Традиционное японское кимоно сегодня выглядит безнадежно устаревшим пережитком прошлого: произведение искусства, совершенно бесполезное в век высокотехнологичных материалов и стандартной удобной одежды. Но часто самое традиционное производство оказывается одновременно самым продвинутым. Компания Hosoo еще вчера шила одежду для японских императоров, а сегодня не только делает ткани для люксовых брендов типа Chanel и Dior, но и сотрудничает с учеными, встраивая в одежду электронику и заставляя ее светиться в темноте с помощью генной инженерии. Корреспондент «Ленты.ру» наведался в Киото, где уже более 330 лет работает мануфактура Hosoo, и поговорил с ее нынешним руководителем Хосоо Масатакой о прошлом, будущем и о вечной красоте.
Лента.ру: Компания Hosoo была основана в 1688 году, и сегодня вы, Хосоо Масатака — ее руководитель. Правильно я понимаю, что это исключительно семейный бизнес?
Хосоо Масатака: Именно так. Моя семья делает кимоно, оби (особые пояса для ношения поверх кимоно) и ткани уже более 300 лет, я представитель двенадцатого поколения своей семьи. Сегодня мы продолжаем делать эксклюзивные кимоно для внутреннего рынка, но мы также начали новое направление бизнеса: ту самую ткань, которую мы используем для пошива кимоно, мы продаем люксовым потребителям за рубежом.
И много выходит?
Восемьдесят процентов нашего бизнеса — производство кимоно. Двадцать процентов — производство тканей для заграничных покупателей. В основном мы ориентируемся на дизайнеров интерьеров, на искусство, на высокую моду (в том числе на коллекции для Парижской недели моды). Но именно мастерам по интерьеру уходит большая часть наших зарубежных поставок.
Зачем японцам сегодня кимоно? Их вообще покупают?
Покупают, но рынок значительно сузился. За 30 лет мы потеряли практически 90 процентов объемов — кимоно уже не носят в повседневной жизни, сейчас это скорее торжественный костюм для традиционной свадьбы или праздника в честь достижения двадцатилетнего возраста. То есть сейчас ситуация изменилась, и начались изменения 150 лет назад: тогда сегунат Токугава прекратил свое существование, и началась эпоха Мэйдзи. Столицу перенесли из Киото в Токио, и ремесло изготовления нашего традиционного текстиля Нисидзин пришло в упадок. Ведь Нисидзин — это название района Киото, площадью где-то от трех до пяти квадратных километров. Этот текстиль здесь делали тысячу двести лет! Нашими клиентами были императоры, сегуны, служители храмов...
И вот 150 лет назад все изменилось. И мы потеряли своих именитых клиентов, и вообще японцы поменяли стиль жизни, стали носить западную одежду... Но после Второй мировой войны японцы немного вернулись к традициям, снова стали покупать кимоно: в основном, правда, для церемоний — например, брачных, к которым все равно по западному обычаю покупают обручальные кольца. Но мы этому все равно очень рады.
То есть люди вернулись к корням?
Не только — роль сыграла и доступность. Раньше Нисидзин был ультрадорогой тканью, его могли позволить себе лишь избранные. Судите сами: раньше для производства ткани нужно было два человека: один занимался вертикальными нитями, второй — горизонтальными. За год работы два человека давали несколько миллиметров ткани — то есть работник получал зарплату целый год, а в итоге за это время делал ничтожный кусочек материала! И кимоно приходилось заказывать за полтора-два года. Да и в год мы выпускали всего одну-две штуки.
Но когда столицу перенесли в Токио и для бизнеса настали сложные времена, мой предок отправил троих портных во Францию, в Лион, учиться новым технологиям производства ткани. И они освоили там новинку, которую привезли в Японию: жаккардовый ткацкий станок, с которым управлялся один работник, и производительность резко возросла. Кимоно стали более доступными для простых японцев. А жаккардовый станок послужил вдохновением для компьютера — так что в каком-то роде это текстильное изобретение!
Вы сказали, что кимоно снова стали популярны — но понятно, что на одних кимоно сегодня успешный бизнес не построить. Расскажите, чем вы еще занимаетесь.
В основном работой с зарубежными клиентами. Для них нам пришлось менять технологию: традиционная ширина полотна для кимоно — 32 сантиметра. Это слишком мало, например, для обивки мебели — пришлось бы сшивать ткань. Десять лет назад мы начали модернизацию с использованием традиционной ткани и традиционного метода пошива: и за год мы научились изготовлять ткань шириной в полтора метра. Нашим первым клиентом стал модный дом Christian Dior — мы до сих пор делаем ткань для интерьеров около сотни их магазинов в крупнейших столицах мира: Париже, Нью-Йорке, Токио, Москве.
Сейчас, я полагаю, это не единственный ваш клиент из luxury сегмента?
Совершенно верно. Сейчас мы работаем с Dior, Chanel, Hermès, Louis Vuitton, Bugatti, Cartier, Van Cleef & Arpels, Hublot, Graff и Leica. Может, кого-то я и забыл. Кроме того, нашу ткань используют при оформлении номеров люксовые отели: в частности, Ritz-Carlton Tokyo покрывает ею подушки стены у изголовья кроватей. Применяют ее и в Four Seasons: в общем, сосредотачиваемся на очень дорогом сегменте, делаем современный дизайн, но используем традиционную технику и материалы. Например, вплетаем золотые и платиновые нити прямо в шелк: это старая техника, в имперские времена наша знать не носила украшений, их роль играла вот такая ткань. Другое ноу-хау: мы берем серебро, кладем его на тонкую японскую бумагу, оставляем на 20-30 лет — и из-за окисления оно проникает внутрь. Для нас ни время, ни цена не играют никакой роли. Наша цель — красота.
То есть у вас какой-то запас серебра, накопленный за десятки лет?
Именно так. Такой же трюк проделываем с золотом, хоть оно и не окисляется десятками лет — мы его приклеиваем специальным клеем. Технология работает со многими металлами.
Почему отели покупают японскую ткань, но не хотят японские узоры?
Это позволяет нам соответствовать желаниям наших клиентов. Но если они хотят ткань с японским узором — никаких проблем, мы же изготовители кимоно, у нас этих узоров за сотни лет работы накопилось очень много.
А почему именно японский текстиль и японские материалы?
Наши материалы уникальны. Вот эта позолоченная бумага была изобретена 300 лет назад — и ее нигде больше нет, только в Киото. Наши ткани тоже примечательные: благодаря нашей технике они плоские, но выглядят трехмерными. Да и текстиль Нисидзин, пожалуй, одна из самых сложных тканей на земле. Смотрите: я уже говорил, что наше полотно шириной в полтора метра. Так вот, оно состоит из девяти тысяч нитей, каждую из которых мы контролируем отдельно с помощью наших жаккардовых машин. Потом мы можем скреплять несколько слоев полотна: обычно от шести до девяти, но можем скрепить и 25. Получается плоская ткань, которая не только выглядит трехмерной, но и меняет цвета под разными углами зрения. Это очень сложная технология, практически архитектура ткани.
В наше время есть очень много новой искусственной ткани. Для Hosoo это угроза или новый фронтир?
В каком-то смысле наш традиционный текстиль Нисидзин — тоже новая для мира ткань. Всего лишь 20-30 лет назад она практически шла только на внутренний рынок, и лишь сейчас идет за рубеж. Не думаю, что синтетическая ткань — угроза для нас, у нас своя ниша и свои клиенты. К тому же иногда мы и синтетику можем использовать, если того хочет клиент. Как я и говорил, нас не интересует функциональность, износостойкость ткани — только красота. Тысячу и двести лет главным для текстиля Нисидзин была именно красота.
А вы не боитесь, что завтра возникнет новая компания — например, в Китае — которая начнет делать точно такие же ткани, какие делаете вы?
Я верю в тонкую работу мастера и внимание к деталям. Конечно, копировать нас могут — наш дизайн, например — но никогда не смогут скопировать ощущение от наших тканей: то есть их трехмерную структуру, натуральность материалов. Я думаю, люди смогут отличить настоящую вещь от подделки.
А что ждет вас и вашу компанию в будущем?
Сейчас мы очень заинтересованы появлением 3D-принтеров. Недавно я вошел в состав медиалаборатории Массачуссетского технического института (MIT), и на одной из встреч меня спросили: «Смотрите, 3D-принтеры стали частью нашей жизни. Будете ли вы их использовать, изменят ли они вашу ткань?» Я ответил: «Да, мы всегда занимались именно красотой, которая требует денег и времени. Если 3D-принтер даст нам возможность создавать красивые вещи — безусловно, мы будем его использовать».
Кто-то думает, что мы должны все время обращаться к прошлому, чувствовать ностальгию. Мне так не кажется: искусство — это о будущем. Люди XXI века будут летать на Марс, на Луну... Какими они будут? Какой они будут видеть красоту? Наша ткань изменится, как она меняется каждое столетие, сохраняя свои основы, — быть может, поменяются дизайн, будут интегрированы новые технологии, — например, дающие возможность создавать новые структуры. Появится и новая ткань, новые материалы: например, нити с биологическими сенсорами, которые мы сможем вплетать в нашу ткань.
Например?
Сейчас мы вместе с MIT и Токийским университетом начали исследовательские работы, два года назад у нас был совместный проект с Panasonic. Тогда мы придумали новую технологию: встраивать динамики в ткани. То есть вы надеваете, например, платье, и начинает играть музыка, а снимаете — она останавливается. То есть одежда становится современным устройством, гаджетом.
Еще пример: в Японии есть государственная биотехнологическая лаборатория, вместе со специалистами оттуда мы выделили ДНК медузы и внедрили ее часть в ДНК шелкопряда. Смотрите: медуза меняет цвет под разным освещением, и мы хотели добиться такого же для нашей одежды. И нам удалось — первыми в мире. Сейчас мы планируем внедрить часть паучьей ДНК в в ДНК шелкопряда, чтобы обеспечить шелку прочность паутины. Возможностей великое множество: например, ткань, которая меняет цвет в зависимости от окружающей температуры. Или одежда, подключающаяся к интернету вещей (IoT): вы входите в комнату, а в ней загорается свет.
Но повторюсь: главное для нас — красота.
«Лента.ру» благодарит Министерство иностранных дел Японии и посольство Японии в России за помощь в организации интервью