Северная Корея — это разруха, Мордор и расстрелы из зенитного собакомета, а Южная — рай с «Самсунгом», кей-попом и демократией. Примерно так считает большинство современных людей, наученных долгими традициями антисеверокорейской пропаганды. Между тем реальная история куда сложнее и интереснее. Специально для «Ленты.ру» известный российский кореист Константин Асмолов написал цикл статей об истории Корейского полуострова и двух государств, которые на нем расположены. В прошлый раз мы рассказывали о таинственном Пак Хон Ёне — северокорейском вожде, который вполне мог убить Ким Ир Сена и втянуть СССР в третью мировую, а до этого — о культе личности южнокорейского президента Ли Сын Мана. В этот раз история пойдет о том, как жила Южная Корея до и во время Корейской войны.
Итак, благодаря холодной войне и интригам Ли Сын Мана и несмотря на жесточайший террор в отношении населения, 15 августа 1948 года на южной половине полуострова было провозглашено сепаратное государство Республика Корея (РК). Посол США в Корее Джон Маччио охарактеризовал это правительство как «некомпетентное» и «не имеющее широкой поддержки общества». Первое, что сделал Ли Сын Ман в качестве президента, — стал укреплять личную власть и нейтрализовывать политических противников как справа, так и слева.
Уже к середине 1947 года в тюрьмах сидели 22 тысячи политзаключенных (почти в два раза больше, чем в конце японского правления), а в августе 1948-го был принят закон о национальных предателях, который давал право арестовывать, увольнять или конфисковать имущество любого корейца, который при японцах «занимал руководящий пост» (обратите внимание на широту толкования!).
По нему были арестованы и осуждены сотни представителей аристократии, финансовой и интеллектуальной элиты, занимающих высокие посты в правительстве или известных деятелей движения за независимость. Учитывая, что в период Второй мировой войны не сотрудничать с японцами и сохранить себе жизнь любому видному корейскому общественному деятелю было крайне сложно, «предателем» можно было объявить практически любого политического лидера, который до 1945 года находился внутри страны.
Однако этот «проект» потерпел неудачу по целому ряду причин. Во-первых, заменять ценные кадры из числа чхинильпха (коллаборационистов) было некем, и не имевший опоры внутри страны Ли мог удерживать власть только путем соглашения с прояпонскими элементами. Во-вторых, появилась опасность, что игра на требованиях наказания национальных предателей, исходивших от масс, может закончиться их выходом из-под контроля, а окончательная люстрация изменит баланс сил в пользу левых, чего Ли крайне не хотелось.
Ли Сын Ман
В-третьих, не все «предатели» сдавались без боя: организованную сверху кампанию нейтрализовал саботаж чиновников и силовиков на среднем и нижнем уровнях. Так, в июне 1949 года созданный в соответствии с законом специальный комитет по расследованию антинациональной деятельности (читай — специальный орган, который отвечал за люстрации) принял решение взять под стражу советника полицейского управления Сеула Чхве Ёна, который при японцах был командиром пограничного охранного отряда. Подчиненные ему полицейские прогнали сотрудников комитета, напали на его здание и разоружили его охрану.
В итоге кампания была свернута, всерьез задев только тех политиков, которые представляли опасность для политических амбиций Ли. Более того, поскольку главным политическим врагом Ли Сын Мана были все-таки левые, в борьбе с ними он вынужденно оперся на тех же чхинильпха, которые продолжали составлять костяк силовых структур. Тем более что и до нее беженцы с Севера, принадлежавшие к чхинильпха и перешедшие на Юг, чтобы избежать репрессий, были безусловными антикоммунистами и верной опорой режима.
1 декабря 1949 года в Республике Корея вступил в силу закон о национальной безопасности, в рамках которого почти любая активность левого толка трактовалась как просеверокорейская и могла стать поводом для репрессий. Среди наиболее одиозных статей закона можно выделить «деятельность, приносящую пользу врагу». Туманность этой формулировки позволяла упечь за решетку не только тех, кто, скажем, хранит или распространяет северокорейские или просеверокорейские печатные материалы, но и, например, тех, кто организовал забастовку на производстве: забастовка подрывает экономику страны, а значит, «приносит пользу врагу». Закон ограничивал и свободу слова, поскольку любая похвала в адрес Севера рассматривалась как преступление.
В результате Южную Корею уже тогда называли «одним из худших полицейских государств мира». В 1948 году в самой большой сеульской тюрьме было в два раза больше заключенных, чем при японцах. Что же касается отправления правосудия, то показателен случай конца 1949 года, когда по обвинению в нарушении закона о национальной безопасности были арестованы 13 членов Национальной Ассамблеи.
Этот процесс воистину представлял собой «южнокорейский ответ наркому Ежову»: суд учитывал показания, полученные под пытками; свидетелям защиты не дали высказаться, поскольку «они могли бы сделать фальшивые заявления для защиты обвиняемых»; а главными пунктами обвинения было то, что осужденные депутаты критиковали Ли Сын Мана перед членами комиссии ООН, высказывались за вывод американских войск и (это было специально указано в обвинительном заключении!) были «против вторжения южнокорейских войск в Северную Корею».
26 июня 1949 года был предательски убит Ким Гу. Отказавшись от участия в выборах в 1948 году, он тем не менее оставался серьезным противником действующей власти, сосредоточив свои усилия на налаживании диалога со всеми заинтересованными сторонами, включая Северную Корею, и выступая «за вывод с территории полуострова всех иностранных войск». Слово «предательски» повторяют все историографы, поскольку покушение произошло не в общественном месте или на улице, а у Ким Гу дома, куда убийца, лейтенант южнокорейской армии Ан Ду Хи, явился для личной встречи. Человек этот был осужден, однако во время Корейской войны его освободили, и под другим именем он продолжил службу в вооруженных силах, дослужившись до звания подполковника.
Время военное
Однако в основном в этом тексте речь пойдет о том, кто начал Корейскую войну. Обычно все помнят, что, получив благословение Москвы и Пекина, Ким Ир Сен начал крупномасштабное наступление 25 июня 1950 года, и часто кажется, что Север внезапно напал на неготовый и мирный Юг. На деле ситуация была существенно сложнее.
Согласно Конституции Республики Корея КНДР рассматривалась лишь как «территория, временно оккупированная антигосударственной группой», и еще в марте 1947 года Ли Сын Ман открыто заявлял: «Я думаю, что немедленное создание сепаратного правительства Южной Кореи будет лучшей мерой борьбы с коммунизмом в Корее и лучшим способом объединения Севера и Юга».
В феврале 1949 года Ли Сын Ман демонстративно назначил губернаторов пяти северных провинций, имевших даже свои временные апартаменты у южных ворот Сеула, очень приличное жалованье и свой штат клерков. Затем он неоднократно призывал к походу на Север и «возвращению незаконно оккупированных территорий». Особенно известно его письмо американскому советнику Роберту Оливеру: «Я твердо убежден в том, что сейчас психологически наиболее подходящий момент для того, чтобы принять агрессивные меры и соединиться с лояльной в отношении нас частью коммунистической армии на Севере для того, чтобы ликвидировать остальную ее часть в Пхеньяне. Мы оттесним часть людей Ким Ир Сена в горный район и там постепенно заморим их голодом. Тогда наша линия обороны должна быть укреплена по рекам Тумынь и Ялу (Туманган и Амноккан). Наше положение улучшится на 100 процентов».
Японские дети покидают Корею после ее освобождения от оккупации
Фото: Frank Filan / AP
Кстати, после начала войны в ходе дебатов в ООН осенью 1950 года это письмо фигурировало среди основных улик в пользу официальной версии Пхеньяна о том, что войну начал режим Ли Сын Мана; представители США пытались поставить под сомнение аутентичность этого письма, но его достоверность подтвердил сам Оливер, отметив, что он идею своего визави не поддержал.
В интервью корреспонденту United Press 7 октября 1949 года Ли Сын Ман в ультимативной форме наставлял ООН: «Мы возражаем против каких бы то ни было переговоров с руководителями Коммунистической партии Северной Кореи, так как мы боремся с коммунистической партией за демократию. Задача ООН заключается в оказании помощи демократическому правительству в борьбе с коммунистами».
В декабре 1949 года Ли Сын Ман снова заявил о том, что Северную и Южную Корею следует объединить силой, а 19 июня 1950 года (то есть за неделю до вторжения северян), выступая в Национальном собрании, повторил: «Мы добьемся победы в войне против коммунистического Севера».
Заявлениями, однако, дело отнюдь не ограничивалось. Вторжение на Север разрабатывалось и на уровне оперативных планов. Еще в сентябре 1947 года генерал Ли Чхон Чхон представил американскому командованию проект будущих боевых действий на Дальнем Востоке. По этому проекту южнокорейской армии, разгромив силы северян, следовало двигаться дальше на север и за пограничной рекой Амноккан соединиться с «союзными армиями» националистического Китая и Японии, которая за это должна была получить Приморье и Дальний Восток России (Маньчжурия, естественно, отходила великой корейской державе).
Похожий план предлагал Юн Пён Гу — советник Ли Сын Мана по иностранным делам, в декабре 1948 года: «(…) Для того чтобы довести предстоящую работу до победного конца, армии обороны (армии США, Японии, [гоминьдановского] Китая и Кореи) должны быть координированы и ведомы верховным командующим по трем главным направлениям: японцы пробиваются на северо-восток и проходят через Владивосток; корейская и американская армии после освобождения нашей северной территории маршируют через Ляодунский полуостров и поднимаются к Харбину; а возрожденная китайская националистическая армия возвращает утраченную Китаем территорию, включая провинцию Шаньдун; и после победного завершения корейская и американская армии оккупируют Маньчжурию до тех пор, пока стоимость освобождения не будет полностью возмещена путем развития природных богатств этой части Восточной Азии объединенным капиталом и трудом Маньчжурии, Кореи и Америки, и до тех пор, пока там не будет твердо установлен мир и демократия».
Главный торговый центр Сеула. 1947 год
Фото: AP
Интересно, что, как и северокорейские лидеры в отношении народа Юга, Ли Сын Ман был уверен, что народ Севера выступит против коммунистов, а армия КНДР, состоящая из насильно мобилизованных, поднимется на объединение страны. Однако его стратегия развязывания войны несколько отличалась от северокорейской. Понимая, что армия Юга способна в основном на карательные действия, он стремился поставить США в положение, при котором они будут вынуждены защищать своего союзника.
Сегодня известно, что лисынмановцы замышляли начать войну еще в июле 1949 года, но американцы отговорили их. При этом их мотивы несколько напоминали те, которыми Советский Союз на том этапе удерживал Ким Ир Сена: недостаточная готовность южнокорейской армии и ненадлежащая обстановка в мире. В зависимости от политических пристрастий историка этот момент обычно трактуется по-разному. Одна точка зрения предполагает, что Соединенные Штаты вообще были против попыток Южной Кореи вести агрессивную и экспансионистскую политику.
Вторая говорит о том, что Южную Корею сдерживали потому, что конфликт «на этом участке фронта» Соединенным Штатам не был выгоден: они осознавали, что, если Ли Сын Ман решит самостоятельно расширить масштаб конфликта, для него это добром не кончится, а защищать его все равно придется, несмотря на то, что это стратегически невыгодно. Поэтому лучше подержать его на голодном пайке, ибо, получив способные к нормальной войне вооруженные силы, Ли Сын Ман нападет на Север первым и втянет Америку в совершенно невыгодный ей конфликт не в то время и не в том месте.
Эта позиция кажется автору наиболее правдоподобной, хотя есть еще одна. Согласно ей, американцы были бы не против экспансии Юга на Север, но в другое время: пусть Ли Сын Ман сначала создаст нормальную армию, которую можно будет снабдить современной американской техникой, сумеет подавить левое движение и построить нормально функционирующее государство для того, чтобы в случае начала экспансии американская поддержка была бы минимальной.
Не следует забывать и то, что 26 июня 1950 года война началась лишь «формально». Отправка на территорию соседа разведывательно-диверсионных групп осуществлялась с обеих сторон еще в 1948-м, и, в принципе, каждое из двух корейских государств насчитывало достаточно совершенных против него вражеских провокаций.
С января по сентябрь 1949 года только на сухопутной границе между Севером и Югом было организовано 432 инцидента, не считая провокаций на море и в воздухе. А в течение 1949-1950 годов на 38-й параллели состоялось от 1274 до 1836 вооруженных столкновений, которые больше напоминали ведение позиционной войны с применением артиллерии.
Данные о том, кто был виноватым в каждом случае, отсутствуют, но широко известно высказывание руководителя группы американских военных советников о том, что Юг инициировал больше столкновений, чем Север. Об этом же писал руководитель американской военной администрации: «Ввиду любви корейцев к сражениям, хотя у нас и нет прямых доказательств, было бы разумно предположить, что северокорейские нападения являются ответной реакцией на южнокорейские нападения. Я возобновлю свои усилия, чтобы убедиться в том, что инциденты не провоцируются южнокорейцами».
О том, что «часто именно южнокорейская сторона провоцировала начало боевых действий», пишут и многие американские историки, в том числе Макс Гастингс и Уильям Стьюк, которых никак нельзя назвать просеверокорейскими.
В этом контексте очень интересно то, что, когда большая война началась, пропаганда Юга была странной: северокорейские войска напали на 38-ю параллель, но армия Юга отразила атаку, начала контрнаступление и сейчас наступает в сторону Пхеньяна, где намерена быть через неделю, преследуя бегущих коммунистов.
Северокорейские солдаты ведут огонь по противнику
Фото: AP
Как отмечает видный российский историк Юрий Ванин, «нет сомнения в том, что обе стороны были готовы к вторжению, хотя северокорейцы взяли инициативу на себя». Точнее, хотя и Ким Ир Сен, и Ли Сын Ман активно убеждали своих сюзеренов дать им добро на объединительную войну, убедить получилось у Кима. Однако сама по себе Корейская война частично выходит за рамки нашего повествования: ход ее в целом известен аудитории, а нам важно то, что по ее итогам, несмотря на колоссальные разрушения, Север и Юг в общем-то остались «при своих». Нам важно иное — то, как выглядел белый террор и как Ли Сын Ман всеми возможными способами саботировал заключение перемирия.
Бей своих
Самый страшный пример белого террора — массовое убийство членов Союза поддержания порядка («Подо Ёнмэн»). Эта организация была создана из бывших левых, которые официально раскаялись. Таковых насчитывалось около 100 тысяч человек, но, как только началась война, по приказу Ли Сын Мана 27-28 июня 1950 года все члены данной организации на всякий случай были арестованы и казнены без суда, часто в присутствии представителей войск ООН.
Вторая история с массовыми смертями — «дело Корпуса национальной обороны»: в декабре 1950 года из молодых людей, бежавших с Севера на Юг, была сформирована полувоенная организация, которая должна была играть роль ополчения. Для ее содержания было отпущено 4 миллиарда вон, но большая их часть была потрачена на взятки или присвоена различными чиновниками — в результате члены Корпуса находились в неотапливаемых казармах без теплой одежды и неделями не получали еды, отчего многие из них умерли от голода, холода и болезней.
Дело было громким, и в середине июля 1951 года парламентский комитет по расследованию выступил с обвинениями против правительства, утверждая, что в течение последних шести месяцев в учебных лагерях умерли более 50 тысяч призывников. Дальнейшее расследование показало, что только руководитель Корпуса присвоил миллионы долларов, которые предназначались на питание и обмундирование.
Ли Сын Ман инспектирует почетный караул 9-го корпуса Армии США в сопровождении американских военных
Фото: Cpl. Joseph Mcguire / AP
«Расчистка тюрем при помощи пулеметов перед отступлением войск» применялась в Корейской войне и северянами, и южанами. Так, после переноса военных действий на Север там было арестовано почти 56 тысяч «предателей», большая часть которых была спешно расстреляна после того, как в войну вступили «китайские добровольцы», и линия фронта стремительно поползла обратно на юг. Хотя министр внутренних дел РК Чо Бён Ок утверждал, что все казни совершались «только после соблюдения всех процессуальных норм», японские источники приписывают лисынмановцам 150 тысяч казненных, которых убивали без суда и следствия и закапывали в братских могилах.
Зверства полиции и молодежных корпусов — отдельная тема. Особо отметились «Чиандэ» — отряды общественной безопасности Юга, которые были созданы из предателей и уголовных элементов и отличались особой жестокостью во время карательных акций. В уезде Синчхон, где впоследствии КНДР создала Музей жертв американского империализма, была уничтожена четверть населения.
Вот цитата, описывающая поведение южан в Пхеньяне со слов американского солдата: «На земле сидело более тысячи северокорейских военнопленных. Они сидели в рядах по пятьдесят человек с руками, заведенными за голову. Напротив этой толпы за столами сидели южнокорейские офицеры. Офицеры и сержанты Армии Республики Корея ходили между рядами пленных, непрестанно избивая и пиная их. С одной стороны несколько северных корейцев висело на вколоченных в землю столбах. Этих людей казнили и оставили их трупы жариться на солнце». И хотя такое поведение южан нередко возмущало их западных союзников, американцам было приказано не вмешиваться в случае, если они становились свидетелями пыток и казней южнокорейских силовых структур.
Самый известный эпизод из числа дошедших до средств массовой информации и вызвавших широкий общественный резонанс — Кочханская бойня, которая произошла в феврале 1951 года. Несколько сотен деревенских жителей, подозреваемых в сочувствии северянам, были собраны на площади и хладнокровно расстреляны из пулеметов, заблаговременно расставленных на ключевых точках. Комиссия Национальной Ассамблеи, посланная для расследования случившегося, была просто окружена войсками и отправлена обратно.
Мирные жители, убитые северокорейскими солдатами
Фото: Keystone / Getty Images
Заслуживает внимания и «корейская Катынь» около Тэчжона, где в братских могилах были похоронены около 7 тысяч убитых. Официальная история считала, что эти 5-7 тысяч были политзаключенными, уничтоженными северокорейцами, но уже в то время левый британский журналист Алан Виннингтон утверждал, что Тэчжонская бойня — дело рук южан, действовавших под непосредственным наблюдением американских военных советников. Точка в дискуссии была поставлена в начале ХХI века, когда всплыли данные, которые позволили сделать вывод о том, что это были жертвы полувоенных гангстерских организаций.
И даже когда стало понятно, что пора заканчивать, Ли Сын Ман делал все возможное для того, чтобы война продолжалась и продолжалась, несмотря на то, что его собственная армия была способна лишь на зверства в отношении гражданского населения и паническое бегство в ситуации, когда нужно было в действительности воевать.
Заметим, кстати, Ким Ир Сен, наоборот, активно выступал за прекращение войны, и до лета 1952-го постоянно говорил Москве, что каждый год мы теряем больше солдат в ходе столкновений, чем пытаемся спасти пленных в ходе переговоров.
Когда к концу 1952 года завершение войны стало очевидным, Ли перешел к открытому противостоянию, обличая американский курс на перемирие как «дальневосточный Мюнхен». Национальное Собрание единодушно приняло резолюцию, осуждающую заключение перемирия, после чего в ряде городов прошли «стихийные демонстрации» в поддержку курса на продолжение войны. Корейские портовые рабочие угрожали забастовкой, а корейский обслуживающий персонал бросил свою работу в американском офицерском клубе.
24 апреля 1953 года Ли Сын Ман уведомил американское правительство о том, что Сеул намерен вывести свои войска из-под командования ООН, если организация заключит перемирие. Раскручивая массовую истерию, Ли рассчитывал продемонстрировать США нерушимую мощь корейского народа, жаждущего объединения, но для большинства простых американцев эта кампания вызвала только прилив негативных чувств в отношении корейцев вообще, и в мае 1953 года, когда Ли Сын Ман оставался единственной преградой для заключения соглашения о прекращении огня, США всерьез задумывались над тем, чтобы организовать государственный переворот, — увы, все уперлось в отсутствие надлежащей кандидатуры на замену.
18 июня 1953 года Ли Сын Ман чуть не погубил весь переговорный процесс, отдав приказ «освободить корейских военнопленных-антикоммунистов». Двери лагерей были открыты, и те военнопленные, которые отказывались возвращаться на Север или в КНР, могли покинуть лагерь и смешаться с местным населением. Бежали около 25 тысяч человек, при этом сеульское радио специально предупреждало беглецов, чтобы они избегали контакта с американскими солдатами.
Этот поступок отсрочил перемирие на насколько недель, привел к потерям на фронте, которые измерялись десятками тысяч людей, и уничтожению имущества, стоимость которого исчислялась миллионами долларов. Как писал позднее генерал Марк Кларк, «применяя двуличную политику и используя закулисные методы действий, он почти сорвал соглашение по перемирию, которое уже подходило к своему окончательному оформлению... С того момента, как он блокировал перемирие, мы потеряли на поле боя приблизительно 25 тысяч человек».
Одновременно Ли Сын Ман прямо запретил всем гражданам Южной Кореи работать на силы ООН или помогать им каким-либо образом. Кроме того, он снова предупредил командование армии Юга, что даже в случае подписания мирного соглашения южнокорейские войска должны продолжать боевые действия, выйдя из-под юрисдикции Командования сил ООН.
Понятно, что разговоры о войне в одиночку были блефом, но Ли грамотно выкручивал руки Вашингтону. «Он знал, — вспоминал генерал Кларк, — что как бы ни обернулись дела, после трех лет войны, после той крови и тех денег, которые мы потеряли, мы просто не можем отдать Корею красным, не выполнив свои обязательства».
Северокорейские пленные
Фото: AP
В итоге только в июле 1953 года Ли Сын Ман сдался и заявил, что он не подпишет соглашение о перемирии, но не будет более препятствовать его подписанию. Так и сложилось: 27 июля 1953 года соглашение о прекращении огня подписали представители Северной Кореи, китайских добровольцев и войск ООН, но не представитель Южной Кореи. Формально Юг так и находится в состоянии войны с Севером, и подобный итог войны до сих пор оказывает очень важное влияние как на судьбу Корейского полуострова, так и на ситуацию вокруг него.
С точки зрения достижения своих целей войну не выиграл никто. Воссоединение не было достигнуто, Демаркационная линия, быстро превратившаяся в «великую корейскую стену», только подчеркнула раскол полуострова, а в умах нескольких поколений, переживших войну, осталась психологическая установка на противостояние — между двумя частями одной нации выросла стена вражды и недоверия. Политическая и идеологическая конфронтация была лишь закреплена, что позволило Первой республике и далее дрейфовать в сторону тоталитаризма, оправдывая любые действия красной угрозой.
