Реактивная инфляция, уличная преступность, дефицит самых необходимых продуктов — в медиа и рассказах экспатов Венесуэла выглядит именно так. Туризм, раньше развитый, застыл почти на нуле. Зато сейчас проще всего проникнуть без тура на знаменитое плато горы Рорайма, ставшей прототипом «Затерянного мира» Артура Конан Дойла, — что и сделали участники восхождения Елена Срапян и Александр Федоров, которые рассказали о нем «Ленте.ру».
Увидеть и не умереть
Хотя река Анауа течет в ста километрах к северу от экватора, именно она кажется границей климатических зон: здесь кончаются тропические леса Амазонии и начинаются засушливые равнины-льяносы. Сейчас февраль, завершается сухой сезон: чем ближе мы к границе с Венесуэлой, тем пустыннее становится пейзаж, и тем страшнее печет солнце. Мы едем автостопом, и последняя машина выбрасывает нас в поселке Tres Coracaos, «Три сердца» в переводе с португальского. Нас четверо: мы с Сашей и наши друзья, которые ничего не слышали про столовые горы до знакомства с нами.
Я хотела подняться на Рорайму с того момента, как впервые увидела фотографии. Кажется, это была одна из идиотских подборок в духе «10 мест, где нужно побывать, пока ты живой». Мы уже были в Венесуэле в августе-сентябре 2017 года, когда приехали снимать индейцев яномами и остались на месяц с другой стороны Гвианского нагорья, в поселке Ла Эсмеральда. Там я впервые увидела своими глазами южноамериканские столовые горы-тепуи, которые отливали по утрам рассветным розовым светом, контрастируя с зеленью джунглей Ориноко.
Считается, что из всех тепуев Гвианского нагорья Рорайма — единственная, куда можно подняться без специального снаряжения. Поэтому мы вернулись.
Внутренняя эмиграция
Критическая ситуация в Венесуэле тянется уже несколько лет, а падение цен на нефть в 2014 году увело ситуацию в глубокое пике. Первый раз мы попали в страну как раз после того, как армия подавила массовые восстания: на улицах крупных городов стало спокойнее, но экономическая миграция венесуэльцев в другие страны только усилилась.
Наш друг, фотожурналист Джордж Карлос из пограничного Сан-Кристобаля, где начались самые агрессивные протесты, а район Сукре получил название Сукрании (Сукраины, если попробовать перевести) из-за горящих покрышек, устроил нам тогда настоящую экскурсию. Самой яркой достопримечательностью были почти два десятка крестов, прибитых к деревьям в память о погибших. Мы тогда привезли из Колумбии пару пачек макарон и немного сосисок с сыром — наслушались рассказов о венесуэльском дефиците. На деле все оказалось совсем не так страшно, но продукты мы бережно уложили в хозяйский холодильник, забитый едой впрок: венесуэльские деньги обесцениваются с такой скоростью, что на всю полученную зарплату люди сразу закупают продукты и хранят их дома. Иначе к концу месяца этих наличных не хватит даже на пачку риса.
За полгода с нашего первого визита боливар обесценился в 25 раз: в августе на черном рынке за доллар давали 10 тысяч боливаров, сейчас в столице можно поменять деньги по 244 тысячи за доллар. С такой же скоростью дорожают импортные продукты, то есть половина потребительской корзины венесуэльца. Даже основу повседневного рациона — рис и фасоль — Венесуэла закупает за рубежом.
Безработные эмигранты из Венесуэлы едут в Бразилию за лучшей жизнью
Фото: Александр Федоров
«Все мои дети уехали сюда, в Бразилию, — рассказывает нам синьора лет сорока, которая живет в Трес Корасаос. Дом на углу улицы — не ее: позволил пожить кто-то из знакомых, переехавших в столицу штата. В небольшом домике с парой комнат и верандой ютятся больше десяти человек: все спят в гамаках, большинство — прямо на улице, рядом ездят машины. Работают в нескольких километрах от поселка на строительстве дороги. Семье синьоры повезло, у них есть работа и жилище: в самой Боа-Висте транспортное кольцо возле вокзала превратилось в настоящий лагерь беженцев. В городе нет работы для такого количества мигрантов, а уезжать в глубь страны им не на что.
Штат Рорайма (не путать с горой, которая находится в другой стране) и его столица Боа-Виста — самый малонаселенный в Бразилии: большую часть занимают безлюдные льяносы и непроходимые тропические леса. Боа-Виста связана дорогой только с Манаусом, и эта система практически изолирована от «большой земли», экономически развитого юга страны. Номинально дороги есть, но трасса Манаус — Порту-Велью практически непроходима большую часть года: в сезон дождей грунтовка превращается в глиняную кашу. Трафика нет, так что автостопом тут не доедешь. А наземный транспорт в стране очень дорогой: билет из Боа-Висты в Манаус стоит 50 долларов, из Манауса в Порту-Велью — почти 100. Все это венесуэльцы не учитывают вовсе. Они просто едут туда, где, как им кажется, будет лучше.
Мы приезжаем на границу из Трес Корасаос поздно, после обеда, и попадаем в очередь из шести сотен человек. На обратном пути я загляну через плечо военного, проверяющего пассажиров, и станет ясна география побега: Сьюдад-Боливар, Пуэрто-Ордас, Валенсия, Барселона — восток и юго-восток страны. Журналист бразильского телеканала Globo Эстебан Мунис, с которым мы познакомились тут же, торчит в приграничном поселке Пакарайма уже неделю: они с коллегой-оператором снимают семью, которая никак не может поймать попутку в сторону Боа-Висты.
Бразильское правительство оценивает количество венесуэльцев в штате примерно в 40 тысяч человек. «Ситуация становится все хуже. Приезжают люди, у которых нет вообще ничего, тут голод. Я такое видел только в Африке — и никогда не думал, что увижу здесь, в Латинской Америке», — рассказывает Эстебан, прячась от палящего солнца в глубине автостанции. На заднем плане венесуэльцы штурмуют единственный автобус в сторону Боа-Висты. Билет стоит 10 долларов. Такси обойдется в 20, а те, у кого нет денег, просто пройдут эти 220 километров пешком по 40-градусной жаре: мы уже видели таких людей по дороге.
Нам везет: переговорный талант переводит нашу четверку «гринго» (англоязычные, чаще всего жители США) в первую сотню ожидающих. У венесуэльцев такой опции нет, так что многим приходится стоять на границе больше суток. С венесуэльской стороны — чистота, порядок, никаких очередей. Первая же попутка отвозит нас в Санта-Елену. Мы устали от дорогой португалоязычной Бразилии, и в Венесуэле сразу чувствуем себя, как дома.
Тунец за золото
Санта-Елена — серая зона между Бразилией и Венесуэлой. Здесь бразильские цены, которые по-венесуэльски растут каждый день. Нам нужно закупить еды на весь поход, или трек. Первое правило Санта-Елены для покупателя звучит так: венесуэльцы торгуются в плюс — не сбивают, а поднимают цену.
Обмен здесь не такой сложный, как в других частях страны. На каждом углу стоят менялы и томно шепчут: «долларес, долларес, реалес». В обороте все три валюты, курс крайне неудачный: вместо 240 тысяч боливаров за доллар в Санта-Елене дают от силы 90. Есть еще «трансференция» — банковский перевод, но для него нужны две карты: в реалах (или долларах) и в боливарах. Зато у трансференции курс в два раза выгодней. Мы меняем наши реалы по 30 тысяч боливаров за реал и сразу ощетиниваемся: дешевая Венесуэла с таким курсом становится дороже Бразилии.
Нам нужен простой продуктовый набор на неделю: тунец, овсянка, сгущенка, шоколад. Немного овощей и сыра. В любой стране можно просто пойти в супермаркет и купить все разом. Но не здесь. Особенно все плохо с тунцом. Из магазина детской одежды я выношу три банки тунца в собственном соку с лимоном по рекордно низкой цене 140 тысяч боливаров за банку: по нашему курсу это полтора бакса. В элитном магазине алкоголя натыкаемся на тунца с перцем в масле по 160 — конечно, берем. У китайцев в супермаркете венесуэльский тунец стоит 280 тысяч за банку. Через две улицы мне вообще отказываются продать тунца за деньги: здесь принимают только золото.
Гвианское нагорье богато ресурсами, в первую очередь золотом и драгоценными камнями. «Эй, а вы что, русские?» — окликает меня в торговой галерее мужчина лет сорока пяти. Его зовут Женя, он родом из Киева, а живет в Нью-Йорке. Занимается бизнесом: скупает у венесуэльских шахтеров-минерос драгоценные камни. За этим в Санта-Елену приезжают многие: золото стоит тут 3 миллиона боливаров за грамм, по курсу Каракаса это чуть больше 10 долларов. Для сравнения, в России грамм золота 999 пробы стоит до 2290 рублей за грамм.
На покупку продуктов мы тратим невозможные четыре часа и устаем, как собаки. Зато находим мой любимый походный продукт: лепешки кассаве из горького маниока — легкие, дешевые и вкусные, как сухарики из черного хлеба. На следующий день я возвращаюсь за шоколадкой, которая стоила 150 тысяч, — только чтобы узнать, что она теперь стоит 180, плюнуть и уйти. Венесуэльцы торгуются в плюс.
Разумные герои всегда идут в обход
На приготовления у нас ушел всего один день. И вот автобус, подловленный на трассе (пришлось для начала обойти пятикилометровую очередь на заправку: бензин бесплатный, но его почти никогда нет), потихоньку тащит нас в точку заброски — деревню Кумаракапай, она же Сан-Франциско де Юруани. Оттуда надо добраться до деревеньки Паратепуй, где начинается уже общая пешая тропа на Рорайму.
Люди, которые покупают тур еще в Бразилии, проскакивают даже Санта-Елену. Такой тур на шесть дней трека стоит в Боа-Висте или Манаусе до тысячи долларов (иногда дороже). В Санта-Елене все уже дешевле: 1200 реалов (около 350 долларов) берут за тур в кофейне Garden Сafe супруги Ариана и Никлас. Никлас — немец, Адриана и ее сестра — венесуэлки из Каракаса, а их приятное кафе с лучшим кофе в городе меньше чем за доллар работает всего год.
Венесуэльцы очень гостеприимны
Фото: Александр Федоров
Не самый лучший год для бизнеса, признает Адриана, которая почти все в кафе сделала своими руками. Она и во время разговора, пока кафе закрыто на сиесту, перетаскивает с места на место большие подвесные корзины с орхидеями. «Раньше туры стоили дороже — 500, 600 долларов с человека. Это с транспортом, едой, носильщиком, гидом. Но сейчас совсем никого нет, а кто есть — те приезжают из Бразилии. Так что цены теперь в реалах». Нанять отдельно джип стоит 400 реалов (120 долларов). В Сан-Франциско де Юруани предлагают взять 200 долларов с четверых — за транспорт и гида.
Гид на Рорайме официально обязателен. Проводниками работают местные из племени пемон — по-индейски небогатые люди, питающиеся в основном маниоком и платанос — зелеными бананами для жарки. Пемоны — испаноязычные католики, но при этом они все еще говорят на родном наречии и живут вполне традиционно. Чаще всего гиды и проводники — из деревеньки Паратепуи, где начинается трек. Если преодолеть 26 километров от Сан-Франциско де Юруани до Паратепуя, то гид обойдется невероятно дешево — 2,5 доллара на всех за весь трек.
Нам не жалко денег, даже сумма в 200 долларов на четверых уже не критична. Но совсем не хочется идти с гидом. Мы охотно заплатили бы, чтобы нас пустили без гида официально, но такой услуги никто не предлагал. Так что пришлось лезть по старинке — тайком. От большой дороги до Паратепуя не ходит вообще никакого транспорта, так что нам пришлось пройти 26 километров пешком, да еще сделать крюк. По ночной деревне пробирались, как в компьютерной игре: то тут, то там начинали лаять собаки, мы убегали в темноту и потом долго прятались в тени от хозяев с фонариками. Но в деревне всего два десятка домов, и совсем скоро мы спустились к ручью, где и заночевали.
Где ваш гид?
Мы приблизились к лагерю на реке Тек — первому, предположительно набитому туристами и гидами, пункту нашего маршрута.
— Предлагаю пройти, как русские в Боснии, — сказал Александр.
— Это как? — не поняли мы.
— Ну просто делаем каменные лица и проходим, один за другим. Все, не отставайте!
У гидов просто отвисли челюсти. Но пока мы неторопливо переходили реку Тек, они сориентировались: к нам подошел настойчивый индеец с пышными усами. Он понял, что мы одни, и как мы ни тыкали пальцами в неопределенном направлении вместо ответа на вопрос «а где ваш гид?», обмануть проницательного пемона не удалось.
Хотя это и запрещено, официально никакой санкции за хождение без гида на Рорайму нет. Поэтому мы и решили отправиться в поход самостоятельно. Были в истории люди, которые на контрольно-пропускном пункте парка смогли доказать, что гид им не нужен. Но нам ввязываться в перепалки не хотелось, так что пришлось заночевать вне лагеря, на открытом крыльце одиноко стоящего дома на холме.
Под крышей вили гнезда местные ласточки, после заката внутри и снаружи дома заметались летучие мыши, а снаружи был наш караван-сарай. Мы завесились от дождя полупрозрачными желтыми и розовыми москитными сетками, отчего крыльцо стало напоминать шахский гарем. На веранду влезли четыре наших пенки, два гамака, подвешенных один над другим на специальные крюки, и весь наш скарб. Вообще-то тут было лучше, чем в любом лагере, а с реки в получасе ходьбы открывался потрясающий вид на бурный после дождя водопад на Кукенане.
На следующий день переход был совсем коротким — девять километров пути с пологим подъемом на 800 метров к базовому лагерю. На дорогу ушло всего часа три-четыре, но подниматься дальше мы не стали: небо заволокло, и начался сильный дождь. В феврале на Рорайме конец сухого сезона, гору можно отлично рассмотреть и сфотографировать, так что туристы приезжают именно в это время. Но с венесуэльской стороны Рораймы всегда влажно и дождливо, особенно после обеда. Поэтому само восхождение совершают рано утром, а ночь обычно проводят в базовом лагере.
В почти первозданной пустыне порой встречаются следы человеческого присутствия вроде ржавых остовов машин
Фото: Александр Федоров
Мы по привычке стали обходить лагерь стороной в поисках места для ночлега. Местность была так себе: слишком много крупных валунов, слишком мало ровной поверхности для палатки. Нашим друзьям и вовсе было непросто: им предстояло соорудить шатер из подручных материалов, чтобы укрыться от дождя. «Так, пацаны, вам здесь не понравится, — закончил наши мучения под дождем Саня, который отошел на разведку. — Видели, как я залез на камень? Короче, тут змеи. Справа от камня была такая черная, метра полтора длиной. Не факт, что она ядовитая, но вам вряд ли захочется проверять».
Деваться было некуда, и мы с каменными лицами проследовали в полный туристов базовый лагерь. Мы с Саней быстро поставили палатку, а ребята погрузились в строительство шалаша. Когда он был готов, мы пошли посмотреть — и чуть не померли со смеху: наш друг Илья, который за три дня похода уже приобрел потрепанно-бомжовый вид — обгоревшее лицо и грязные джинсы — торжественно поедал бразильскую тушенку прямо из банки на фоне одиозного сооружения из шестов и мусорных пакетов, которое с одной стороны опиралось на камень. Выглядело это катастрофически, но от дождя и ветра защищало сносно.
Поразительно, но к нам не подошел ни один человек: то ли, глядя на шалаш, нас сочли совсем поехавшими крышей, то ли просто поняли, что мы уже точно не повернем назад. На следующее утро в восемь часов мы начали подъем.
Затерянный мир
Каждому, кто решит взойти на Рорайму, предстоит подняться на 900 метров вверх, из которых около 500 — вдоль отвесной стены. Протяженность последнего этапа пути — всего 2,7 километра, так что подъем очень крутой. Сначала карабкаешься по ступеням в скользком песчанике, а потом начинается красивейший облачный лес, который можно рассматривать часами. Реликтовые пальмы, характерные розетки больших желто-зеленых бромелий, мелкие орхидеи и кружащие бурые колибри: даже не будь тут Рораймы, этот лес мог бы стать достопримечательностью сам по себе. Подъем наверх всем дается на удивление легко: наверное, дело в окружающей красоте. Примерно через час подходим к основанию отвесной части горы — стена просто уходит наверх, в бесконечные облака, — и продолжаем путь по «зазубрине».
Последний рывок приходится совершать через двойной водопад Пасо де Лас Лагримас, в переводе с испанского — «Проход слез». Нам повезло: вода после вчерашней бури уже стекла с плато, и водопады капали еле-еле. Под каменной гидрой с шестью головами, которая тонула в тумане, мы прошли в зону «отелей» — открытых пещер, в которых группы туристов ставят палатки.
Плато сразу потрясает своим марсианским пейзажем: здесь все, кроме части растений, абсолютно черного цвета. Снизу кажется, что Рорайма плоская, но это не так: вода и многовековая эрозия точат «крышку стола», превращая ее в нагромождение скал причудливой формы. Сотни туристов протоптали в черном камне белесые тропы, но заблудиться без навигатора все равно очень легко: большую часть дня плато окутано облаками.
Внутри песчаник часто розовый, поэтому самые широкие тропинки пролегают по розовому песку, усыпанному кристаллами. Спустя неделю бразильский водитель Лусиано будет рассказывать мне легенды про гору Дуиду у Ориноко: мол, наверху этого тепуя есть множество озер, полных изумрудов и алмазов, и его заветная мечта — добраться до них и сказочно разбогатеть. Сказка — ложь, да в ней намек: драгоценных ископаемых в недрах столовых гор действительно очень много, а на Рорайме есть знаменитая Долина кристаллов — небольшая поляна, усыпанная друзами кварца. Кристаллы разбросаны по всему плато, но уносить их с собой строго запрещено: охрана парка обязательно проверит ваши вещи на выходе.
Райско-ботанический сад
«Кажется, это один большой ботанический сад», — говорит наша подруга Катя, сидя на огромной каменной глыбе и разглядывая соседнее торфяное болотце. Вся Рорайма залита водой, и на камнях расцветают настоящие японские сады, в которых можно найти и хищные растения: красную росянку и кувшинчики гелиамфоры, которые легко опознать по цветам —
ярким розовым колокольчикам. Тут же живет и крупнейший эндемик плато — угольно-черная глазастая жаба ореофринелла Квелча. Но заметить ее непросто: расцветка и рельеф кожи позволяют двухсантиметровой амфибии отлично маскироваться.
Мы расположились в одном из пустых «отелей» и решили, что проведем на Рорайме две ночи. Хотелось бы еще, но с нашим снаряжением в таком холоде дольше было не протянуть. В другие сезоны на плато дождь может идти несколько дней подряд, а солнце порой не проглядывает сквозь облака месяцами. Но в любое время года температура воздуха по утрам падает почти до нуля. Чтобы не мерзнуть днем, мы кругами блуждали по плато, рассматривая местные достопримечательности. А назавтра, когда вышло солнце, сразу прыгнули в местные «джакузи» — похожие на ванны карстовые образования с совершенно ледяной прозрачной водой.
Самый красивый вид в жизни
Фото: Александр Федоров
После купания мы разлеглись на солнце, погрузившись в мечты о бургерах, роме и отеле с бассейном, но нас прервал гид: он привел купаться двоих португальцев. Интересно, что из-за нашего маргинального статуса туристы с нами не общались, а вот сами пемоны уже наверху стали невероятно приветливыми и все время что-то подсказывали. «Ребята, вы мне только скажите: как же вы прошли?» — искренне удивлялся проводник. «Да как-то так. Вообще-то нам почти никто не мешал!»
Главное открытие нас ждало чуть дальше. За поворотом тропа уходит влево, на обрыв, откуда видно гайанскую часть Рораймы, «нос корабля» Ла Проа. «Эй, эй, Лена, давай сюда!» — закричали мне ребята откуда-то из-за камней. Они скакали так, как будто нашли клад. Оказалось, что они стоят на огромном обрыве, надо просто свесить ноги и посмотреть вниз.
Я не знаю, на сколько метров тянется отвесная стена в этом месте, но она кажется бесконечной и будто закручивается у ног: чуть ниже из скалы бьет водопад, который за века проточил себе выемку. Водопад постепенно затягивается туманом, и вот ты уже сидишь над бесконечной пропастью, полной облаков, с видом на «крышку стола» соседнего Кукенана и лесистую долину, куда стекают все водопады. Адреналин бьет в кровь, сидеть очень страшно, стоять на кончике каменного языка рядом — еще страшнее. Но это именно то чувство, ради которого стоило пройти четыре дня пешего пути, терпеть дневную жару и пронизывающий ночной холод плато. Это самое красивое зрелище из всех, которые каждый из нас видел когда-либо в своей жизни.