В российском прокате — «Сердцеед» с Жаном Дюжарденом: история афериста наполеоновской эпохи и редкая современная французская комедия, по уровню гротеска приближающаяся к классике жанра. Дюжарден рассказал «Ленте.ру» об истоках своего комедийного дара и отношении к профессии.
«Лента.ру»: Понравилось играть антигероя?
Жан Дюжарден: Очень. Мне в принципе антигерои нравятся больше. Люблю персонажей довольно скользких — таких, у которых хватает недостатков. Это дает мне возможность их постепенно в глазах зрителей оправдать, так и мне самому работать интереснее и веселее. В «Сердцееде» мой герой переживает довольно эффектную трансформацию: сначала он выглядит таким бравым, славным воякой, а потом оказывается обыкновенным мошенником и трусом. Тот факт, что речь о солдате времен наполеоновских войн, только добавляет пикантности образу. Ради такого я и пошел в актеры, если быть откровенным.
Кадр: фильм «Сердцеед»
Не хочется загонять вас в рамки, но вы всегда смотритесь очень органично именно в комедийных фильмах. Когда вы поняли, что с этим жанром у вас особенные отношения?
Думаю, в тот момент, когда я оказался в такой ситуации, в которой не оставалось ничего другого, кроме как посмеяться над собой — ну разве что с собой покончить (смеется). Про комиков ведь часто говорят, что таким образом они изживают какие-то детские комплексы или травмы. В моем же случае… Мне часто приходилось терпеть разные маленькие унижения в школе. Если бы я не научился обращать их в шутку, смеяться над собой и над обидчиками, можно было бы только пойти и лечь. Впасть в депрессию. Что было бы вовсе не смешно — депрессия у восьмилетнего пацана, представляете? Так что я научился немного отстраняться, чтобы видеть ситуацию со стороны и замечать в ней повод для шутки. А потом этот навык превратился в мою профессию! Так, очевидно, было угодно звездам — чтобы я с помощью комедии выплеснул и победил все свои детские обиды. Теперь уже не осталось ни следа от тех боли и страданий, я чувствую себя намного лучше, чем раньше, и могу спокойно работать в более-менее любом жанровом регистре.
Лоран Тирар, режиссер «Сердцееда», говорил, что заручился вашим согласием на роль еще на стадии работы над сценарием, так что писал его уже под вас и даже с вашим участием. Что самое значительное вы привнесли в этот персонаж?
Первый черновик сценария был очень структурированным, так что и сама история выглядела слишком сконструированной, искусственной. Это я предложил пойти немного дальше, избавиться от белых ниток, которыми, по ощущениям, была сшита история в «Сердцееде». Чтобы это получилось по-настоящему, а не только на словах, наша съемочная площадка должна была превратиться в песочницу, если вы меня понимаете, — в пространство игры, свободы. Должна была открыться возможность довести персонажа до, скажем так, крайности, до абсурда. С такими персонажами, как Невилль, это бывает необходимо, даже если это решение оказывается ошибочным, — и, к слову, оно помогает добиться органичности в отношениях с другими актерами на площадке. С Невиллем я как раз хотел пойти как можно дальше, и мне кажется, как раз эта чрезмерность делает его интересным. «Сердцеед» ведь более-менее об этом: о том, как ухватиться за возможность, подброшенную жизнью, о том, что всегда есть риск переборщить с гордостью, зациклиться на себе и своих мнимых достижениях. Это очень современные темы, разве нет?
Вообще ваши с Мелани Лоран персонажи выделяет на общем фоне как раз очень современная осознанность.
Это был осознанный шаг с нашей стороны. Причем Мелани играет максимально прямую, лишенную смехотворности героиню, а я же на контрасте создаю очень преувеличенный, гротескный персонаж. Противоположности ведь не только притягиваются, но и предоставляют отличный материал для юмора. Мы к тому же хотели обойти клише романтической комедии, в которых обычно сразу понятно, когда случится первый поцелуй. Мой выбор манеры игры позволил добиться того, чтобы первый поцелуй между нашими героями действительно был неожиданностью, а предшествующая ему игра в психологические кошки-мышки могла идти сколь угодно долго.
Кадр: фильм «Сердцеед»
Вы примерно в том же стиле работали и в «Артисте».
Пожалуй, да. Можно было бы назвать это моим стилем игры, наверное, если бы не тот факт, что далеко не с каждым фильмом и ролью такой подход работает. Тебе каждый раз нужно провести оценку персонажа и сюжета, понять, как сделать их максимально цельными и убедительными. Что до Невилля из «Сердцееда» и моего персонажа в «Артисте» — их действительно что-то объединяет. Они говорят одним и тем же голосом. Нужно, правда, учитывать, что у одного из них голоса-то и нет. Но выражения лица те же, нос этот выдающийся тот же, эмоциональное ядро более-менее одинаковое. Являются ли они одинаково современными? Я не знаю. Может быть, дело в самих историях или в жанре. Пожалуй, в обоих случаях речь о схожей степени условности: они оба как будто знают, что являются персонажами фильма, а не реальными людьми, и ведут себя соответствующе.
Получается, что вас к таким историям больше тянет.
Возможно. Я стараюсь на себя самого и свою жизнь тоже смотреть с определенной иронией, немного сохранять дистанцию. Надо понимать и помнить, что речь о киноиндустрии, и не давать ей контролировать твою собственную историю. Пока, мне кажется, мне это удается. Я получаю удовольствие от того, что делаю, мне невероятно весело работать. Наверное, поэтому людям и нравится смеяться вместе со мной. Ну или надо мной, если им так угодно. Не знаю, прав я в этом предположении или нет.
У вас все-таки достаточно разнообразный комедийный репертуар. Есть же еще персонаж «Агента 117»: довольно глупый герой, который при этом убежден в противоположном — в собственном уме.
Мне кажется, все люди такие — в том смысле, что мы успеваем за жизнь предстать с очень разных сторон. И при этом мы все хотим казаться больше, чем мы есть. А что до глупых героев, то они всегда были и будут жить на киноэкране. Хотя бы потому, что их любят зрители: у аудитории должна быть возможность смотреть на кого-то смешного и чувствовать себя умнее и лучше его. Я стараюсь все-таки не повторяться, и герой «Агента 117», наверное, тем и отличается от остальных моих героев, что это комедийный персонаж, доведенный до максимального абсурда. Эффектная внешность не спасает его от тотального идиотизма.
Как изменилась ваша жизнь после «Оскара» за роль в «Артисте»?
Никаких драматических изменений не было, хотя бы потому, что я их не хотел. В каком-то смысле я чувствовал, что с меня сходит грязь. Люди всегда заставляют тебя платить за успех или пытаются сами на нем сыграть. Мне пришлось пережить этот этап, но сам я к нему мало имел отношения. Я возвращался из Америки с «Оскаром», думая, что поставлю его пылиться на полку и буду вспоминать о нем только в те редкие моменты, когда моему эго понадобится себя потешить. В реальности получилось, конечно, не так. «Оскар» заставил людей немного иначе смотреть на меня — как будто я теперь лучший ученик в классе, как будто с меня надо спрашивать серьезнее, чем с моих коллег. Но я стараюсь помнить, что это не самая серьезная работа на свете. Это же вымысел, истории, сказки, одни люди снимают других. Это не моя жизнь. Люди часто не верят в это. А для меня, наверное, нет ничего больнее, чем когда мне не верят.
«Сердцеед» уже вышел в российский прокат