22 августа издательство «Эксмо» выпускает новый роман Виктора Пелевина «Искусство легких касаний». Среди прочего, герои книги считают, что современная западная политкорректность — это идеологическая бомба, сконструированная ГРУ с целью уничтожить Америку. А для воплощения этого проекта в жизнь необходимы человеческие жертвы. Феминисткам, по традиции, тоже досталось. Роман читала обозреватель «Ленты.ру» Наталья Кочеткова.
Виктор Пелевин стареет, а его 20-летние читатели нет. Звезда, без всяких сомнений, классика отечественной словесности взошла в 1990-е, когда Владимир Путин еще не был российским президентом. То есть, с одной стороны, Пелевин — олдовый хакер человеческих душ, литературный гуру родителей современных young adult, когда те еще были в возрасте своих детей. С другой — такой анти-Тургенев, писатель, об колено ломающий проблему отцов и детей, в том смысле, что немало 20-летних относятся к нему с не меньшим пиететом, чем его верные 40-летние читатели. Особенно после фильма «Generation П».
Правда, 20-летним нужно многое объяснять. Особенно про недавнее прошлое, например, про 1990-е, которые поколение родителей помнит и так. Но Виктор Олегович опытный игрок, умеющий грамотно расширять аудиторию, чтобы у нее не возникло ощущения, будто ее только что накормили манной кашей с ложечки. Для «стариков» у него припасена легкая ностальгия, для молодых — обаяние мудрого старика:
«[В детстве] перед человеком открыты все дороги, он счастливый и веселый от одного сознания — даже если никуда по ним не пойдет. Все шлагбаумы подняты, из окна видна даль и все такое. Когда взрослеем, шлагбаумы один за другим опускаются, и путей впереди остается все меньше и меньше. (…) Вот как раз в девяностые годы старые дороги, по которым каждый человек брел в свой советский тупик, вдруг закрылись. Но зато открылись новые. Так что мы все — молодые и старые — как бы снова стали детьми», — объясняет своим молодым спутникам эпоху, на которую пришлась его юность, горный провожатый по имени Иакинф.
Но «Искусство легких касаний» — не роман о девяностых. Да и вообще не вполне роман в привычном читателю понимании. Единство темы воплощают совершенно разные герои. И только дочитав до конца, можно понять, почему три совершенно вроде бы не связанных друг с другом текста объединены под общей обложкой.
Итак, в книге три повести разного объема. Первая — «Иакинф» — представляет собой что-то вроде роуд-муви о четверых молодых людях, любителях трекинга. Телевизионщик Тимофей, банковский брокер Андрон, замерщик оконной фирмы «Балконный материк» Иван и социолог-евромарксист Валентин познакомились в Непале, исходили вместе не одну горную тропу и в качестве небольшого развлечения решили вместе съездить в Нальчик.
Приписанным к турбазе гидом для горных походов оказался старец с длинными седыми волосами и молодым лицом Иакинф, или Акинфий Иванович. Собственно, весь сюжет этой части укладывается в богатую биографию провожатого с экзотическим именем, который родился в Москве, жил в Староконюшенном переулке, получил диплом врача, но в 1990-е, когда все прежние пути перепутались, а новые прокладывались на ощупь, он стал экстрасенсом регионального масштаба (тут Пелевин, то есть Иакинф, предлагает своим читателям, то есть четверым слушателям, обширный экскурс в историю телевизионных экстрасенсов), и судьба занесла его в Нальчик.
Сразу стоит сказать, что книга «Искусство легких касаний» не изобилует сюжетными поворотами даже для скупого на это дело Пелевина. Героям даны имена, чтобы хоть как-то отличать их друг от друга, но персонажи одномерны, а все основное происходит в области идей. Так вот главная идея главы «Иакинф» — жертвоприношение. В частности, человеческое. В частности, рогатому богу Баалу, или Кроносу, или Сатурну. Богу времени, который ест своих детей и тем самым питается заложенной в них энергией. И дарует от щедрот с барского стола крохи этой энергии тем, кто ему служит и поставляет своевременное питание. Жертвы, «дети своего времени», исчезают, как будто их никогда не было. Даже памяти о них не остается. Зато тем, кто эти жертвы приносит, кое-что обламывается.
Фото: Paul Hackett / Reuters
О том, какие это дает возможности адептам, рассказывает вторая глава книги — она называется так же, как весь роман «Искусство легких касаний».
Эта часть представляет собой пересказ остросюжетного романа, «почти детектива», написанного историком-конспирологом с говорящей фамилией Голгофский на основе произведенного им расследования. Дача Голгофского в Кратове соседствует с дачей некоего генерала Изюмина. Старик бодр, но его жизнь больше напоминает домашний арест. Голгофский ненавязчиво наблюдает за соседом, пока не понимает, что с тем случилось что-то неладное.
Генерала отравили «редчайшим химическим компаундом на основе мышьяка и таллия». Он выжил, но теперь ведет скорее растительное существование. Его дочь живет в Амстердаме и пока не планирует возвращаться в Россию (потом передумает). Поэтому Голгофскому ничего не остается, как взять на себя обязанности по поливу изюминских бонсаев и приступить к расследованию произошедшего.
В кабинете генерала красуется шелкография лося в хоккейном шлеме (привет рогатому Баалу-Кроносу из предыдущей главы). Голгофский начинает поиски. Информанты и друзья Изюмина — масон, египтолог, французский ученый — посвящают историка в нюансы деятельности отставного генерала.
Собеседники объясняют Голгофскому, что «еще Сведенборг и Даниил Андреев указывали, что некоторым феноменам сознания, известным, как "общественное мнение", "новые веяния", "Zeitgeist", "гул времени", соответствуют незримые и бестелесные в обыденном смысле сущности, которые проявляют себя в нашей жизни именно через то, что ветер времени начинает гудеть по-новому и наполняет открытые ему души незнакомым прежде смыслом. (…) Сами эти суждения и мнения, возникающие в сотнях и тысячах никак не связанных друг с другом умов, складываются в эту сущность. (…) Эти сущности называют гаргойлями и химерами».
Разница между ними в том, что гаргульи (гаргойли) — это водосточные желобы, которые служат проводниками льющейся с неба воды. Небесной воли и благодати, если угодно. А химеры — это просто каменные монстры на крыше. Путаница между первыми и вторыми свидетельствует о том, что связь с небом утеряна. А с тех пор, как гаргулий вытеснили химеры, у человечества начались серьезные неприятности (Ницше сформулировал это как «Бог умер»).
Что только в сознании обывателей разум и бог противопоставлены. В действительности же разум и есть сверхъестественное существо, подчинившее себе человека. Иначе с чего бы это человек не мог понять, какого хрена он принял то или иное решение.
Джованни Франческо Романелли. «Хронос и его ребенок»
Изображение: Public Domain / Wikimedia
Вводят Голгофского в курс практики использования чужой жизненной силы для создания этих самых химер общественного мнения. «Создатели химер давно поставили свое производство на промышленную основу. Они используют для этого все возможности современного мира — от фабрик, где массово забивают скот, до, увы, концлагерей». Собственно, «Искусство легких касаний» — название проекта, который вел генерал Изюмин. Он стал «главным архитектором» современной американской этики, морали и культуры. Он заложил основы современной западной политкорректности. Языком героев романа — «гендерную шизу придумали русские спецслужбы» с целью уничтожить США.
Правда, потом пришли к выводу, что уничтожать Америку невыгодно — будет только хуже, слишком многое посыплется и утянет за собой врагов. Поэтому генерала нейтрализовали, а проект приостановили. Но оказалось, что уже слишком поздно. Потому что идеологические химеры — это новые бомбы третьей мировой войны, которая уже состоялась. Только прошла незамеченной.
«Современная Америка — это тоталитарный совок 1979 года с ЛГБТ на месте комсомола, корпоративным менеджментом на месте КПСС, сексуальной репрессией на месте сексуальной репрессии и зарей социализма на месте зари социализма». Но разница в том, что «в совок 1979 года можно было привезти джинсы из Америки, а сегодняшняя Америка — это такой совок, в который джинсы уже никто не привезет». «Американская культура в современном виде — это проект ГРУ. Яд "novichok" отравил североамериканскую душу и заструился обратно в Россию. (…) Когда все, связанное с Россией, демонизировано на Западе, сетевые дурочки, прививающие здесь американскую культурную репрессию под зычный храп ФСБ, кажутся по-своему трогательными: геройкам слава! Но если рассказать им, что на самом деле они внедряют созданные ГРУ химеры, они столкнутся с таким сарказмом судьбы, который перенесет не всякая душа», — пишет в своем романе Голгофский.
То есть в реальности героев Пелевина передовая демократическая мысль в России — не что иное, как американская «обраточка» от «новичка», придуманного ГРУ с целью уничтожить Америку.
Вообще, если говорить о привычной пелевинской фельетонности, стремлении объяснить и обсмеять минувший год, его актуальную повестку и то, как мы его прожили, то лобовой злободневности в романе все же меньше, чем можно было ожидать. Она не плакатна, писатель растворяет ее в ткани художественного, размывает.
И тут важно посмотреть на романное время. Пелевин в других своих книгах периодически обращается к условному недалекому будущему. В книге «Искусство легких касаний» нет будущего времени. Да и прошлое довольно условно. Все происходит с постоянной оглядкой на некую вневременность. «Как будто я видел юность человеческого мира, когда у людей впереди было еще много-много времени и разных нехоженных тропок», — говорит Иакинф в первой главе, описывая встречу с Баалом. «Как будто в этом вкусе Наполеон и Кутузов, Наташа Ростова и Лев Толстой, Крымская война, Парижская коммуна, Первая мировая, Вторая мировая... Потом уже наше время, и я сам. Маленький такой. Словно я в космос поднялся и всю историю оттуда увидел», — свидетельствует Плеш, герой последней главы книги, которая называется «Бой после победы», пробуя старое вино.
Кстати, последняя глава продолжила и тему счастья частного человека, которой был посвящен прошлогодний роман Пелевина «Тайные виды на гору Фудзи».
Пелевинский роман «Искусство легких касаний» — гармонично и тонко сконструированная книга, со множеством внутренних связей и перекличек. В таких текстах начало всегда отражается в финале. «Эта книга нашептана мультикультурным хором внутренних голосов различных политических взглядов, верований, ориентаций, гендеров и идентичностей, переть против которых, по внутреннему ощущению автора, выйдет себе дороже», — пишет Виктор Пелевин во вступлении. И действительно, автор дает голос едва ли не каждому. Но всех их на протяжении романного времени молодыми или старыми в свой срок пожирает Кронос. И единственное, что им остается — успеть побыть счастливыми.
Последние две фразы романа: «Как много еще надо сделать. Как коротка жизнь...»
