нецензурного романа. Главный режиссер пермского «Театра-Театра» Борис Мильграм с улыбкой заверил общественность, что «нам никто не запрещает делать то, что мы делаем», и тут же рассказал историю о том, как некий журналист (он же сын главного режиссера в другом, более мелком пермском театре «У моста») сообщил общественности, что в спектакле Мильграма происходит «восемь половых актов на фоне иконы Богородицы». Ни актов, ни Богородицы в спектакле не было, но местный министр культуры кинулся в бой, и спасло Мильграма только то, что его поддержал губернатор. (Швыдкой меланхолически напомнил собравшимся, что это классический расклад советской пьесы: плохой секретарь райкома и хороший секретарь обкома, обеспечивающий справедливость.)

Худрук московского театра «Модерн» Светлана Врагова рассказала, как она пострадала за возражения, высказанные в глаза заместителю мэра Москвы Леониду Печатникову: по ее словам, с тех пор в театре идет проверка за проверкой, которые ничего криминального не находят, но нервы треплют. «Цензура цензурой, но есть и другие методы уничтожения театра», — сказала режиссер. С ней согласились многие присутствующие — и заговорили о «финансовой цензуре»: сейчас власть может просто отобрать деньги — и тем добиться нужного ей результата. «Министерство культуры говорит, что государственные деньги не нужно тратить на эксперименты, — вступил в беседу продюсер Давид Смелянский (он представляет Московский театр мюзикла — частный, не получающий от государства ни копейки). — Но должно быть наоборот: государство должно заниматься развитием театра, а коммерческие спектакли пусть производятся на частные деньги».

«Наш единственный цензор — это деньги», — сказал худрук театра «Эрмитаж» Михаил Левитин и призвал театры не бояться быть бедными. А худрук театра «У Никитских ворот» Марк Розовский предложил отправить в Думу экземпляр стихотворения Пушкина «Сапожник» (где художник советует герою «судить не свыше сапога») и пародийный проект Козьмы Пруткова «О введении единомыслия в России» (Михаил Швыдкой высказался в том смысле, что не надо подавать Думе такие идеи).

Деятели культуры рассказывали частные истории, вспоминали советское прошлое (кто с печалью, а кто, как Евгений Стеблов, с некоторой теплой нотой — мол, идеологическую цензуру тогда мы научились обходить, а цензуру денег сейчас не обойдешь), встреча то текла ровно, то фонтанировала эмоциями, и неясно было только одно: может ли она принести хоть какую-то пользу. Надо было что-то решать — и народ выдвигал предложения. Самым удивительным было предложение руководителя московского центра «Вишневый сад» Александра Вилькина: чтобы государство не осуществляло цензуру и чтобы цензуру не пытались осуществлять уличные экстремисты, он предложил создать специальный орган в самом Союзе театральных деятелей, чтобы проверенные его члены определяли, что хорошо в театре и что плохо. Михаил Швыдкой тут же напомнил о том, как в свое время был закрыт спектакль Анатолия Эфроса «Три сестры»: на просмотр были приглашены старые актеры МХАТа. И прекраснейшие актеры разнесли спектакль — не злонамеренно, он им просто не понравился, они были воспитаны в иной художественной системе. Так предложение Вилькина потускнело, но совсем не исчезло: в зале раздавались реплики, что собственная цензура — это наименьшее зло.

Закон о цензуре (которая в России запрещена) нарушается не государством, а благодаря попустительству государства (прежде всего это касается экстремистской, «уличной» цензуры) — к такому выводу пришли многие собравшиеся. Следовательно, надо обращать внимание государственных органов на недостаточность их работы в данном направлении. Вторя говорившему на съезде СТД Райкину, главный режиссер РАМТа Алексей Бородин подчеркнул: люди театра должны поддерживать друг друга. «Мне стыдно за то, что происходит с Мильграмом, и за то, что произошло с Мездричем. Как могли мы не вступиться за "Театр.doc", когда его выселяли из его помещения?» — заявил рассерженный режиссер.

Завершил же разговор Михаил Швыдкой. «Союзу театральных деятелей надо заняться пропагандой театрального искусства. Всем, а не только детям надо объяснять, как смотреть спектакли. Нужна серьезная просветительная работа, надо работать с обществом». В этом специальный представитель президента видит способ предупреждения попыток «уличной» цензуры — вероятно, он считает, что если люди будут лучше разбираться в искусстве (и в частности в театре), они будут меньше «оскорбляться» неожиданными для них постановками и выставками. Эта его мысль неожиданно напомнила лозунг, популярный сейчас в американском Facebook: «Не уезжай в Канаду. Отправляйся в "красный" штат, работай в школе и объясняй детям, что такое расизм».

Стоит напомнить, что 2 декабря в очередной раз будет собран Совет по культуре у президента России. Можно только надеяться, что люди театра успеют выработать общую позицию по вопросу, который волнует не только их, и сформулировать свои предложения. По крайней мере, по пресечению случаев «уличной», экстремистской цензуры.