На русский язык перевели роман Марка Салливана «Под алыми небесами», который уже полгода держится на верхних строчках списка «Топ-100» интернет-магазина «Амазон». Книга собрала двенадцать с половиной тысяч отзывов, восемьдесят процентов читателей, оставивших отзывы на роман, дали ему высшую оценку в пять звезд — случай уникальный. Роман рассказывает о молодом итальянце по имени Пино Лелла, который во время Второй мировой войны помогал еврейским семьям бежать от фашистов через Альпы, а потом вынужден был вступить в германскую армию и стать личным водителем Ганса Лейерса, одного из самых влиятельных и таинственных военачальников Третьего рейха. Книга выходит в издательстве «Азбука». «Лента.ру» публикует фрагмент романа.
Покончив c едой, он оглянулся на Валь-ди-Леи и увидел четыре крохотные фигурки, двигающиеся на юг вдоль скал над озером. Пино приставил ко лбу руку, сложенную козырьком, чтобы лучше видеть. Поначалу он ничего не разглядел, потом увидел, что они все вооружены.
Тошнотворный клубок завязался у него в желудке. Неужели они видели, как он зашел в лес c тремя людьми, а вышел один? Немцы ли это? Почему они оказались здесь — среди этого безлюдья?
У Пино не было ответов на эти вопросы, и они продолжали беспокоить его и тогда, когда четверо людей исчезли из виду. В деревню он пришел около четырех часов. Недалеко от гостиницы играла группа мальчишек, включая и его маленького друга Никко, сына хозяина. Пино собирался войти в гостиницу и спросить про комнату, когда увидел спешащего к нему и явно расстроенного Альберто Аскари.
— Сюда вечером приходила группа партизан, — сказал Аскари. — Они сказали, что борются c немцами, но спрашивали о евреях.
— О евреях? — переспросил Пино и отвернулся.
Никко присел в высокой траве и подобрал что-то, издалека похожее на большое яйцо. — И что вы им сказали?
— Сказали, что нет здесь евреев. Почему, ты думаешь, что они...
Никко поднял яйцо, чтобы показать друзьям. За долю секунды до того, как сила взрыва ударила Пино, словно мул копытом, яйцо сверкнуло пламенем. Он чуть не упал, но c трудом сохранил равновесие, хотя и чувствовал себя дезориентированным и толком не понимал, что произошло. В ушах у него звенело, он слышал ребячьи крики. Пино бросился к ним. Те ребята, что находились рядом c Никко, теперь лежали на земле. Одному оторвало руку. У другого на месте глаз были кровавые впадины. Часть лица Никко и большая часть правой руки отсутствовали. Из его тела кровь била фонтаном.
Пино в панике подобрал Никко, увидел, как закатились глаза мальчика, и бросился к гостинице навстречу отцу и матери, которые выскочили из дверей. У мальчика начались судороги.
— Нет! — закричала мать. Она взяла сына на руки. Тело опять забилось в конвульсиях, а потом обмякло на ее руках. — Нет! Никко! Никко!
Оцепенев от ужаса, Пино смотрел, как рыдающая мать Никко опустилась на колени, положила на землю мертвое тело сына и накрыла его своим, словно склонилась над его люлькой, когда он был младенцем. Пино долго стоял там в онемении перед этим зрелищем скорби. Опустив взгляд, он заметил, что его одежда в крови. Оглянулся, увидел жителей деревни, которые бросились к другим детям, хозяин гостиницы пустыми глазами смотрел на жену и мертвого сына.
— Простите. Я не смог его спасти, — пробормотал Пино.
— Это не твоя вина, Пино, — ровным голосом проговорил синьор Конте. — Видимо, партизаны, приходившие прошлым вечером... Но кто бы стал оставлять гранату там, где?.. — Он помотал головой. — Ты можешь позвать отца Ре? Отпеть моего Никко?
Хотя он был на ногах c середины ночи и проделал почти двадцать три километра по гористой местности, Пино решил бегом преодолеть расстояние до «Каса Альпина», словно скорость могла отделить его от жестокости того, чему он был свидетелем. Но на полпути он вынужден был остановиться. Запах крови на его одежде, яркие воспоминания о хвастовстве Никко, который говорил, что катается на лыжах лучше Пино, огненная вспышка... Пино согнулся пополам, и его вырвало.
Он, рыдая, преодолел оставшийся путь до Мотты, когда на землю опустились сумерки.
(…)
Альберто Аскари и его подружка Титьяна решили встретить Новый год в гостинице Конте в Мадезимо. Во время праздничной недели число беженцев уменьшилось, и отец Ре отпустил Пино на вечеринку.
Фото: DB / Globallookpress.com
Довольный Пино смазал горные ботинки, надел лучшую одежду и пошел в Мадезимо под падающим снежком, благодаря которому все казалось волшебным и новым. Аскари и Титьяна заканчивали украшать зал, когда появился Пино. Некоторое время он провел c Конте, которые все еще оплакивали сына, а потому ухватились за его предложение, дававшее возможность отвлечься от горя.
Ах, что это была за вечеринка! Число девушек в два раза превышало число молодых людей, и все танцы на вечер у Пино были расписаны. Еду предлагали замечательную: ветчину, ньокки и поленту со свежим сыром монтазио, а еще оленину c сушеными томатами и семенами тыквы. Вино и пиво текли рекой.
Позднее тем вечером Пино, танцуя медленный танец c Фредерикой, осознал, что он ни разу не вспомнил об Анне. Он спрашивал себя: закончится ли вечеринка идеальным образом — поцелуем Фредерики, когда открылись двери гостиницы. Вошли четыре человека со старыми ружьями и дробовиками. На них была потрепанная одежда и грязные красные шарфы на шеях. Их запавшие щеки покраснели от мороза, ввалившиеся глаза навели Пино на мысль о диких собаках, которых он видел после начала бомбардировок, собаках, которые набрасывались на любые отбросы.
— Мы партизаны, мы сражаемся, чтобы освободить Италию от немцев, — сообщил один из них и облизнул левый уголок рта. — Чтобы продолжить борьбу, нам необходимы пожертвования.
Этот человек был выше других, он стащил c головы вязаную шерстяную шапочку и помахал участникам вечеринки.
Никто не шелохнулся.
— Вы мерзавцы! — взревел синьор Конте. — Вы убили моего сына!
Он бросился на главаря, который ударом приклада своего ружья свалил его на пол.
— Мы ничего такого не делали, — сказал он.
— Твоя вина, Тито, — сказал c пола Конте, у которого шла кровь из раны на голове. — Ты или один из твоих людей оставил гранату. Мой сын подобрал ее, думал, это игрушка. Он умер. Другой мальчик потерял зрение. Еще один — руку.
— Я тебе говорю, — сказал Тито, — мы ничего об этом не знаем. Пожертвования, per favore.
Он поднял ружье и пустил пулю в потолок, после чего мужчины начали выворачивать карманы, а девушки открывать сумочки.
Пино вытащил из кармана банкноту в десять лир и протянул ее незваным гостям.
Тито выхватил деньги, потом оглядел Пино c ног до головы.
— Хорошая одежда, — сказал он. — Выворачивай карманы.
Пино не шелохнулся.
Тито сказал:
— Делай, что тебе говорят, или мы разденем тебя догола.
Пино хотелось ударить его, но он покорился — вынул из кармана кожаный, c магнитом, зажим для денег, изготовленный в мастерской его дяди, вытащил оттуда пачку лир и протянул Тито.
Тито присвистнул и выхватил деньги. Потом подошел поближе и вперился в Пино взглядом, излучая угрозу не менее сильную, чем дурной запах, исходящий от его тела и дыхания.
— Я тебя знаю, — сказал он.
— Нет, не знаешь.
— Знаю, — повторил Тито, подходя вплотную к Пино. — Я видел тебя в бинокль. Ты перебирался через Пассо-Анджелога и Эмет, и c тобой были какие-то неизвестные.
Пино ничего не сказал.
Тито улыбнулся, облизнул уголок рта.
Фото: Keystone / Getty Images
— Немцы много дадут, чтобы познакомиться c тобой.
— Я думал, вы сражаетесь c немцами, — сказал Пино. — Или это только предлог, чтобы грабить людей?
Тито ударил Пино прикладом в живот, сбил его с ног.
— Не суйся на те перевалы, парень, — сказал он. — И то же передай священнику. Пассо-Анджелога? Эмет? Они принадлежат нам. Ты понял?
Пино лежал на полу, хватая ртом воздух, и ничего не отвечал.
Тито ударил его ногой.
— Понял?
Пино кивнул. Тито c довольным видом принялся снова разглядывать его c ног до головы.
— Хорошие ботинки, — сказал он наконец. — Какой размер?
Пино что-то пробормотал в ответ.
— И пара теплых носков — сгодится. Снимай.
— У меня нет других.
— Ты можешь снять их, пока живой. Или я могу снять их c твоего трупа. Выбирай.
Униженный Пино исполнился ненавистью к этому человеку, но умирать ему не хотелось. Он расшнуровал ботинки, снял их. Посмотрел на Фредерику, она покраснела и отвернулась, отчего Пино почувствовал себя последним трусом, передавая Тито ботинки.
— И зажим для денег тоже, — сказал Тито, дважды щелкая пальцами.
— Это подарок моего дяди, — возразил Пино.
— Пусть сделает тебе еще один. Скажи ему, это на хорошее дело.
Пино, нахмурившись, вытащил из кармана зажим и бросил его Тито.
Тот поймал его в воздухе.
— Вот и молодец.
Он кивнул своим людям, они, прежде чем уйти, принялись рассовывать по карманам и пакетам еду.
— Не суйся на Эмет, — повторил Тито, после чего они ушли.
(…)
Пино разбудили какие-то тренькающие звуки. Почти два c половиной месяца прошло c тех пор, когда он вывел синьору Наполитано и семью Д’Анджело в Швейцарию. Он сел, благодарный отцу Ре, который дал ему выспаться после очередного путешествия в Валь-ди-Леи. Затем встал и отметил про себя, что не испытывает никаких болей. Теперь мышцы у него не болели после путешествий. Он чувствовал себя хорошо, чувствовал в себе силу, какой не помнил прежде. Да и почему нет? Он совершил не меньше десятка переходов, после того как синьора Наполитано играла на скрипке для него и Миммо.
Фото: AP
Он снова услышал позвякиванье и выглянул в окно. Семь волов c колокольчиками на шеях толкались и бодались, пытаясь добраться до выложенных для них охапок сена.
Насмотревшись на волов, Пино оделся. Он входил в столовую, когда снаружи до него донеслись мужские голоса, крики, вопли, угрозы. Встревоженный брат Бормио вышел из кухни. Вместе они пошли к дверям «Каса Альпина». Они увидели отца Ре, который стоял близ маленького крылечка и спокойно смотрел на направленный на него ствол ружья.
Тито, на шее которого был теперь новый красный шарф, смотрел на священника в прорезь прицела. Те же самые три шавки, которые были c Тито на Новый год, стояли за его спиной.
— Я всю зиму говорил твоим парням, чтобы они перестали ходить через Эмет, если ты не будешь платить взнос на освобождение Италии, — произнес Тито. — Я пришел за деньгами.
— Угрожать священнику... — сказал отец Ре. — Ты далеко пошел, Тито.
Тот смерил отце Ре свирепым взглядом, щелкнул предохранителем и сказал:
— Это на помощь Сопротивлению.
— Я поддерживаю партизан, — сказал священник. — Девятнадцатую бригаду имени Гарибальди. И я знаю, что ты не из их числа. Нет среди вас партизан. И шарфы вы носите только потому, что это подходит для ваших целей.
— Дай мне то, что я хочу, старик, или, хочешь верь, хочешь нет, но я сожгу твою школу, а потом убью тебя и всех твоих сволочных ублюдков.
Отец Ре помедлил.
— Я дам тебе деньги. И еду. Убери ружье.
Тито секунду-другую смотрел на священника, его правый глаз подергивался. Он облизнул уголок рта. Потом улыбнулся, опустил ружье и сказал:
— Делай, что я сказал, только не скупись, или я войду внутрь и посмотрю, что у тебя есть на самом деле.
— Жди здесь, — сказал отец Ре.
Священник повернулся, увидел Бормио и Пино за ним.
Войдя внутрь, священник сказал:
— Дайте им трехдневный рацион.
— Отец? — переспросил повар.
— Сделай это, брат, пожалуйста, — сказал отец Ре и пошел дальше в дом.
Брат Бормио неохотно развернулся и последовал за священником, оставив в дверях Пино. Тито увидел его, лукаво улыбнулся и сказал:
— Нет, вы посмотрите, кто у нас здесь. Мой старый приятель c новогодней гулянки. Чего ты там топчешься — выходи. Поздоровайся со мной и ребятами.
— Я, пожалуй, не стану этого делать, — сказал Пино, слыша злость в своем голосе, но не пытаясь ее скрыть.
— Пожалуй, не станешь? — сказал Тито и прицелился в него. — У тебя ведь нет выбора.
***
Пино окаменел. Он по-настоящему ненавидел этого типа. Сойдя c крыльца, он остановился перед Тито и c застывшим лицом уставился на него и его ружье.
— Я смотрю, ты все еще носишь ботинки, которые украл у меня, — сказал он. — Что ты хочешь на сей раз? Мое нижнее белье?
Тито облизнул уголок рта, посмотрел на ботинки и улыбнулся. Потом он сделал шаг вперед и, размахнувшись, ударил Пино прикладом в пах снизу вверх. Пино упал на землю, чуть не взвыв от боли.
— Ты спрашиваешь, что я хочу? — спросил Тито. — Как насчет хоть самой малости уважения к человеку, который пытается избавить Италию от нацистского дерьма?
Пино корчился в талом снегу, стараясь сдержать рвоту.
— Ну, говори, — сказал Тито, стоявший над ним.
— Что говорить? — выдавил Пино.
— Что ты уважаешь Тито. Что Тито — партизанский командир, который доставляет грузы через Шплюген. А ты, парень, подчиняешься Тито.
Невзирая на боль, Пино отрицательно покачал головой. Сквозь сжатые зубы он проговорил:
— Здесь только один главный человек. Отец Ре. И я подчиняюсь только ему и Господу.
Тито поднял ружье прикладом над головой Пино. Пино понял, что тот сейчас раскроит ему череп. Убрав руки от паха, он сжался и защитил ими голову от удара, который так и не последовал.
— Остановись! — раздался крик отца Ре. — Остановись, или, клянусь тебе именем Господа, я позову немцев и скажу им, где тебя искать!
Тито вскинул ружье к плечу и прицелился в отца Ре, который сошел c крыльца.
— Выдашь нас? Ты это хочешь сказать? — спросил Тито.
Пино резко ударил Тито ногой в колено. Тито согнулся. Ружье выстрелило. Пуля прошла мимо отца Ре, врезалась в стену «Каса Альпина».
Пино в один прыжок приблизился к Тито и c силой ударил его по носу, услышал хруст, увидел, как хлынула кровь. Потом он выхватил ружье, встал, передернул затвор и навел ствол на Тито, целясь в голову.
— Прекратите это! — сказал отец Ре, сходя c крыльца к Пино и становясь между ним и двумя людьми Тито, которые уже изготовились стрелять в Пино. — Я сказал, что дам тебе деньги на твое дело и еды на три дня. Не делай глупостей. Забирай, что я даю, и уходи, прежде чем не случилось чего похуже.
— Убейте его! — закричал Тито, утирая кровь рукавом и c ненавистью глядя на Пино и священника. — Убейте их обоих!
Нескольких мгновений тишины им хватило, чтобы принять решение. Потом люди Тито один за другим опустили оружие. Пино облегченно вздохнул, поморщился, все еще чувствуя боль в паху, и отвел ствол от головы Тито. Он отсоединил магазин и вытолкнул последнюю пулю из стола.
Пино ждал, пока люди Тито брали деньги и еду. Двое из них ухватили Тито под мышки, игнорируя проклятия и оскорбления, которыми он их осыпал. Пино протянул ружье Тито третьему «партизану».
— Заряжай! Я убью их! — бушевал Тито, а кровь сочилась из его губы и стекала по подбородку.
— Оставь, Тито, — сказал один из них. — Он ведь священник, бога ради.
Двое «партизан» набросили руки Тито себе на плечи, чтобы увести его от «Каса Альпина». Но главарь банды оглянулся и проревел:
— Еще ничего не кончено! В особенности для тебя, парень. Не кончено!
Перевод Григория Крылова