«Лента.ру» начинает цикл рассказов о знаменитых и привлекательных женщинах XX века, которые прославились не только своими талантами или богатством, но и элегантностью. В первой статье цикла — пять женщин, расцвет которых пришелся на «ревущие» 1920-е годы, эпоху гангстеров, джаза и артистических кафе. Все пять женщин — аристократки и представительницы богемы — так или иначе были связаны с Россией.
Мися Серт на портрете кисти Ренуара
Изображение: Pierre-Auguste Renoir
Мися Серт
Фигура Миси Серт, пожалуй, олицетворяет все, что может прийти на ум при мысли о парижской богеме 1920-х годов. Образованность и эпикурейство, покровительство искусствам и собственная артистическая карьера, головокружительные любовные истории и дружба с выдающимися людьми своего времени — все это о Мисе. При рождении она получила необычно длинное на русский слух, но вполне привычное для полячки имя: Мария София Ольга Зинаида Киприановна Годебская. Отец ее был польским скульптором (подданным Российской империи), мать — дочерью известного бельгийского композитора Франсуа Серве. Растила девочку бабушка, близкая к королевскому двору Бельгии. Потом был пансион при парижском монастыре Сердца Иисусова, затем — обучение музыке в Лондоне.
Мися стала профессиональной пианисткой и даже давала сольные концерты, но это не было главным в ее жизни. Предназначением необычной женщины стало меценатство и то, что сейчас можно назвать продюсированием: она трижды (и довольно выгодно) выходила замуж (фамилию Серт взяла в третьем браке с каталонским художником Хосе Марией Сертом), приобрела множество знакомств, держала модный салон и покровительствовала художникам и музыкантам.
Ее близкой подругой стала еще одна звезда поколения 1920-х — модельер Габриэль Шанель. Она шила для Миси свои революционные для того времени наряды — прямые платья, топы и брюки из джерси. Шанель с подругой проводили время вместе и путешествовали, а в 1929 году на собственные деньги похоронили в Венеции своего друга Сергея Дягилева, знаменитого антрепренера, создателя «Русских сезонов».
Светская дама Мися Серт была моделью для множества художников: эволюцию ее нарядов, от турнюров рубежа веков до свободной одежды межвоенной Европы, можно проследить по полотнам Ренуара, Тулуз-Лотрека (он рисовал ее даже для афиш), Вюйара и Боннара. В отличие от своей подруги Шанель, худой и хрупкой, возводившей это телосложение в идеал для своих клиенток, полька-бельгийка Мися была дебелой, с пышными формами. Но это не мешало ее элегантности: в начале века она затягивалась в корсет, а позже обнажала руки и декольте. У нее были роскошные густые волосы, которые она взбивала надо лбом и украшала цветами.
Мися развелась со всеми своими супругами, пережила нацистскую оккупацию Парижа и в почтенные 78 лет скончалась в этом городе, помнившем ее молодой и популярной светской дамой.
Айседора Дункан и Сергей Есенин
Фото: Diomedia
Айседора Дункан
Дора Энджела Дункан родилась в США, а прославилась в Европе. Сначала в американских ночных клубах, а потом в чопорных европейских салонах, где женщины носили платья с корсетом и пышными многослойными юбками до пят, она эпатировала публику танцами в тонких развевающихся хитонах и босиком. «Пластическую» манеру своего танца Дункан, взявшая сценическое имя Айседора, выводила из древнегреческих мифов, как она их себе представляла: официального образования у нее, дочери разорившегося банкира, было всего пять классов средней школы.
Энергии у Айседоры было хоть отбавляй. Понимая, что школа пластического танца из одной-единственной танцовщицы быстро канет в Лету, она решила набрать учеников. В начале XX века она затеяла в Греции строительство храма, где устроила танцевальную школу (как ни странно, она существует до сих пор и называется Центр изучения танца имени Айседоры и Раймонда Дункан). Потом Айседора открыла школу в Германии, а затем добралась до Санкт-Петербурга и Москвы, где познакомилась с основположником современного театрального искусства Станиславским.
К началу 1920-х годов пережившая трагическую смерть своих детей (ее маленькие дочь и сын погибли в автокатастрофе) и стремительно выходящая из моды «пластическая танцовщица» поняла, что перспективы ее неясны, и воспользовалась русскими знакомствами: Луначарский, нарком просвещения РСФСР, пригласил Айседору в Москву — открыть школу танцев. Из начинания ничего путного не вышло, кроме одного знакомства, сделавшего Дункан практически русской женщиной: стареющая дама встретила юного поэта Сергея Есенина. В 1922 году они официально поженились, и Есенин стал писать жене стихи и ездить с ней по Европе и США. Впрочем, их чувств хватило всего на два года: в 1924 году брак советского поэта и американской танцовщицы был официально расторгнут.
Автомобиль снова сыграл свою роковую роль в судьбе Айседоры Дункан в 1927 году, когда ей было уже пятьдесят: всегда любившая эпатажно одеваться и драпироваться в струящиеся ткани, она села в открытую машину в длинном шарфе из шелка. Подхваченный ветром на ходу шарф намотался на ось кабриолета и удушил танцовщицу.
Консуэло Вандербильт с сыном Айвором, портрет кисти Джованни Больдини
Изображение: Giovanni Boldini
Консуэло Вандербильт
Как бы ни был далек советский человек от роскоши американских миллиардеров и чопорности британских аристократических кругов, одну их представительницу в СССР знали как родную: миллионершу Вандербильдиху, которая не давала покоя героине «12 стульев» Эллочке-Людоедке. Однако реальная обладательница миллионного состояния и супруга британского герцога Мальборо Консуэло Вандербильт, дочь железнодорожного магната и дельца Уильяма Киссэма Вандербильта и светской дамы Альвы Эрскин Смит, вряд ли хотя бы подозревала о своей славе в государстве строителей коммунизма: у нее хватало других забот.
Семейство Вандербильт было не только богатым, но и следило за модой — как в одежде, так и в архитектуре, дизайне и изобразительном искусстве — и оплачивало свои fashion-капризы с размахом. Так, родственница Консуэло Вандербильт, Гертруда Вандербильт-Уитни, жена совладельца Standard Oil Гарри Пэйн Уитни, заказывала платья по эскизам русского художника Бакста в Париже, в ателье Жанны Пакен, и позировала в них для американского Vogue.
Юной девушкой Консуэло выдали замуж за 9-го герцога Мальборо Чарльза Спенсера-Черчилля: это был поистине брак столетия, торжество всего сословия американо-британских свах. В браке родилось двое сыновей (из-за этого факта будущий премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, двоюродный брат мужа Консуэло, лишился герцогского титула). Брак «прожала» мать невесты, которой, как Эллочке-Людоедке, застил глаза блеск статуса свекрови настоящего английского аристократа. Впоследствии Альва Эрскин Смит раскаялась в своей суетности, развелась с Вандербильтом и стала суфражисткой.
1920-е годы стали для Консуэло периодом расцвета. В 1921 году, в возрасте 44 лет, она по обоюдному согласию и весьма мирно развелась с герцогом Мальборо и тут же вышла замуж снова — за бравого летчика, подполковника Жака Бальзана. Судя по стремительности брака, пара была хорошо знакома до бракосочетания. Мсье и мадам Бальзан прожили долгую и счастливую совместную жизнь. Они обустроили уютное шато Сен-Жорж-Мотель под Парижем, где частенько бывал Черчилль: он любил там писать этюды, что регулярно делал до самого начала Второй Мировой.
Княгиня Ирина Юсупова на портрете кисти Зинаиды Серебряковой
Изображение: Зинаида Серебрякова
Ирина Юсупова
Но была среди знаменитых женщин 1920-х годов персона и более высокого происхождения, нежели герцогиня-«Вандербильдиха». Причем тоже связанная с Россией — и не отдаленно-литературным, а самым непосредственным образом: княжна императорской крови, племянница последнего русского царя Николая II, внучка Александра III Ирина Романова, в замужестве княгиня Юсупова, графиня Сумарокова-Эльстон.
Несмотря на два титула и три фамилии, замуж Ирина вышла только один раз: ее муж Феликс, соучастник убийства Григория Распутина, был разом и князем, и графом. А заодно — одним из богатейших аристократов России. Именно поэтому восемнадцатилетнюю Ирину и выдали замуж за двадцатипятилетнего Феликса — бисексуала и человека сомнительных по тем временам моральных устоев (его манера наряжаться женщиной была известна всему высшему петербургскому свету). Несмотря на этот факт, супруги уже год спустя после венчания произвели на свет дочь.
Вынужденные после Октябрьской революции эмигрировать из России, Юсуповы обосновались в Париже, где сначала попытались открыть бизнес — модный дом IrFe (название составили из первых слогов имен жены и мужа). Вышивальщицами и манекенщицами в доме работали русские дворянки. Княжеское модное дело просуществовало недолго: мода на опальных русских князей в Париже прошла, а Великая депрессия 1929 года оставила многих парижских модельеров и модисток без заработка. Юсуповы, впрочем, не бедствовали и даже помогали знакомым, продавая вывезенные с родины остатки былой роскоши. Так, помимо фамильных бриллиантов, князь и княгиня пустили с молотка два полотна Рембрандта — в их петербургском дворце и подмосковном имении Архангельское были великолепные коллекции живописи, скульптуры и произведений прикладного искусства, большая часть которых досталась советской власти.
Постепенно средства истощались, но муж и жена держались мужественно: так, во время нацистской оккупации Парижа Феликс Юсупов, бывший офицер русской императорской армии, отказался сотрудничать с немцами. Впрочем, никаких репрессий не последовало: Ирина прожила с супругом в мире и согласии более полувека, до самой его смерти в 1967 году.
Лиля Брик и Владимир Маяковский в Крыму (1926)
Фото: РИА Новости
Лиля Брик
Судьбы некоторых людей в литературном изложении выглядят, как слишком лихо и неправдоподобно закрученный бульварный роман: слишком много невероятных совпадений, громких знакомств, эпических случайностей и прочего в том же духе. Самое поразительное в этих историях — они происходили в реальности. Такова жизнь Лили Брик — актрисы любительского немого кино, легендарной музы Владимира Маяковского, подруги множества других литераторов и художников (включая Марка Шагала и Пабло Пикассо), сестры Эльзы Триоле (писательницы и лауреатки Гонкуровской премии).
Об отношениях Брик с Маяковским и других ее романах и знакомствах сказано и написано немало. Но помимо общения, дружбы и романов с знаменитостями, Лиля не забывала и о своей женской привлекательности, как бы суетно это не показалось — особенно в Москве времен «военного коммунизма». В молодости Лиля Брик одевалась у Надежды Ламановой, которую называли «русской Жанной Ланвен»: позволить себе одежду от Ламановой могли только состоятельные заказчицы. В 1920-е дела Ламановой закономерно пошатнулись, и она обратилась к Брик, чтобы та отвезла в Париж ее коллекцию холстинных платьев с декором ручной работы.
В Париже Лиля и ее сестра Эльза Триоле демонстрировали ламановские наряды а-ля-рюс, и к ним обратился уже парижский модельер — Жак Пат. Брик снова поработала модным курьером и отвезла вещи Пата в Москву. Француз надеялся при посредстве наркома просвещения Луначарского, предоставившего свою квартиру под показ моделей Пата, получить заказ на массовый выпуск своих платьев в Москве, но не учел особенности коммунистического хозяйства.
Одеваться в уродливые платья и костюмы фабрики «Большевичка» держательница «последнего советского литературно-художественного салона» не желала. В 1920-е годы она позировала фотографу Родченко в вещах по дизайну и с принтами его жены, художницы Варвары Степановой. Позже вещи и косметику Лиле присылала из Парижа сестра: в посылках приходили шубы и чулки, туфли на каблуке, духи марки Guerlain и губная помада.
На склоне лет звезда советской богемы познакомилась с молодым модельером Ивом Сен-Лораном, который позже вспоминал, что ему довелось знать трех женщин, элегантных вне моды: Катрин Денев, Марлен Дитрих и Лилю Брик. Сен-Лоран даже предоставил Брик к 85-летию кутюрное платье, которое та после праздника отдала актрисе Алле Демидовой (кстати, вопреки договоренности с Ивом Сен-Лораном, который хотел, чтобы платье ему вернули для личной коллекции). Брик покончила с собой в глубокой старости, будучи прикована к постели и не желая медленно угасать в ожидании естественной смерти.
