Бывает, что книги становятся прямым продолжением жизненного, в том числе трагического, опыта писателя. Книги Полины Жеребцовой и Дарьи Доцук основаны на реальных событиях и говорят с читателем о том, о чем он предпочел бы не знать.
Полина Жеребцова «Тонкая серебристая нить» («Редакция Елены Шубиной») 18+, «Ослиная порода» (изд-во «Время») 16+
Чтение книг Полины Жеребцовой современным благополучным жителем мирного города или селения — занятие почти на разрыв аорты. Это катарсис в античном смысле слова, когда сопереживание чужой трагедии выводит читателя на новый уровень взаимоотношения с миром. Да и сама биография писательницы выстроилась довольно не ординарным образом.
Полина Жеребцова родилась в 1985 году в Грозном. Когда началась первая чеченская война, ей было 9 лет. Когда началась вторая — 14. В начале первой войны погиб ее дед-тележурналист. Во второй Полина получила осколочные ранения ног. На протяжении всего времени вооруженных конфликтов и в их промежутках она вела дневник, фиксируя все, что видит, слышит и о чем ей рассказывают другие.
После войны Полина стала журналистом. В 2005 семья переехала из Чечни в Ставрополь, оттуда — в 2006-м, при содействии фонда Александра Солженицына — в Москву. В 2012 году Полина попросила политического убежища в Финляндии. Принять это решение ее вынудили угрозы и нападения, которым подвергались она сама и ее муж. Им звонили неизвестные, обвиняя журналистку в том, что она «позорит Россию» и «если не заткнется, то убьют ее, ее мать и мужа».
Волна угроз была спровоцирована первой публикацией дневников Полины Жеребцовой, которые она вела во время чеченских войн, — книга вышла в 2011 году в издательстве «Детектив-пресс». Однако по-настоящему широкий резонанс вызвала публикация более полной версии дневников в издательстве Corpus весной 2014 года. Книга называлась «Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994-2004 гг.». При публикации имена героев были изменены, а описания некоторых событий вырезаны из соображений безопасности автора.
Появившийся осенью 2015 года сборник рассказов «Тонкая серебристая нить» — на первый взгляд, текст совершенно другого рода. Если «Муравья в стеклянной банке» очевидно сравнивали с дневником Анны Франк, то «Нить» — опыт превращения документального факта в художественную прозу. «Я-повествование» в некоторых новеллах уступает место рассказу от третьего лица, иначе проработаны образы, само полотно текста соткано по законам художественной литературы.
И все же документальность, фотографическая фиксация момента, сиюминутный конфликт добра со злом, благородства — с подлостью, великодушия — с низостью, помощи — с предательством остаются главным авторским приемом. Писательница как будто самоустраняется, оставляя за собой право лишь очистить сюжет от лишних деталей, обнажив поступки героев.
Вот многонациональный двор в Грозном. Один из соседей, ингуш по имени Султан, где-то раздобыл курицу. Он мог бы съесть ее сам, но решил поделиться находкой со всем двором, жители которого давно уже голодают. Поэтому русские, чеченцы, евреи, армяне, цыгане и кумыки сообща варят суп из курицы и овощей, которые смогли наскрести, а потом разносят по домам в банках и кастрюлях горячее варево («Когда самолеты спят»). Вот дети играют в шахидов, пока чья-то мама не зовет их на бутерброды с вареньем, и в этом видится какая-то апокалиптическая картина будущей возможной войны («Мы — террористы»). Вот русская соседка Валентина спасает соседей ингушей, когда к ним в квартиру приходят чеченские боевики («Добрый доктор»), а вот другой сосед сдает русскую семью. Их бы убили, если бы не храбрость одного из членов семьи, вызвавшая уважение даже у убийц («Благородный поступок»).
«Война в нашем городе проросла в человеческую жизнь и стала неотделима от внезапной и бессмысленной смерти», — пишет Полина. Осколочные ранения, оторванные головы и конечности людей и животных (при этом люди не теряют милосердия: перевязывают раны даже собакам), взрывы, после которых определить погибших можно только по лоскутам одежды, рассыпаны по тексту столь густо, что из события превращаются в декорации. В таких условиях у людей появляются ненужные при мирной жизни наблюдения и навыки — например, что хоронить погибших лучше в яме от недавно разорвавшегося снаряда, там земля рыхлая.
На этом фоне новая книга Полины Жеребцовой «Ослиная порода», сборник автобиографических рассказов о довоенном детстве, — воплощенная благодать. Ни о какой войне еще никто не думает. Обычная мирная жизнь. Правда, некоторые ее сцены все же способны вызвать мурашки у впечатлительных родителей — примерно как «Похороните меня за плинтусом» Павла Санаева.
Отец Полины рано умер, она живет с мамой и дедушкой в Грозном. Мама пытается воспитывать упрямую (вот она — «ослиная порода») девочку на кавказский патриархальный манер. В основном безуспешно. На подвижного, ребенка с сильным характером, богатым воображением и обостренным чувством справедливости традиционные методы воспитания вроде стояния в углу, шлепков по попе и таскания за уши не действуют.
Зато в полной мере действуют на слабонервного читателя (особенно молодых матерей), знакомого с современными теориями взаимодействия родителя с ребенком и травм, которые могут после этого остаться. Наряду с рассказами забавными, смешными, анекдотическими и просто нейтральными в книге есть тексты, которые буквально просятся в учебник психологии в раздел «Типичные ошибки родителей». В рассказе «Старый холодильник» мама с Полиной собираются гулять. Девочка никак не может надеть второй сапог: туда попала мелкая картофелина и мешает. Мама срывается, наказывает ребенка, в этот день они гулять не идут. На следующий день ситуация повторяется, мама заглядывает в сапог и достает оттуда картофелину.
«Я ждала, что мама повернется ко мне, возьмет за руку и скажет: "Прости меня, пожалуйста! Я вчера наказала тебя ни за что. Я так впредь делать не буду". Я ждала.
Но мама, продолжая смеяться, взяла санки и крикнула:
— Ну что стоишь столбом? Идем!»
Или когда мама в наказание за ослушание забирает у Полины ящик с игрушками и на ее глазах раздает детям во дворе.
Если в случае с дневниками и военными рассказами ответить на вопрос, зачем они написаны, не представляет труда: чтобы показать войну тем, кто ее не видел, то с «Ослиной породой» ответ не столь очевиден. Это точно не сведение счетов с матерью: по ее собственным свидетельствам, Полина давала матери читать книгу, и они вместе смеялись над некоторыми эпизодами. При этом в интервью она не отрицает, что ей «было обидно, и я хотела рядом ласковую, добрую маму». Но все же общая спокойная, не ледяная, а какая-то отстраненная интонация наводит на мысль, что никакой другой задачи, кроме желания зафиксировать ускользающее время, Полина перед собой не ставила.
И странным образом вместо того, чтобы вызвать читательскую жалость к автору (мол, бедная девочка — мать лупила, а потом еще и война началась), книга оставляет совершенно противоположное, очень жизнеутверждающее впечатление. По каким-то неуловимым причинам сборник прочитывается скорее как книга о покое и прощении, о взрослости и рефлексии над событиями собственной жизни, о том, что любовь матери к дочери иногда может принимать причудливые и даже некрасивые формы, но рано или поздно все станет хорошо.
Дарья Доцук «Голос» (изд-во «Самокат») 12+
Один пассаж из послесловия к книге «Голос» хочется процитировать подробно:
«Мне было 11 лет, когда я впервые увидела теракт. По телевизору беспрерывно транслировали одну и ту же запись — как самолет врезается в башню Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. (…)
Мне 12 — "Норд-Ост".
Мне 14 — серия терактов в мадридских поездах. Взрыв в московском метро между станциями "Автозаводская" и "Павелецкая". Взрыв двух российских пассажирских самолетов в воздухе. Захват заложников в школе в Беслане.
Мне 15 — серия взрывов в лондонском метро и автобусе. В этот день, 7 июля, мы с одноклассниками находимся в Лондоне на экскурсии.
Мне 16 — (…) рейс Лондон — Москва задерживается на шесть часов. Позднее мы узнаем, что все это время велись работа по разминированию нашего самолета.
Мне 17 — "Невский экспресс".
Мне 20 — взрывы в московском метро на станциях "Лубянка" и "Парк культуры". Мой будущий муж Антон, тогда студент второго курса, становится очевидцем трагедии на станции "Парк культуры"».
Это не полный список терактов, которые пришлись на жизнь Дарьи Доцук — она их скрупулезно перечисляет все, вплоть до трагедий в Брюсселе и Ницце. Два теракта из списка (самолет из Лондона в Москву и взрыв на «Парке культуры») произошли в такой близости от нее и ее родных, что они вполне могли бы оказаться участниками и даже жертвами.
Дарье 26 лет. Она из того поколения, для которого теракт стал неотъемлемой частью жизни. И все же частота трагедий не вызывает привычки, о чем Дарья и написала свой «Голос»: у героини повести после того, как она выжила в теракте на Сокольнической ветке московского метро, начинаются панические атаки.
Панические атаки — как террористы: никогда не знаешь, когда случится очередная. Поэтому страх перед собственной внезапной паникой подавляет больше, чем сами приступы. Героиню зовут Саша, ей 16 лет. Она учится в лингвистической гимназии, успешно выступает на олимпиадах, ей светит золотая медаль. У нее все хорошо. И даже после того, как буквально в метре от нее падает мужчина, а его пальто мгновенно темнеет от крови, после того, как девочка выбирается из подземки, шлепая по красным лужам, кажется, все осталось позади. Но спустя некоторое время предохранительные силы организма дают сбой: Саша не может спуститься в метро, боится есть, потому что внезапно может накатить рвота, прикосновение рук парикмахера воспринимается как смертельная угроза, и ей проще сразу лечь в могилу, чем сесть в самолет.
Близкие реагируют по-разному. Мать обеспокоена и ведет дочь к врачам. Отец от бессилия и невозможности помочь занимает оборонительную позицию: объявляет психологов и психиатров шарлатанами, ребенка — симулянтом и напирает на валерьянку как панацею. В результате на семейном совете принято решение отправить дочь к бабушке в Калининград развеяться и поправить здоровье. Там, на берегу Балтийского моря, Саша и правда начнет свой путь к выздоровлению, но прежде найдет друзей в местном читательском клубе и узнает о бойне в Пальмникене — самом массовом убийстве евреев на территории Восточной Пруссии.
Если история с читательским клубом выглядит наивно-литературоцентричной (подростки собираются, чтобы обсуждать рассказы), то память о трагедии Пальмникена неожиданно удачно рифмуется с посттравматическим синдромом героини. Жертвы Холокоста, как и жертвы терактов, ни в чем не виноваты, но все же погибли. А тем, кто спасся, нужно как-то дальше жить с этой невыносимой в своей жестокости случайностью. И пропуская через свое сознание скорбь по погибшим, Саша начинает выкарабкиваться из собственной внутренней темницы.
Одно из безусловных, буквально прорывных достоинств книги — описание того, что чувствует человек, когда переживает паническую атаку. Как ведет себя организм, на чем фокусируется сознание, какие диалоги ведет с собой человек в этот момент и потом. В послесловии Дарья Доцук рассказывает, как сама страдала от панических атак и что помогло ей от них избавиться.
Есть еще один момент, который делает эту книгу уникальной в ряду подростковых произведений: это язык, которым она написана. Большинство текстов для подростков — стилизация, попытка зрелых людей, зачастую уже имеющих собственных взрослых детей, представить себя на месте тинейджера, думать, говорить и поступать, как он. Это странное впадание в литературное детство получается у разных людей с разной степенью успешности.
Дарье Доцук 26. Ее героине — 16. Разница в возрасте в 10 лет еще позволяет автору совершенно искренне и органично перевоплотиться в свою героиню. То есть Дарья Доцук уже может осмыслить свой подростковый опыт с позиции взрослого, но еще достаточно юна, чтобы рассказать о нем языком подростка, цитируя «Гарри Поттера» и ссылаясь на «Властелина колец». И это, возможно, случайное, непреднамеренное свойство «Голоса» возводит его в ранг феноменов современной детской литературы.