По официальным данным, уровень просроченной задолженности по ипотеке в России рекордно низкий: безнадежных долгов всего около двух процентов. Даже в странах, где ипотечное кредитование существует очень давно, доля «плохой» задолженности намного выше. Но совершенно нестрашная цифра маскирует личные трагедии десятков тысяч людей.
Москвич Андрей ипотеку взял в 2013-м, когда семья готовилась к рождению второго ребенка. Тогда выплаты по кредиту казались более чем подъемными, и мужчина никак не чувствовал себя ипотечным рабом. Все изменилось практически в одночасье.
«Я работал, как многие в Москве — офисным планктоном, менеджером в довольно крупной IT-конторе, — рассказывают Андрей. — Образование у меня техническое, но занимался продажами. Это хороший оклад плюс проценты от сделок, премии. Ну, и так называемый соцпакет — фирма платила за мой мобильный, бензин, медобслуживание всей семьи. В принципе, как сыр в масле катались все. График более-менее свободный, отпуск по законодательству. Ну, нервная работа, конечно. Но в шахте уж точно посложнее будет.
Квартиры мы с женой снимали еще со студенчества, хотя оба москвичи. С родителями никто жить не хотел. Свое жилье долго не решались покупать — сначала тупо не было денег, потом они появились, но все тратились куда-то — на путешествия, первого ребенка, хорошую одежду, театры и рестораны. Я думаю, все в курсе, что в Москве легко потратить практически любую сумму.
В общем мы свои жилищные условия улучшали только за счет аренды — надоедало что-то — съезжали, искали квартиру получше. Один раз все лето вообще прожили за городом, в частном доме. Вернулись, сняли «трешку» в центре, на Чистых прудах. Потом поругались с хозяйкой, переехали ближе к Белорусскому вокзалу. Вот так себя вели.
В какой-то момент пришло понимание, что таскаться до бесконечности нельзя. Все-таки сын растет, ему стабильность нужна. Начали и о втором подумывать. Таня забеременела. Деньги были на первый взнос, был и небольшой запас — на всякий случай. В работе я не сомневался — это в российских фирмах людей за дверь выставляют без штанов, а в западных немного по-другому. Им проще заплатить человеку хорошее выходное пособие, чем конфликтовать, судиться. Ну и вообще все было в порядке, чего волноваться. Я был на хорошем счету.
Фото: Максим Блинов / РИА Новости
Квартиру нашли быстро. Целенаправленно искали «вторичку» — времени и сил ремонтировать не было: я работаю, Таня в положении. Родители нам особо никогда не помогали — занимались собой. За что я им благодарен, кстати, сейчас. Потому что еще и их проблемы решать не смог бы.
Взяли за 20 миллионов рублей трехкомнатную в старом доме на Ленинском проспекте. Рядом Нескучный сад, школы приличные, вузы. Район нам с Таней знакомый, не чужой.
Пять миллионов я отдал сразу, остальное дал банк. В заявлении я ни разу не соврал — все указал, как положено. Да и скрывать как-то нечего было. Доходы совершенно прозрачные, судимостей нет… Тот факт, что я один содержу семью из почти четырех человек, банкиров не смутил. Это потом мне в трубку орали: «А чем вы думали?». Тем же, чем вы, выдавшие мне огромный кредит.
По кредиту я платил легко. Пару раз, получив бонусы, делал частичное досрочное погашение. Оформлялся на 15 лет, но откровенно собирался все отдать вдвое быстрее. Финансового давления мы никакого не чувствовали — ели-пили как обычно, ездили на море, тратились теперь уже на двух детей. Так продолжалось ровно год.
В начале 2014-го, как известно, многое для нашей страны изменилось. Мою контору санкции напрямую не коснулись — вести бизнес в России по-прежнему разрешалось, но только он, этот бизнес, сильно съежился. Начались внутренние конфликты. Я, честно говоря, даже не ожидал такого: в попытке выплыть вчерашние друзья-приятели откровенно топили друг друга. Пошли сокращения, причем задачей руководства стало увольнение с минимальными для фирмы денежными потерями. Проще говоря, никаких «парашютов» уже никто платить не хотел.
Я тоже попал под этот каток: меня обвинили в нарушении деловой этики и намекнули, что есть на меня компромат посильнее. Врать не буду, кое-что можно было на меня нарыть. Без подробностей. В бизнесе кристально чистых нет. Поэтому я ушел тихо. Бесился, но предпочел слиться. Бывший коллега пообещал место в своей фирме, я был спокоен — а зря. Там дело не выгорело.
Фото: Егор Алеев / ТАСС
Впервые за много лет я оказался не у дел. Работы нет. Знакомые все в растерянности, половину уволили, другие ждут, когда уволят, позиций нет. Накоплений у нас было где-то на полгода, но закончились они быстрее. Так всегда бывает, особенно если не умеешь экономить.
До конца 2014-го мы все же исправно платили банку. Приходилось буквально тянуть лямку. Я вспомнил давно забытый опыт преподавания, помогал двум соседским детям готовиться к экзаменам по математике и физике. Деньги платили смешные. Жена засобиралась выходить на работу, но передумала. Да и кто бы ее взял с нулевым трудовым стажем?
В феврале 2015 года вносить платежи по ипотеке мы перестали. Здесь я совершил ошибку, не уведомив банк о своих проблемах. Просто ушел в себя, на звонки не отвечал. Когда спустя четыре месяца спохватился, выяснилось, что банкиры хотят возврата всей суммы долга, плюс начисленные штрафы. Вступать со мной в переговоры никто не хотел. Да и уговаривать было особенно нечем: погасить долги по графику я не мог, снова начать платить в нормальном режиме — тоже.
Суды прошли очень быстро. Дети мои были прописаны в квартире родителей жены — как и она сама (там свои соображения, они 20 лет ждут расселения). Так что всех нас легко попросили фактически на улицу. Причем даже после реализации жилья я остался должен банку. Вот тогда наконец немного помогли родители. Но жить к себе насовсем не пригласили, да мы и сами не стремились. Перекантовались у них полгода.
Вообще эта история, эти звонки, бесконечное давление, скандалы, слезы — все это настолько вымотало, что предложи мне тогда кто-нибудь даром новую квартиру в Москве — я бы не взял, клянусь. Хотелось только одного — сбежать подальше, быть со своими детьми и женой. Так я и поступил.
Сейчас я по-прежнему не работаю — в классическом понимании этого слова. Мы с семьей снимаем дачу под Сергиевом Посадом. За символические деньги, у институтских друзей. Жена водит детей в школу, занимается хозяйством, планирует устроиться в местную усадьбу работать. Пока не привыкла к новому образу жизни, но в целом ей здесь больше нравится, чем в городе. Бабы местные кое-как помогают. Сначала настороженно относились, но вообще у нас в деревнях удивительные люди. Про алкоголизм — вранье это все. Пьяницы тут не выживают.
Мой день начинается в пять утра. Дом — это не квартира, ему уход нужен. И детей кормить надо. Участок у нас пустой был. Колодец сам выкопал, провел водопровод. Кур держим. Хотим коз завести, может и корову — но это потом. Умение нужно. Во дворе у меня все растет — и картошка, и кабачки, и огурцы. Капуста, горох, морковь. Ягоды плохо идут, но их вообще глупость выращивать, когда лес рядом. Это я поначалу сгоряча все сажал. Летом, осенью у нас все свое на столе. Зимой, конечно, приходится магазинное есть.
С людьми из прошлой жизни я общаюсь мало. Вот из института друзья есть, к жене приезжают знакомые. Кое-кто считает, что мы с ума сошли, как Герман Стерлигов и его жена. Я с таким сравнением категорически не согласен. Нет у меня никаких православных идей. Просто здесь хорошо, а в городе плохо. Москва много дает, но отбирает еще больше. Я, когда сюда приехал, полгода просто спал. Не было сил вообще.
В ипотеку ввязываться вообще никому не советую. Дело в том, что никто не в силах спрогнозировать, что будет через полгода, год, два. Вы даже не знаете, что завтра будет. А банки на полном серьезе требуют от нас этого знания. Все меняется за секунду. Надо жить по средствам — сколько есть денег, столько и тратить. И помнить, что сегодня может быть одна жизнь, а завтра совсем другая».