Лето — традиционный «сезон нервотрепки» для школьных выпускников и их родителей. Однако сегодня даже те абитуриенты, которым удалось стать студентами престижных вузов, не могут сказать, что билет в комфортное будущее у них в кармане. Очередной глобальный технологический бум грозит драматически изменить в том числе и отечественный рынок труда. И многие ныне востребованные специальности уже через пять лет могут оказаться ненужным рудиментом. Ректор Российской академии народного хозяйства и государственной службы (РАНХиГС) Владимир Мау рассказал «Ленте.ру» о том, готова ли система высшего образования к такому вызову.
«Лента.ру»: Сейчас много говорят о цифровой экономике. Но она требует новых, совершенно иных компетенций, отличных от тех, которыми обладают выпускники российских вузов. Собирается ли РАНХиГС «учить блокчейну», как это было объявлено? На недавнем заседании совета при президенте России по стратегическому развитию и приоритетным проектам предлагалось даже создавать чуть ли не кафедры блокчейна...
Владимир Мау: У нас было вручение красных дипломов буквально на следующий день после заседания президентского совета, и я как раз сказал выпускникам, что перед нами стоит задача внедрить в образовательные программы изучение технологии блокчейна и всего, что связано с этой технологией применительно к менеджменту и госуправлению. Это технология, влияющая, в том числе, и на общественно-политические процессы. С ее помощью создаются предпосылки для воплощения двух принципиальных прогнозов XXI века.
Как известно, марксисты настаивали на неизбежном отмирании государства. А сторонники свободного рынка утверждали, что эффективными могут быть только частные деньги. В свою очередь, блокчейн серьезно трансформирует функции бюрократического аппарата, переводя к модели государства как платформы. Но это и механизм, обеспечивающий появление частных денег, о которых всегда мечтали либертарианцы.
Но не получится ли так, что специалисты по блокчейну будут востребованы, а, скажем, спрос на экономистов и юристов, которых готовит академия, упадет?
К падению спроса на квалифицированных экономистов и юристов внедрение блокчейна не приведет. А неквалифицированных мы не готовим. И потом, посмотрите, что происходило за последние 300 лет. Такая профессия, как шорник (специалист по изготовлению конской упряжи и шор — прим. «Ленты.ру»), по-моему, практически отмерла. Им тоже, наверное, неприятно было в свое время столкнуться с такой ситуацией. Сейчас хедхантинг отмирает. А профессия «дворецкий», казалось, давно отмерла — а теперь даже возрождается. Может быть, бухгалтеров не будет, а мы их сейчас тоже готовим. И что с того? Появятся новые специальности. Или новые технологии подготовки по новым специальностям. Вуз должен быть способным гибко адаптироваться к вызовам времени. И готовить специалистов, которые способны гибко адаптироваться к вызовам рынка труда.
Люди свободных профессий.
Как учил Маркс, богатство общества будет определяться количеством не рабочего, а свободного времени. И что из этого?
Если рынок труда становится настолько непредсказуемым — как быть вузам? Что им делать для сохранения привлекательности для потенциальных абитуриентов?
Собирать умных студентов и учить их тому, что им интересно. И прежде всего — гибкости и адаптивности, то есть обуславливающим их знаниям и навыкам.
Владимир Мау
Фото: Рашит Шириязданов
Тут мы упираемся в вопрос школьной подготовки.
Во все времена среди школьников были такие, которые хорошо учились, и такие, которые учились плохо. Когда в вузы поступали лишь около четверти выпускников школы — соответственно, они были хорошо обучены. Они были лучшими. Когда поступает почти 100 процентов, их качество в среднем оказывается ниже. Ну и что? Задача хорошего вуза — привлечь лучших.
Наверняка, в гимназиях, где училось около 5 процентов детей, образование было лучше, чем в ремесленных училищах. А когда появилась массовая школа — наверное, ее показатели были хуже гимназических.
Советское образование в 50-х годах считалось чуть ли не лучшим в мире.
Не уверен. Была идея Кеннеди о том, что «СССР выиграл космическую гонку за школьной партой». Но мне казалось, что спутник разрабатывался в НИИ, и там были несколько иные технологические приемы.
Когда вы необразованную массу крестьян делаете людьми со школьным образованием — это рывок в образовании. И Советский Союз этот рывок совершил. Аналогично с медициной. Когда у вас нет медицинского обеспечения, а потом вы его внедряете повсеместно — конечно, это достижение. Но когда медицина должна становиться из массовой индивидуальной, когда люди предъявляют спрос на качественное индивидуальное здравоохранение, когда увеличивается доля старших возрастов — ситуация представляется совсем иначе, задача эта гораздо труднее.
В чем-то советское образование было хорошим. Спецшколы были, очевидно, лучше, чем обычные. Но мне кажется, что в Москве сейчас хороших школ гораздо больше, чем в советское время. Это видно хотя бы по распределению победителей олимпиад между школами.
В 2015 году я с большим интересом слушал выступление директора 57-й школы Сергея Менделевича на Гайдаровском форуме. А в 2016-м ему пришлось оставить свой пост…
Да, вы абсолютно правы. Менделевич — великий организатор и харизматик. И он создал великую школу. Сейчас, когда он ушел, есть задача сохранить в ней все лучшее. Это всегда проблема в лучших, авторских школах. Школа развивается, ситуация в ней стабильная. Другое дело, что благодаря последовательной работе московских властей сейчас появилось много очень сильных школ, демонстрирующих успехи своих учеников.
«Была идея Кеннеди о том, что "СССР выиграл космическую гонку за школьной партой". Но мне казалось, что спутник разрабатывался в НИИ, и там были несколько иные технологические приемы».. Фото: Владимир Песня / РИА Новости
А как с планами сохранения «авторских школ» согласуется стремление главы Минобрнауки России Ольги Васильевой «вернуть школы в государство» и вывести их из муниципального подчинения?
Если речь идет о повышении роли Минобрнауки в управлении школами — то это правильное решение. Многое из того, что делает нынешнее руководство министерства, вызывает одобрение. Усиливается внимание к реальным образовательным проблемам.
А если вы умеете учить — вы будете хорошо учить, вне зависимости от того, кто формирует школьную программу.
А РАНХиГС не собирается заняться подготовкой школьных учителей?
Мы думаем о создании педагогической магистратуры. Ведь педагог — это не тот, кто поступил в педвуз в 17 лет, а тот, кто, получив «гражданскую» специальность, захотел стать школьным учителем и продолжил обучение в педагогической магистратуре.
Уже традиционная проблема — недостаток финансирования образования. Насколько безумна в связи с этим идея финансирования школ и вузов за счет Фонда национального благосостояния?
Нет безумных идей, бывает безумное воплощение. Все зависит от того, каким образом эта идея может быть реализована. Если посмотреть, о чем говорят, скажем, американские или европейские политики, то получается, что у них и у нас одинаковые задачи — совершенствование инфраструктуры и развитие человеческого капитала. Иначе не повысить производительность труда, снижение которой сегодня для всех развитых стран является серьезной проблемой.
Сейчас в большинстве ведущих стран, включая Россию, сбережения на несколько процентных пунктов ВВП превышают инвестиции, причем это не зависит от качества делового климата. У бизнеса нет понимания, какие именно технологии будут востребованы в будущем, а какие — нет. Можно начать строить железную дорогу с использованием передовых на этот момент разработок. А к моменту запуска выяснится, что они уже устарели. На наших глазах формируются не только новые технологии. Они порождают новые экономические модели. Если угодно, новую политэкономию.
В таком случае беспроигрышными остаются только инвестиции в человеческий капитал, а вложения в инфраструктуру — под вопросом.
Под вопросом — выбор транспортного средства, а дороги нужны всегда. Для беспилотных автомобилей они понадобятся тоже. Во всяком случае, при нашей жизни.