Один из лучших пока фильмов в конкурсе Каннского фестиваля — «Боль и слава» Педро Альмодовара: в нем живой классик испанского кино с помощью Антонио Бандераса и Пенелопы Крус пронзительно оглядывается назад, более-менее подводя итог не только своей славной карьере, но и жизни. «Лента.ру» поговорила с режиссером в Каннах.
«Лента.ру»: Название вашего фильма «Боль и слава» — почти исчерпывающее описание жизни кинорежиссера, не правда ли?
Педро Альмодовар: Я бы сказал, что это описание жизни любого человека. Потому что под словом «слава» я подразумеваю персональный успех, возможность делать со своей жизнью то, что захочется. Конечно, люди чаще ассоциируют славу с большими художниками или режиссерами, но я имел в виду более общее понятие и то, что в жизни всегда переплетено с ней: боль, одиночество и свободу.
Педро Альмодовар
Фото: Pascal Le Segretain / Getty Images
А боль... Что в вашей жизни причинило вам самую сильную боль?
Как и герой моего фильма, режиссер Сальвадор, которого играет Антонио Бандерас, я страдаю от сильных болей в спине. Мне даже пришлось операцию перенести. А ведь все наше тело опирается на спину, зависит от ее здоровья. Поэтому операция была очень тяжелой, а реабилитация после нее — мучительно медленной.
А если говорить о боли эмоциональной или психологической?
Если на другом уровне говорить о боли, то сильнее всего я страдал, когда был вынужден оборвать отношения с человеком, которого все еще глубоко любил. И если ты продолжаешь любить человека, что бы тебе ни говорил разум, это невозможная ситуация — расставаться с ним кажется противоестественным. Как ампутировать себе часть тела — например, руку.
Кадр: фильм «Боль и слава»
Почему вы выбрали именно Антонио Бандераса на роль вашего альтер-эго в «Боли и славе»?
В первую очередь это должен был быть кто-то красивее меня самого (улыбается). Но, конечно, у Антонио много других качеств, которые делают его подлинным артистом. К тому же у него подходящий для этой роли возраст, во-первых. А во-вторых, он хорошо знаком с болью, о которой во многом фильм: у него были серьезные проблемы с сердцем, он перенес три операции. Я сказал ему: «Антонио, хотя ты и жизнерадостный по своей природе человек, у тебя на лице все еще остались следы боли, которую ты пережил». Это было очень полезно для персонажа. Не менее важно и то, что Бандерас, в сущности, был свидетелем всей моей взрослой жизни — и он участвовал в некоторых событиях, к которым я отсылаю в этом фильме.
При этом сам Бандерас говорил, что несмотря на многолетнюю дружбу с вами о вашей личной жизни он почти ничего не знал, и многое стало для него открытием, только когда вы вместе взялись за этот фильм.
Это правда, я стараюсь и всегда старался держать свою личную жизнь в секрете — даже от близких друзей. Вообще я никогда не думал, что вот так возьму и сниму кино о самом себе. И когда я только начал писать сценарий, то быстро столкнулся с внутренним сопротивлением — я же не собирался так обнажать свою жизнь перед камерой. Уверенности, что из этого в итоге выйдет кино, у меня точно не было. Но постепенно, в процессе написания сценария, я стал осознавать: передо мной материал настолько богатый, вызывающий у меня такую страсть, что процесс меня захватил. А когда это осознание пришло, в мою реальную жизнь на бумаге стал проникать и вымысел. Когда ты пишешь, между тобой и текстом автоматически возникает дистанция. Я писал о себе, но ощущения, будто я пишу о себе, у меня не было, понимаете? Когда же мы приступили к съемкам, эта дистанция стала еще очевиднее — она была естественной, органичной и необходимой: Антонио уже даже в моих глазах играл не меня.
Одиночество — как будто отдельный персонаж фильма...
Да.
Кадр: фильм «Боль и слава»
Вам действительно настолько одиноко?
Я вынужден признать, что в последние годы стал жить все изолированнее и отчужденнее. Настолько, что теперь я даже специально стараюсь немного возвращаться к мирской жизни. Это еще один элемент той боли, о которой я говорю своим фильмом. Ты остаешься дома, не звонишь друзьям, не выходишь в гости — и в какой-то момент люди начинают реже тебя звать. Ты замыкаешься и остаешься один. А еще одиночество — почти постоянный спутник кинематографиста: написание сценария — очень и очень одинокий процесс. Я принял это уже давно, живу один, и меня это не сильно мучает. В то же время мне интересно, что происходит с моей страной, какова ее социальная жизнь — и мне не хватает общения с другими людьми, знания о том, как проходит их жизнь. Долгое время у меня был целый круг друзей — настоящее небольшое комьюнити. Но сейчас все куда-то разбежались: кто-то умер, кто-то отдалился, от многих других я невольно закрылся сам. Это большая проблема для режиссера — чтобы рассказывать о людях, ты сам должен быть вовлечен в чужие жизни, а когда существуешь обособленно, то теряешь этот контакт.
А почему вы стали закрываться?
В первую очередь из-за проблем со здоровьем. С болями в спине пришли и боли в голове, сильные, жуткие мигрени. А в таком состоянии трудно находиться на людях: любые громкие звуки, даже слишком яркий свет — почти все, словом, создает большой дискомфорт. Мне не хотелось бы жаловаться или выпячивать свои проблемы, но это правда так, и именно это лежит в основе моего затворничества. Я пытался и пытаюсь социализироваться, даже несмотря на боль. Например, до недавнего времени я старался хотя бы раз в неделю выбираться в театр или кино, хотя и выглядел при этом напыщенным придурком, потому что из-за головной боли от яркого света очень болят глаза, и мне приходится надевать темные очки. В этом есть горькая ирония — ведь для меня как режиссера такую большую роль играет работа именно со светом.
Это звучит ужасно.
Да, такой вот парадокс. Вы себе не представляете, как, учитывая все это, я выглядел на съемочной площадке: не только приходилось все время носить шапку и солнцезащитные очки, чтобы немного себя оберегать от шума и слепящего света, но и большую часть времени проводить в специальном закутке с полностью темными стенами, где я мог смотреть за плейбэком без того, чтобы постоянно испытывать боль. Но я очень доволен фильмом. Да и вообще не хочу жаловаться. Я жизнерадостный человек по своей природе. Многие страдают куда сильнее меня — и им никто не помогает. Мне повезло находиться в довольно привилегированном положении. И потом, все это — неизбежная часть старения, процесса, которого не избежать никому и с которым тоже нужно найти внутреннее примирение.
«Боль и слава» в чем-то по ощущениям близка «Джульетте», вашему предыдущему фильму — и при этом обе эти работы отличны от всех прошлых ваших картин.
Это действительно так. «Джульетта» в какой-то степени стала для меня переломной — я изменил в ней своей привычной манере киноповествования. История в «Боли и славе» рассказывается по тому же принципу. К тому же в обоих этих фильмах иной, чем прежде, подход к теме боли. В той же «Джульетте» боль матери, потерявшей дочь, передавалась в довольно сдержанном, строгом ключе — ее страдания я показываю куда менее взвинченно, чем было с героями моих ранних фильмов. В то же время эта сдержанность позволила выйти на новый уровень уважения к боли героини — и новый уровень интенсивности, по-моему. Опыт работы над «Джульеттой», поиск стиля и нарратива для нее, помог мне найти форму и для «Боли и славы». Такой стиль, как выяснилось, для историй, которые волнуют меня сейчас, подходит лучше, а заодно придает ощущение новизны. Здорово пробовать что-то новое после стольких лет в режиссуре.
«Боль и слава» — еще и очень уязвимое кино. Вы говорите в нем о сексуальности, которую ощущали в девятилетнем возрасте, о своем старении, о призраках прошлого, которые вас преследуют.
Все так. В начале работы над сценарием я чувствовал себя так же уязвимо, как и главный герой, хотя со здоровьем у меня все-таки немного лучше, чем у него. Поднимать все эти темы, конечно, было тревожно и волнительно — и даже в какой-то степени стыдно. Я и в своей обычной жизни редко смею об этом разговаривать, так что писать о своей уязвимости, хрупкости было тяжело. Но необходимо — иначе персонаж бы не был раскрыт. Но, с другой стороны, все эти темы и так всегда со мной, они прослеживаются во всем моем творчестве, просто не так эксплицитно.
«Боль и слава» выходит в российский прокат 12 июня