«Они только и способны, что дурь подкинуть» В России годами подбрасывают наркотики. Полицейские и потерпевшие рассказали, как и зачем

Реакция на уголовное преследование журналиста Ивана Голунова, которое было прекращено по решению главы МВД Владимира Колокольцева, стала редким примером единения в российском обществе. Единения, вызванного чудовищной несправедливостью. Ведь множество косвенных фактов с самого начала указывало на то, что дело против журналиста откровенно сфабриковано, а наркотики Голунову подбросили по чьему-то заказу. Эта порочная практика давно существует в правоохранительных органах. Но теперь, когда история Ивана Голунова прогремела на всю страну, о том, что в России подбрасывают наркотики, чтобы отправить неугодного человека за решетку, узнали все. Более того, эту практику по сути признали на самом высоком уровне. «Лента.ру» прошлась по всем звеньям этой цепи, пообщавшись с одним из полицейских, которые подбрасывают наркотики, потерпевшими, которые стали их жертвами, и следователем, который выводил на чистую воду плохих полицейских. Герои этой статьи согласились рассказать свои истории на условиях анонимности.

Олег, 36 лет. Капитан полиции, сотрудник отдела уголовного розыска одного из городских управлений МВД

Официально вам никто не признается, особенно после дела Голунова. Но подброс наркотиков — уже давно повседневная практика в полиции. Этим занимаются и патрули, и участковые, и опера. Ситуации бывают разные, но чаще всего подбрасывают тем, на кого уже есть показания агентов, что они торгуют. В половине случаев — ради «палок», а во второй половине — ради денег. Но такой публике часто и подбрасывать не надо: барыга, познакомившись с опером или участковым, сам им понемногу заносит, и его не трогают.

Собственно, в 90 процентах случаев подброс очень простой: граждане сообщают, что в подъезде лежат обдолбанные, туда выезжает патруль и, как правило, обнаруживает на кармане у наркоманов небольшую дозу. Если там совсем мало — добавляют муку, сахарную пудру или любой другой белый порошок. В крайнем случае — героин из ранее изъятого.

Потом подозреваемых обыскивают с понятыми — это, как правило, те самые граждане, что вызвали полицию. Когда при обыске находят наркотики, даже не надо ничего придумывать: нарики просто попались. Если задержанный, придя в себя, готов договариваться, то понятым просто сообщают, что найденных наркотиков не хватило для возбуждения уголовного дела, негодяев же якобы привлекли к административной ответственности.

При этом найти наркотики для подброса у полицейских не проблема — часто при задержании барыга успевает сбросить порошок и уходит от ответственности. Бывает и по-другому — на заведомо железных доказательствах достаточно изъять необходимый для тяжелой статьи минимум, а остальное отсыпать себе. Но товар в наличии, и когда нужно — его пускают в дело. Хранится такое добро в тайниках, которые размещают в местах общего доступа в отделе полиции. Был случай в Волгограде — за навесным потолком в отделе обнаружили 50 килограммов чистого героина. Найти хозяина этого добра не могут уже три года.

Редко, но бывает, что наркотики подбрасывают заведомо «чистому» барыге. Есть оперативная информация, что человек торгует, на него люди указывают, и не один раз, а задержать с поличным не получается. Тогда приходится включать мозги — но есть ряд условий. Во-первых, доза должна быть «железная» — не меньше полкило, чтобы можно было сказать: «столько не подкидывают». Во-вторых, барыга — человек опытный, поэтому надо все соблюсти, чтобы защита не докопалась.

«Они понадеялись на мощное прикрытие»

Бывает, что в квартиру к барыге имеет доступ «свой человек» — тогда проблем нет: его «заряжают» [снабжают наркотиком], отправляют к барыге и указывают, куда подложить. Можно под ванну, под унитаз, в диван — вариантов много. Главное, чтобы это можно было сделать незаметно и не привлекая внимание барыги. Если получилось — в суд за санкцией, а затем — на обыск с понятыми, хоть со «своими», хоть с настоящими. Можем даже адвоката подождать, а потом заходим с собачкой — и она все находит.

Причем часто собака сначала несколько раз указывает на места, где дурь раньше лежала, и только потом — на закладку. Иногда даже не на нашу. На понятых это производит впечатление. Ну, а барыги всегда орут, что им подкинули.

Бывает, что барыга осторожничает — тогда приходится очень сложно. Осторожничает — значит, требует, чтобы опера перед обыском показали все карманы, чтобы понятых заменили в любом случае, даже если это его соседи, чтобы адвокат присутствовал. Но тут тоже есть методы: как правило, и срезы карманов, и смывы с ладоней оказываются положительными [со следами наркотиков]. Ну, а экспертиза человека на наркотики — знаете, барыги сейчас весьма редко сами употребляют, так что это ни о чем не говорит.

Что до ситуации с журналистом [Голуновым] — она очень странная: фактически следак и опера подставили всю полицию. Не умеете — не беритесь! В первые часы еще можно было предполагать, что СМИ все перепутали, но потом, когда стали публиковать сканы процессуальных документов, стало ясно: процентов на 99 перед нами дурная подстава. Ни материалов оперативно-разыскных мероприятий (ОРМ), ни записей в секретных журналах, ни нормальных показаний свидетелей... При такой обстановке [в обществе] даже железное дело развалится, а тут [в деле Голунова] все состряпано на соплях.

И ведь можно было все нормально сделать! Журналист у них [оперативников] в руках был 12 часов — в этой ситуации даже самый подготовленный, самый осторожный задержанный ошибется. И можно было сделать все чисто. А эти чудаки, видимо, понадеялись на мощное прикрытие. Ну и зря.

Виктор, 45 лет. Бывший заключенный

Пару лет назад школьные приятели пригласили меня встретиться и вместе выпить. Некоторые из них были судимы. Мне в свое время тоже пришлось отсидеть срок за мошенничество и кражу со взломом. Было любопытно посмотреть, что у ребят происходит в жизни, поэтому я не раздумывая дал добро.

Один приятель снимал в Москве квартиру, и общим советом было решено собраться днем у него. Наш кутеж прервал стук в дверь и крики «Откройте, полиция!». Хозяин среагировал настолько быстро, что не возникло сомнений — брать пришли его. Я даже не успел опомниться, как он и большинство присутствующих побежали к балкону и повыпрыгивали со второго этажа, бросились врассыпную.

Я в таких делах был не особо умудрен. Помню, в голове билась мысль: я-то сейчас ничего противозаконного не совершал, значит, полиция мне не страшна. Максимум — зайдут и настроение испортят, так что мы с еще одним парнем остались в квартире. В итоге полицейские просто сломали дверь и ворвались внутрь.

Сотрудники осмотрели квартиру и по количеству верхней одежды и посуды поняли, что застолье было явно не на двоих. Мы, разумеется, никого не сдали, а обойти дом с другой стороны и поискать сбежавших они [полицейские] не додумались. Раздосадованные, что по наводке никого задержать не удалось, полицейские потащили нас в отдел — отчитаться о проделанной работе.

Поскольку я прекрасно знал свои права, сразу начал задавать вопросы. Начальнику оперчасти такое пришлось не по нраву, и он заявил: «Раз такой умный — закрою на новый срок». На это я наивно сказал: «Да ладно вам припугивать!» А он в ответ: «Сейчас сам увидишь».

«Я крупно влип, и мне никто не поможет»

Ко мне в камеру временного содержания зашли полицейские с несколькими понятыми, которые должны были присутствовать при проведении поверхностного досмотра. Проверили один карман, другой — ничего запрещенного не нашли. Внезапно из заднего кармана джинсов извлекли сверток, завернутый в полиэтилен. Я быстро смекнул, что сотрудник спрятал его между двумя пальцами и быстро произвел необходимые манипуляции.

Мент повернулся к понятым и спросил, видели ли они, что он нашел. После их подтверждения он издевательски поинтересовался, что внутри. Терять было нечего, поэтому я дерзко заявил: «То, что вы мне подкинули».

Впрочем, по реакции понятых мне казалось, что они с полицейским на короткой ноге и натасканы помогать в таких делах. Между тем сотрудник открыл сверток с черным веществом и сообщил: есть все основания полагать, что это наркотик. В тот момент пришло осознание: я крупно влип, и мне никто не поможет.

Результаты экспертизы показали, что внутри свертка был опиумный крем. Так родилось уголовное дело о хранении, слепленное на скорую руку. Поскольку ранее я был судим, то отправился отбывать два года тюремного срока.

Когда меня избивали тюремщики, мне ради выживания пришлось объявить голодовку, и меня не покидала мысль: все эти ужасы мне приходится переживать просто по чьей-то прихоти. Продержаться помогла только твердая позиция. Я не боялся писать жалобы на администрацию и сообщать о нарушениях в вышестоящие инстанции — предыдущего опыта хватило сполна.

Ольга, 35 лет. Экоактивистка и волонтер Gulagu.net

Я инструктор по спортивной аэробике и преподаватель физкультуры — соответственно, от наркотиков далека. У меня всегда была активная гражданская позиция, и с 2012 года я стала волонтером Gulagu.net — проекта по борьбе с пытками и коррупцией в российской тюремной системе. На протяжении трех лет я постоянно высказывала свое мнение против репрессий в тюрьмах: называла пыточные колонии «гестапо» и подписывала открытые заявления в отношении садистов. Иногда случалось делать политическим заключенным передачи через интернет-магазины и, конечно, мои данные оставались в сети.

В 2015 году проводились обыски у основателей проекта Gulagu.net Владимира Осечкина и Дмитрия Пронина, а также проверки наиболее активных волонтеров и блогеров. Их начали вызывать на допросы в ФСБ и СКР. Как правило, после этого они прекращали правозащитную деятельность. Меня это тоже не обошло стороной.

Однажды мне позвонил мужчина и представился Александром И., сотрудником управления «М» ФСБ по борьбе с коррупцией во ФСИН, МВД и Минюсте. Он предложил встретиться в кафе и поговорить о возможности совместной работы. Там Александр всячески хвалил меня и рассказывал, что наши расследования помогли арестовать многих коррумпированных сотрудников. Он плавно подводил меня к вопросам о Владимире Осечкине, говорил, что тот предал страну, и спрашивал, кто финансирует сайт Gulagu.net. Все ради того, чтобы собрать компромат.

Меня вербовали ради дачи ложных показаний — в частности, что родственники заключенных якобы дают взятки координаторам проекта Gulagu.net. Я отказалась, после чего все его дружелюбие вмиг улетучилось. Он заявил: «Мы еще встретимся. В следующий раз хорошенько подумай, что рассказать». Через пару месяцев Александр вызвал меня в ФСБ и протянул протокол допроса для подписи. Я без удивления прочла сфальсифицированные данные, но ломать жизнь человеку не собиралась. Сотрудник буквально с цепи сорвался, и я расплакалась. Тогда мне дали последний шанс.

В следующий раз меня вызвали на допрос в управление СКР по Юго-Западному округу (ЮЗАО) Москвы. Следователь Максим К. с ходу выдал: нам сообщили, что вы хотите дать показания против Осечкина. Я не успела толком ответить, как он распечатал несколько листов очередного протокола. Я опять отказалась его подписывать. Тогда Максим набрал чей-то номер и долго ругался, а потом бросил: «Можете идти. Александр передал, что вы скоро увидитесь».

«Я боялась, что меня просто убьют»

Вскоре моя знакомая неожиданно предложила сходить в ночной клуб, сказав, что я приглянулась ее другу Андрею. Мы спокойно отдыхали, а когда настало время оплачивать счет, парень вытащил из бумажника 5000 рублей. Чтобы оплатить счет, немного не хватило, и тогда он предложил, чтобы я оплатила моей картой и взяла наличные. Я согласилась и положила купюры в сумочку. Минут десять спустя в клубе внезапно включили свет, вбежали люди в масках, на меня надели наручники. Дальше начался ад: оперативники МВД мне угрожали, забрали все вещи и потащили на улицу. Я была в шоковом состоянии и не понимала, что происходит, но успела рассмотреть фигуру Александра, курящего у клуба.

Меня привезли в УВД по ЮЗАО. Началась истерика, а сотрудники просто повторяли: «Сейчас все расскажешь и поедешь домой». Давать показания я отказалась, и тогда Александр сообщил, что в моей сумке нашли наркотики, которые я продавала в клубе. Доказательство — меченые деньги, которые я якобы получила от покупателя, и руки мои теперь тоже меченые. По его словам, мне грозила тюрьма и потеря ребенка.

Из камеры я выходила только на беспрерывные допросы. Пятеро оперативников таскали меня по очереди из кабинета в кабинет и спрашивали, откуда взялись какие-то таблетки. Мои руки занемели от наручников, хотелось спать и в туалет. Но опера, посмеиваясь, сказали: «Давай при нас». Постепенно разболелся живот, и я начала терять сознание. Адвокат за сутки ко мне так и не пришел.

Второй день прошел в бреду. Устав от бесконечных издевательств и страданий, я сделала «чистосердечное» признание о хранении наркотиков. Затем сотрудники поехали ко мне домой проводить обыск, но вместо этого просто попили кофе, оформили какие-то бумаги и уехали. Никто меня не арестовывал и не задерживал. Через неделю мне предъявили обвинение в сбыте наркотических веществ. После этого прошло полгода, появилось ощущение, что случившееся — просто ночной кошмар. Я даже успела забеременеть вторым ребенком.

Неожиданно меня вызвали в отдел и сообщили: все материалы готовы для передачи в суд. Я ознакомилась с ними и поняла, что нахожусь в большой опасности, ведь меня собирались посадить к людям, против которых мы вели расследования. В тюрьме под пытками придется соглашаться на любые показания. Я боялась, что меня просто убьют. Когда в суде прокурор запросил срок десять лет, я упала в обморок. Меня отправили в больницу, и беременность пришлось прервать. В отчаянии я обратилась к координаторам Gulagu.net, и один из них предложил мне улететь во Францию, запросив политическое убежище. Мне помогли покинуть страну — я буквально бежала. Пришлось адаптироваться и учиться жить заново.

Александр, 36 лет. Капитан юстиции, следователь межрайонного подразделения Следственного комитета России (СКР) одного из субъектов РФ

Я уже много лет расследую уголовные дела в отношении полицейских, которые подбрасывают наркотики, и должен сказать, что таких историй много. По сути, в каждом городском отделе полиции выявляются такие факты. В селах я такого не знаю, а приходилось работать и в сельской местности.

Подбрасывают, как правило, по двум причинам: либо вымогают деньги, либо закрепляют недостаточные доказательства. Такого, как с журналистом Голуновым, в моей практике не было — чтобы внаглую и абсолютно невиновному. Хотя знаю, что это возможно, но делается по-другому. Собственно, история с журналистом наглядно показывает, насколько упала квалификация полиции.

Сколько бы дел в отношении полицейских я ни расследовал, все они были возбуждены на основании материалов управления собственной безопасности (УСБ). То есть сотрудникам УСБ становится известно, что какой-то мент что-то совершил, они начинают слушать его телефон и натыкаются на разговоры о подбросе наркотиков. Иногда бывает, что одновременно поступает заявление от адвоката [потерпевших], — и тогда формально считается, что возбудились мы по заявлению, хотя всегда это происходит только на основании материалов ОРМ. Лично я других случаев не помню.

Бывают заявления от обвиняемых, которые утверждают, что наркотики им подкинули. Но тут мы строго формально смотрим на заключения экспертов. И почти всегда видим: эксперты дают положительное заключение. Ну, проще говоря, в карманах обнаружены следы наркотиков разных партий, на смывах с рук есть следы наркотиков… Поэтому заявлениям обвиняемых об их невиновности чаще всего не находится подтверждения. Да и потом — за много лет уже чуйка выработалась, все равно понимаешь, виновный перед тобой или невиновный. Я, например, невиновных среди тех, кому подкидывали, ни разу не встречал.

«Подкинет так, что ничего не докажешь»

Правда, есть другая история: придет тебе материал на дослед [доследственную проверку], и ты видишь, что заявитель — барыга, пробы ставить негде, да и сам он порой честно без протокола признается — мол, торгую [наркотиками], иначе не прожить, но в данном случае мне подкинули, а за чужое я садиться не хочу.

Правда, хороший опер и подкинет так, что ничего не докажешь. И экспертизы у него все будут отличные, и видео, и фото, и понятые натуральные. И срезы ногтевые, и срезы с карманов… И даже в организме человечка следы найдут. Не дело — сказка. Тут доследственную проверку проводишь — и понимаешь, как все чисто. К тому же умный опер не светится в телефоне, его на КТП [контроле телефонных переговоров] за жабры не возьмешь. Другой вопрос, что их, хороших, почти не осталось. А молодежь — она самоуверенная, она убеждена, что всегда договорится. И очень удивляется, когда со мной, например, договориться не получается.

В последнее время опера сами не подкидывают, а действуют через таких же барыг, которым либо сотрудничать, либо садиться — а садиться не хочется. У меня в практике была пара таких свидетелей: они по заданию опера подкидывали наркотики своим клиентам, а потом соскакивали. Ну то есть формально их задерживали, но странным образом веса изъятого не хватало для возбуждения [уголовного дела]. А потом их за жабры опера ОСБ [отдела собственной безопасности] брали — и вот тогда барыги честно все рассказывали на протокол. Два таких свидетеля у меня были — и оба умерли. Один показания дал на доследственной проверке и не дожил до уголовного дела, второй не дожил до суда. Оба скончались от гепатита.

Если говорить строго юридическими терминами, причиной подброса чаще всего считаются «ложно понятые интересы службы и желание добиться улучшения статистических показателей всего отдела с целью получения личной выгоды в виде поощрений от руководства». В обвинении всегда встречается фраза: «своими действиями подорвал авторитет органов полиции как системы органов государственной власти, призванных защищать жизнь, здоровье, законные права и свободы граждан». Но имейте в виду: я всего лишь веду предварительное расследование. Приговор выносит суд, последнее слово всегда за ним.

Даже если у меня есть сомнения, я обязан собрать доказательства. Не мне принимать решение — и по ментам в том числе.

Хотя, честно говоря, виной всему система. Прогнила она насквозь. Если раньше подкидывала только гниль, то сейчас и нормальные ребята на этом попадаются. С них «палки» каждый день требуют, а дурь — она «палка» сама по себе.

И вот еще — по журналисту Голунову. С подобным я не сталкивался, но не удивлен. Все профессионалы ушли, и с преступностью бороться некому. А те, что есть, они только и способны, что дурь подбросить. Причем не просто так, а за бабло.