Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) России третий год бьет тревогу в связи с ростом радикального исламизма в колониях. Туда стали чаще попадать экстремисты из Средней Азии, которые насаждают свою идеологию другим заключенным. Чтобы как-то справиться с ситуацией, тюремщики обратились за помощью к духовным управлениям мусульман. «Лента.ру» пообщалась с представителями исламского духовенства и осужденными, чтобы узнать, как живется правоверным в «зеленых» зонах — местах лишения свободы со значительной долей мусульман.
«Были стычки глобальные»
— Я бы не сказал, что мусульмане устанавливают свои порядки в колониях, как об этом часто говорят, — рассказывает Игорь, отбывающий сейчас срок в колонии строгого режима в Мордовии. — Просто к ним никто не лезет, они стараются держаться вместе. Есть мусульмане, а радикальные они или нет — не знаю. Я вот впервые слышу, что такие зоны «зелеными» называются. Честно.
Он позвонил вечером. Пока мы разговаривали с ним, слышались голоса других зеков, которые, судя по обрывкам разговоров, готовились пить чай.
— Я сижу в таком месте, в таком лагере, где их [мусульман] немного, — продолжает Игорь, — Здесь одни рецидивисты. Мусульман много там, где сидят первоходы. С предыдущим сроком я был в такой колонии в Пскове, так там их очень много. В отряде сто человек, из них 40 мусульман было. С 2008-го по 2014 год я там был. Они там все вместе собираются: была там у нас одна комнатка, стараются там намаз делать, смотрят, чтоб никому не мешать. Могут попросить: если можно, мы помолимся. Вот ты говоришь «красные» [под влиянием администрации], «черные» [под влиянием авторитетов] зоны... Мусульмане вообще стараются придерживаться правила: им неинтересна эта система, этот мир — у них есть религия. Они не стараются влиять или еще что-то...
По словам Игоря, конфликты между обычными зеками и мусульманами случаются «из-за разных мелочей», но все же заключенные стараются не провоцировать друг друга, а «жить дружнее».
— Я слышал, что в некоторых лагерях были стычки глобальные, — продолжает собеседник «Ленты.ру», — Но мы находимся в тюрьме, здесь давно придумано, испокон веков, что бы ни случилось — решения принимают воры. Мусульмане живут по своим законам и не переступают черту. Они понимают, что здесь свои понятия.
Впрочем, отмечает заключенный, в случае конфликта джамаат — община мусульман — заступается за своего, в обиду не дают, независимо от того, прав он или нет.
— Из славян, например, кто-то в карты проиграется, косяков напорет, короче, те, кто послабее, идут к ним [к мусльманам] за защитой, принимают мусульманство, меняют имена. На моей памяти два-три человека были. Ну, с ними разговаривали, объясняли. Оперативники, администрация, все прекрасно знают, и их [обращенных в новую веру] изолировали, чтобы стычек не было. Поэтому стараются их не трогать, чтоб не доводить до этого [до конфликта]. Конечно, не из-за того, что боятся связываться, нет, конечно. Просто у них своя жизнь. Бывают люди с разными интересами, ну зачем я буду с ними связываться, мне это неинтересно. Конечно, я не буду намеренно провоцировать конфликт. Сидим в одном помещении, ну и зачем ругаться друг с другом?
«Нас там ждут гурии, рай!»
Гендиректор центра социальной реабилитации и адаптации осужденных в Казани Азат Гайнутдинов принял ислам в колонии, когда отбывал срок за разбой и вымогательство.
— 19 лет мне было, когда получил 12 лет строгого режима, по молодости дело было. Для меня это было как конец света: думал повеситься — описать невозможно, — вспоминает он.
Пока был в СИЗО таджик-сокамерник, пойманный на наркотиках, научил молодого Азата молитвам, а уже в колонии неофит пошел в мечеть.
— Я татарин, всегда ощущал себя мусульманином. Все равно люди рано или поздно к Богу обращаются. Придешь — с Богом пообщаешься, и легче становится на душе, — говорит Азат.
Тюремного имама — человека, ведущего молитву, главу общины — осужденные мусульмане выбирают сами. Как объясняет собеседник «Ленты.ру», он должен быть разумным, дипломатичным, чтобы и с администрацией мог поговорить, и с зеками.
— На статью не смотрят — человек может и за убийство сидеть, и за мошенничество. Там преступники находятся. Ну, как у нас лидеров выбирают — так же и там, — объясняет Азат.
Из 12 лет он отсидел четыре года, потерпевшие «пошли ему навстречу», и он смог выйти на волю досрочно. Это случилось в 2004 году. С 2005 года Азат стал помогать освободившимся мусульманам: заниматься их реабилитацией, трудоустраивать.
— Через меня реабилитацию проходил парень, я его не мог трудоустроить, — вспоминает Азат. — Он бывший киллер по кличке Снежок. В зоне принял ислам, освободился мусульманином. Кто его на работу возьмет? У него восемь эпизодов, отсидел 16 лет. Я его взял к себе на работу, он у меня нормально полтора года отработал, семью создал, дочку родил. Машина у него теперь, сам как-то потихоньку двигается.
Гайнутдинов добавляет, что официальные имамы с опаской относятся к тюремным, особенно если человек сидел за экстремизм.
— Абдулла освободился, приходит в мечеть, а официальный имам от него шарахается и говорит: давай сам как-нибудь, иди отсюда, нам не нужны с тобой проблемы, — говорит Азат. — И он попадает в поле зрения силовых структур, его постоянно контролируют, что держит его в напряжении. Или же попадает к радикально настроенным группам. Они говорят: «Вот видишь, Абдулла, ты никому не нужен, кроме нас. Айда к нам, брат, мы тебя не бросим, жизнь короткая, нас там ждут гурии, рай!» И вот Абдулла уже готовый продукт для радикалов.
Азат считает, что с экстремистами и на зоне, и на воле нужно работать, а не бороться.
— Каждый радикал у нас под пристальным вниманием, — рассказывает «Ленте.ру» сотрудник Духовного управления мусульман Татарстана Марсель Мингалеев, отвечающий за работу с осужденными и взаимодействие со ФСИН. — Их не пускают в мечети при колониях. Не дают общаться с другими мусульманами, изолируют, чтобы ограничить их влияние. В полемику они не вступают, слушают, считают себя незаконно осужденными, но проблем с ними у нас не возникает.
По его словам, в республике 15 колоний и СИЗО, за каждым учреждением закреплен имам. Он приходит и общается с заключенными, согласует кандидатуру, выбранного ими тюремного имама.
— Мы не называем его имамом, он старший по мечети. В каждой колонии и изоляторе работает молельная комната или дом. ФСИН выгодно, чтобы джамаат следовал традиционному исламу, — отмечает Мингалеев.
По оценкам руководителя отдела по работе с вооруженными силами, правоохранительными органами и тюремному служению Духовного управления Российской Федерации (ДУМ РФ) Шамиля-хазрат Арсланова, по всей России 30-35 процентов общего числа всех осужденных — мусульмане.
— Проблема радикализма появилась давно, но широкую огласку это получило несколько лет назад, — объясняет Арсланов, —То, что люди объединяются в тюрьмах, это нормально. В самом слове «джамаат» нет ничего незаконного, экстремистского или радикального, оно в переводе с арабского означает «община», «группа». Негативная сторона этого в том, что в джамааты могут объединяться люди с радикальными взглядами, которые противоречат традиционному исламу.
Всего этого нет в женских колониях.
— Никогда не слышал про «зеленые» женские колонии и джамааты среди женщин. Такого нет, — говорит Шамиль-хазрат.
«Намаз совершает и палатки держит»
— Радикалы отрицают воровские понятия, правила внутреннего распорядка в изоляторе или колонии, они жестко отстаивают свои взгляды, поэтому многие присоединяются к ним, дабы получить защиту и быть частью группы, — говорит Шамиль-хазрат. — И официальное духовенство радикалы тоже могут не признавать. Был случай: пришел имам в СИЗО, а ему арестованный говорит: «Ты не настоящий имам, потому что ты на свободе». У них такое понятие: если ты имам, ты должен быть в оппозиции, должен быть мучеником, тебя должны посадить, власть — это зло. Но, конечно, такие истории единичны.
Еще один вид заключенных — мусульмане, у которых перемешиваются ислам и воровские понятия.
— Как это происходит — я не понимаю, — продолжает собеседник «Ленты.ру». — Он может молиться, совершать все обряды, и в тоже время быть старшим по камере или по продолу [тюремному коридору]. Следование воровским понятиям противоречит исламу. Мусульманин должен быть законопослушным, и если он не соблюдает принятых в стране законов — значит, он не следует заветам Корана. Многие ошибочно думают, что это государство неверующих, — значит, и его законы мусульмане могут не соблюдать. И поэтому принимают и радикализм, и воровские законы.
Про сидельцев, у которых воровские законы мешаются с радикализмом, рассказал и Азат.
— Кричат «Аллах Акбар!», а намаз не совершают, пост не соблюдают. А бывает, намаз совершает, но при этом и курит, и палатки бандитские держит. Если человек начинает понимать ислам, то постепенно меняет свой образ жизни, уходят воровские привычки, — говорит он.
Не так давно в сети появилась информация о некой «зеленой масти "Исламское братство"», которое якобы не придерживается тюремных понятий и идет против воров. По мнению собеседника «Ленты.ру», в основном об этом пишут блогеры, «эксперты» и диванные комментаторы, которые ни разу не бывали в колониях и не общались с этой категорией заключенных.
— Все это не правда, а раздутая в слона муха. Если даже и были единичные случаи конфликтов, это все разруливалось, — объясняет Азат. — Конфликтам, связанным с мусульманами, слишком много внимания уделяется, только и всего. Я не говорю, что в исламе нет «отмороженных», — есть радикалы, принявшие ислам, у которых бандитские повадки, у таких бывают и конфликты. Это все отражается на всех мусульманах, это все из-за незнания религии. Со временем, если им давать правильный ислам, мусульманин не будет идти на конфликт, он будет хорошо относиться к сокамерникам, с ним не будет проблем. Были случаи мелких стычек с администрацией на почве времени совершения намаза, соблюдения поста, проверок во время намаза. Это все мелочи, легко решаемые.
«Убить неверующего — нет такого призыва»
В феврале стало известно, что ФСИН предложила духовенству совместно разобраться с радикализмом, который растет в колониях и СИЗО вместе с потоком осужденных экстремистов и террористов. Сейчас в российских тюрьмах отбывают сроки 29 тысяч граждан Узбекистана, Таджикистана и Киргизии.
— Там масса других течений ислама, которые начинают агрессивно влиять на внутреннюю обстановку в местах лишения свободы, — пояснял первый заместитель директора ФСИН России Анатолий Рудый. — У нас есть фашисты, националисты — мы умеем с ними работать. Но с теми, кто проповедует агрессивные формы ислама, по-настоящему работать не умеем.
По его словам, в России пока нет официальных «зеленых» зон, но попытки их создания уже были. В 2016 году в Хакасии произошел бунт в одной из колоний. Зачинщиками были мусульмане. Одним из требований было разрешить им молиться в любое время суток. Представители местного ФСИН подчеркивали тогда, что в хакасских колониях 50 процентов заключенных исповедуют ислам.
— Процентов на 50 паника ФСИН завышена. Я бы не сказал, что ситуация с радикализмом в колониях столь критична, — он есть, но он не захлестывает. В то же время, возможно, мы не располагаем полной информацией, — считает Шамиль-хазрат Арсланов.
По словам Арсланова, мусульманские организации сотрудничают с ФСИН России на территории всей страны, но каждая работает автономно. К примеру, есть Духовное управление мусульман (ДУМ) России, Центральное духовное управление мусульман (ЦДУМ), ДУМ Татарстана, ДУМ Чечни, ДУМ Ингушетии, ДУМ КБР и так далее.
— В каких-то регионах есть представительства нескольких мусульманских организаций — и здесь ФСИН упирается в такую проблему: они не знают, с кем работать, — объясняет Арсланов. — Мое личное мнение по этому поводу: духовенствам было бы неплохо объединиться хотя бы для сотрудничества со ФСИН, чтобы у них не было таких проблем и было понимание во взаимодействии.
По его словам, вторая проблема в том, что имамы духовенств не хотят работать в тюрьмах. В Чувашии представитель ФСИН (помощник начальника территориального органа управления по организации работы с верующими), жаловался на местное духовенство: он приглашал имамов в колонии, но никто не хотел приходить к заключенным. Тогда он обратился с просьбой прислать ему справочную информацию о посте и месяце Рамадан, отрывки из Корана и цитаты из пророка Мухаммеда, чтобы он мог сам рассказывать это осужденным мусульманам.
— Но это же позор! Иногда духовенство не понимает важность просветительской работы среди заключенных, — рассказывает Шамиль-хазрат. — Нужны грамотные проповедники, которые знают радикальные течения и основы традиционного ислама и могут разъяснить верующим эту разницу. Радикализм и экстремизм распространяется только лишь за счет невежества. Нужно делать упор на просвещение. В исламе нет призыва к насилию, убийствам. Убить неверующего — нет такого призыва. Даже если такое в тексте Корана встречается, надо смотреть весь контекст, а не одну цитату. Поэтому духовенству нужно это разъяснять не только верующим мусульманам, но и всем остальным, так как на сегодняшний день практически во всех СМИ дается неверное понимание всего ислама.
— Многие имамы не хотят работать в колониях, — вторит Арсланову Азат Гайнутдинов. — Вот он пошел на маджлис, там его накормили, еще денежку дали. А в зонах пирогами не кормят, там непочатый край работы, там нужно работать с людьми, чтобы оттуда маньяки не выходили. У РПЦ здорово поставлена эта работа, почему у мусульман нет такого?
Один имам предложил такую идею: основную работу проводить не с радикалами — до них порой невозможно достучаться, — а с теми, на кого они могут воздействовать, с сомневающимися, которых еще можно вернуть в лоно традиционного ислама. А если не заниматься их просвещением, то их умы займут вербовщики, полагает Шамиль-хазрат.
Но Азат Гайнутдинов считает, что и радикалов не стоит бросать. Сейчас их изолируют в колониях.
— Они, озлобленные на жизнь, так и будут говорить: «Нас за наши взгляды посадили, щемят нас, даже в молельные комнаты не пускают! Братья, нам надо терпеть!» — объясняет собеседник «Ленты.ру». — Вот и почва. Радикалов на работу не пускают, в изоляции держат. Их там в подвале в режимный отряд закрыли, они там друг другу мозги промывают и еще больше радикализируются. Их надо лечить. Если он больной на голову и говорит всем «я буду взрывать», то через 10-15 лет каким он вернется в общество? Они из колонии еще более обозленными выходят. Это бомба замедленного действия: он привыкает к клетке, ему терять нечего, ни семьи, ни детей. Ему на все наплевать — он зомби. И что от него потом ожидать — мы даже не знаем. Когда какой-нибудь вокзал взрывается, там же не предупреждают: мусульмане, выйдите, мы сейчас неверных хлопнем. Там ведь и мусульман убивают. На свободе тоже надо заниматься их реабилитацией.
По словам Азата, в колониях Татарстана с радикалами имамы работают — и после общения с ними «ребята отказываются от своих идей»: за последние три года в республике не было ни одного случая, чтобы освободившийся из зоны уехал воевать в Сирию, отмечает он.