Сотрудницы роддома в башкирском городке Салават услышали из уст директрисы, сколько они получают, рассмеялись и разразились аплодисментами. Это видео появилось в интернете, и так о проблеме медучреждения, которое отдали в частные руки (и уже пожалели об этом), узнала вся страна. Руководство позже уточнило, что имелись в виду средние цифры, но этот ответ россиян не удовлетворил. «Лента.ру» поговорила с врачом салаватского роддома Лилией Касьяновой о том, за что они борются, как к этому относятся горожане и почему некоторые врачи решили работать бесплатно.
«Лента.ру»: Цифры, которые вызвали смех, — их действительно нет?
Касьянова: Для того чтобы врачу получить такую зарплату, надо выработать три ставки. У нас есть несколько врачей, которые действительно столько получают. Они работают за троих по часам, то есть живут на работе, другими словами.
Директор как-то пыталась вам объяснить, почему она их озвучила?
Ей прямо там задали этот вопрос. Какая минимальная зарплата, какая максимальная зарплата и какая ее собственная зарплата. Она сказала, что это коммерческая тайна.
Правда, что сотрудников заставляли увольняться?
С этим собранием, которое было в понедельник, с правозащитником, увольнение не связано. Там речь шла о том, что все эти люди действительно уволились, но в течение года. Они все вынуждены были уйти, потому что у нас нет стажа, нет льгот. Люди ушли, потому что они хотят быть медицинскими работниками и пользоваться всеми льготами, а это возможно только в условиях другого лечебного учреждения, не этого.
Врачи ушли, медсестры ушли, уволились. И на сегодняшний момент ни один врач, ни одна медсестра не устроились на работу. Хотя СМИ пишут, что «устроено столько-то людей в АНО "Перинатальный центр"». Устроены замы, то есть люди, которые прямого отношения к лечебно-диагностическому процессу не имеют.
То есть сейчас работников не хватает?
В настоящее время в женской консультации, если посчитать, осталось на приемах пять-шесть врачей. Поэтому люди и не могут попасть на прием, не могут в женскую консультацию записаться, потому что физически людей там нет. Некому дежурить в роддоме, в гинекологии.
На днях я общалась с нашим неонатологом, она сказала, что у нас положены десять ставок неонатологов. Это врачи, которые смотрят новорожденных детей, выхаживают их в детской реанимации. Десять ставок. У нас до недавнего времени работало четыре врача-неонатолога, еще два человека — в декрете. Два из них уволились неделю назад. А из оставшихся двух — одна в настоящее время находится на учебе, а другая — на больничном.
И сейчас — никого?
Сейчас никого. Сейчас врачи, которые уволились, чисто из жалости к детям приходят и осматривают тяжелых. Хотя у нас уже не работают. Я не знаю нюансов, но они вынуждены это делать, потому что им детей жалко, им людей жалко, понимаете? У нас неонатологической службы практически нет.
У нас картина очень неожиданная. Мы пишем с ноября месяца. Мы писали в прокуратуру Салавата и Республики, мы писали в «Человек и закон», мы писали и в «Пусть говорят», и президенту писали, и в Минтруд.
На встрече, где работники засмеялись и стали аплодировать, был же не весь коллектив роддома?
На сто процентов весь коллектив не мог быть на встрече, потому что это же рабочий день. Пациенты на прием шли. Естественно, там был не весь коллектив. Если нас, врачей, медсестер и санитаров, посчитать, то где-то около 140 человек получится. Мы физически в нашем маленьком помещении собраться бы не смогли.
Ожидали такого резонанса от этой истории?
Мы уже давно хотели поднять такой резонанс. Мы уже давно бьемся за это. Первые наши протестные заявления мы начали писать с ноября месяца.
Давайте проясним, за что конкретно вы боретесь. За то, чтобы вернуться под крыло государства, правильно?
Мы хотим вернуться в государственную структуру. Но мы хотим в автономную государственную структуру, в какой мы были до 2016 года, — в государственное автономное учреждение здравоохранения. В 2016 году была оптимизация, и нас присоединили к городской больнице.
То есть мы были сами по себе. У нас была возможность участвовать в госзакупках, покупать то, что нам надо для работы. У нас не было перебоев ни с медикаментами, ни с перчатками, ни с какими-то расходными материалами. У нас все было для работы. И зарплата, хочу сказать, у нас была выше. Вот, у меня лично зарплата в 2012 году была выше, чем сейчас, хотя доллар вырос в два раза за это время. Когда мы были в структуре городской больницы, с 2016 года по апрель 2018-го, нам очень сложно жилось, потому что городская больница для нас многие препараты и расходные материалы не закупала.
И после пребывания в составе городской больницы, вас перевели в концессию?
Да, все правильно. После этого зарплаты стали еще меньше за счет того, что нам перестали платить за вредность. У нас же вредные условия труда. Мы работаем и с инфицированными больными, работаем с гноем, кровью и так далее. Раньше у нас по закону шла [надбавка] 15 процентов за вредность. Как только мы перешли в государственно-частное партнерство, у нас не стало и этих выплат.
Перестали платить за вредность. У нас перестал идти льготный медицинский стаж. То есть врачи определенных специальностей через 30 лет работы в государственных лечебных учреждениях имеют право на выход на пенсию. Врачи хирургического профиля — акушерского, гинекологического, общехирургического стационара — могут эти 30 лет выработать за 20 лет. Год идет за полтора. И у нас несколько сотрудников летом-осенью 2018 года должны были начать получать пенсию. Но в связи с переходом в ГЧП они не ушли на пенсию, потому что прервался их медицинский стаж. Вот теперь у нас вообще специальный стаж не идет.
Сейчас кажется очевидным, что передавать роддом было ошибкой. Так как же это произошло?
Нас никто и не спросил. В средствах массовой информации писали, что собирали собрания, проводили какие-то там опросы. Эти собрания действительно проходили в администрации города, но туда [приглашали] всяких пенсионеров, партии, движения. Из персонала там никого не было. В конце марта 2018 года нас просто поставили перед фактом: вот, переходим в концессию, поэтому вы должны уволиться по собственному желанию из городской больницы, так как эти ставки будут сокращены, и должны устроиться на работу вот туда. Мы берем всех.
Насколько распространена такая практика? Честно говоря, не могу вспомнить случая, чтобы такое учреждение как роддом могло быть фактически отдано государством в частные руки.
В Башкирии, я так поняла, мы первые. Ну, роддом точно первый. В России вроде тоже. Другие лечебные учреждения переходят в ГЧП — стоматологические, еще какие-то.
Переход обратно, к государству, будет сложным?
В нашем государстве быстро ничего не делается. Придется снова получать лицензию, переписывать все документы, получать снова лицензию на работу с родовыми сертификатами. На это уходит время. Пока это все регистрируется, пока счета они разделят...
Еще и переходный период будет, наверняка, непростым. Понимаете, с чем придется сталкиваться?
Если честно, я не бухгалтер, не юрист, я врач, поэтому я сама задаюсь этим вопросом: что будет, пока [мы переживаем] этот переломный момент. Я не знаю. Я надеюсь, что правительство республики разрешит нам перейти в автономию. Мы хотим этого просить, потому что в городской больнице нам тоже будет сложно работать.
Как в городе реагируют на эту ситуацию?
Многие пациенты не знают. Они ругаются только, что не могут записаться на прием. Разное отношение. Кому-то все равно. Кто-то не понимает, что происходит, — «уволились, ну и хорошо». Кто-то говорит: «а чего не жалуетесь?» Или: «зажрались совсем». Люди разные. Кто-то видит однобоко ситуацию. Что, вот, они не могут попасть на прием, ругаются, нас обвиняют, что мы такие плохие.
Просто население Салавата, многие женщины, — не знают реальной картины. Не понимают, что сейчас, чтобы прикрыть дежурство, физически некого поставить. Роддом в городе один. Ситуация очень непростая. Мы надеемся, что правительство как-то максимально положительно для нас решит этот вопрос.
Медики нас понимают. А население… Например, рассчетку на 40 тысяч видят, и «О, как ты хорошо получаешь!» И никто не задается вопросом, что ты совмещаешь и работаешь за двоих, что ты работаешь на износ за вот эти копейки. И потом они сравнивают еще — я тоже в социальных сетях читала — «вот, водитель получает 15 тысяч и врач получает 20 тысяч! Он жирует, он шикует, он зажрался!» Вы понимаете, да? Сколько лет врачу учиться, и сколько — водителю. И степень ответственности. В других странах врачи — это самые богатые люди.
А что близкие?
Они, конечно, за нас переживают.
Условия жизни у вас наверняка ухудшились?
Конечно, если меньше стали платить. Самое плохое в этой ситуации то, что у нас такая вот психологически нехорошая обстановка. Неохота людям идти на работу. Под этим руководством неохота работать. К нам приходил новый мэр (у нас мэр поменялся в городе недавно), с персоналом мэр не общался, мэр общался с руководством. И у нас из персонала люди слышали, как наше руководство мэру сказало: «Они тупые, они не хотят работать».
Пытались как-то с мэром поговорить?
Он не пожелал с нами разговаривать. Смысл нам пытаться? Начнем с того, что он пришел в субботу, когда кроме дежурных врачей там никого не было. Он не пришел познакомиться с коллективом, он не пришел в рабочий день, когда на местах кто-то был. И все проверки, которые к нам приезжали, они тоже приезжали в субботу.
Еще нашим сотрудникам предложили подписать дополнение к трудовому договору, где написано, что нам запрещено общаться со средствами массовой информации. Там какие-то такие вещи, которые законом вроде как не запрещены. С нас пытались такую вот подпись взять.
Но вы подпись не поставили?
Нет, не поставили.
А как-то они запрет мотивировали?
Никак не мотивировали. Они пишут какие-то приказы немыслимые. Есть такой приказ, сейчас не помню формулировку, но они пытались как-то так вывернуть, чтобы нам было запрещено в социальных сетях вообще эту ситуацию обсуждать. На каком основании запрещено? Мы никого там нецензурной бранью не ругаем, какие-то секреты не выдаем. Думали, что мы совсем действительно тупые, сейчас возьмем все и подпишем.
За автономию будете до конца бороться?
Прямо сейчас, до вашего звонка я прочитала, что вроде как [врио главы Республики Башкортостан] Радий Хабиров [сказал], что точно мы отсоединяемся, и что они сделают все необходимое, чтобы сейчас сделать ремонт.
Не боитесь, что станет хуже?
Если нас в городскую больницу вернут, у меня есть ощущение, что нас туда со всеми долгами вернут. Потому что, как наш директор заявляла, у нас неоплаченный интернет, у нас долг за пройденный нами медосмотр в ноябре. Я не понимаю, откуда эти долги берутся. У нас долг за прачку, еще какой-то долг. Я не бухгалтер, я не знаю.Они не отчитываются перед нами, мы ничего не знаем. Они говорят: «У нас долги».
Если лучше не станет, что будете делать?
Я уволюсь.
А в коллективе что говорят?
Ну, что говорят. Все уйдут. Я не знаю, где они новый персонал наберут. Я же вам сказала, никто еще не пришел работать. Они грозились: вот, в январе придет врач, он будет УЗИ делать. Никто не пришел. И не придет. Хотя, если стаж вернется, может быть, кто-то и придет. Но сейчас вообще тяжело. Вы, наверное, знаете, что сейчас по стране ни одно лечебное учреждение [полностью] не укомплектовано. Сейчас на врачей давят, сами знаете. Следственный комитет. На любое какое-то осложнение люди пишут иски.
В Салавате найдется новая работа? Город-то небольшой.
Есть рядом другие города.
А какая в городе средняя зарплата по ощущениям?
Средняя зарплата у женщин — где-то тысяч 15, у мужчин — наверное, где-то 25 тысяч. Вот так вот по ощущениям.