В России 29 октября стал длиннее список информации, запрещенной для детей. В него вошли изображение или описание сексуального насилия. По новым правилам, теперь их нельзя «распространять» в радиусе 100 метров от школ, поликлиник, детских садов и других учреждений для несовершеннолетних, а также нельзя показывать детям кино и продавать книги с такими сценами. «Лента.ру» узнала у экспертов, кому в стране нужен новый запрет, поможет ли он на самом деле защитить детей и как именно ребенок должен узнать о том, что мир — совсем не безопасное место.
«Запреты работают в обратную сторону»
Евгений Ямбург, доктор педагогических наук, академик и директор московской школы №109:
Я думаю, что эти поправки — достаточно вынужденная мера. Сами понимаете, что сейчас очень много этого всего. И учитывая, что сегодня все очень изменилось, мера понятная. Но будет ли это работать? Сомневаюсь. Потому что в интернете можно скачать практически все.
Как в этом стеклянном мире можно детей за счет этого защитить? Я думаю — никак. Потому что они войдут и через Telegram-каналы и так далее куда угодно залезут, скачают все, что они хотят, обойдут. Они — аборигены цифрового пространства, в отличие от нас, взрослых, которые насильно туда депортированы.
Поэтому я думаю, что здесь нужна параллельная работа, очень тонкая работа. Она связана с расширением фундамента культуры детей. Я вел факультатив по истории кино для детей, где показывали Тарковского и Феллини. А ведь там много фильмов на грани. Если это обсуждать и об этом разговаривать, я думаю, пользы будет больше, чем от запретов. Хотя, еще раз говорю, я могу понять тех, кто это делает. Но сегодня это уже эффективно, на мой взгляд, не сработает.
Если рассуждать о том, зачем вообще такой запрет вводится, нужно помнить о том, что, если нет маркировки, люди колоссальные штрафы заплатят. Это очень серьезно сегодня, это рынок. Страхуются те, кто владеет кинотеатрами, кто продает книги. Они же не хотят отвечать по всей полноте закона. Так что здесь другого выхода, наверное, нет. Но, повторюсь, это малоэффективно.
Я думаю, что дети сейчас обо всем этом, в том числе о сексуальном насилии, осведомлены лучше нас с вами, потому что они все смотрят и видят. Но отчасти есть опасность того, что запреты могут привести к недостаточной осведомленности детей о проблеме. К тому же запретный плод сладок. То, что запрещается, хочется попробовать. И уже без комментариев взрослых, которые умнее и опытнее. Поэтому я считаю, что все эти запретительные меры работают в обратную сторону.
Посмотрите, сегодня даже стихи Есенина дети не могут купить в магазинах, потому что там стоит маркировка 18+. С этих же позиций «Преступлению и наказанию» Достоевского тоже можно поставить 18+. Там Соня — это, как сказал наш президент, девушка с пониженной социальной ответственностью. Уже до смешного доходит.
Сегодня все можно скачать в интернете, получить любое произведение. Как всегда, запрещать проще, чем думать и отвечать на новые вызовы и угрозы, которые сегодня появились. Это же требует работы педагогической, работы культурологической, работы психологов и так далее.
«Вместо помощи учителю мы лишь ввели еще один инструмент давления на него»
Леонид Перлов, учитель географии, бывший сопредседатель профсоюза «Учитель»:
Важно то, как будут применяться принятые поправки к закону, то есть кто и как будет оценивать. При особом старании само желание человека работать в школе с детьми можно рассматривать как склонность к педофилии, что иногда, к сожалению, происходит.
Учитывая это, даже в классической литературе можно найти массу сцен, которые можно расценить как описание насилия, в том числе сексуального. И что же теперь Толстого и Куприна не изучать?
Это все очень серьезно. Буквально сегодня завершилась история с попыткой посадить школьного работника по статье о педофилии. Суд его оправдал после того, как тот год просидел в тюрьме. Можно сказать, рисковал там здоровьем и жизнью, учитывая, по какой статье он проходил. Пришла мама и сказала, что показания на этого человека она дала под диктовку следователя. И все.
Коснется ли новый запрет самих детей и подростков? Нет. Все, что им интересно, они найдут и посмотрят в интернете без каких-либо проблем. Попытки их как-то информационно ограничить в 21 веке смысла не имеют. Задача педагога в том, чтобы помочь ребенку, если тот обратится с важным для него вопросом. И нужно работать над тем, чтобы у педагога была достаточная квалификация. Только вот в этом направлении почему-то никаких мер не принимается. Вместо помощи учителю мы лишь ввели еще один инструмент давления на него.
Фото: Александр Коряков / «Коммерсантъ»
В советское время книжки были те же самые. «Яму» Куприна и «Воскресение» Толстого спокойно изучали в школе и никого это особенно не беспокоило. Негативных последствий такое чтение не имело. Если слишком не акцентировать внимание на этих сценах насилия, то и проблемы особой не будет.
Эта история с запретами показывает, что гораздо более серьезные проблемы в образовании сегодня не хочется рассматривать и решать, потому что они сложные и стоят денег. Лучше закрашивать картинки и заклеивать страницы…
У Ходжи Насреддина есть сюжет про белую обезьяну, о которой человека просят не думать. Только вот как раз после такой просьбы обезьяна эта даже сниться начинает человеку. Педагогика — штука сложная. Человеку, работающему с детьми, нужно находить решение для каждого конкретного случая. По этой причине нельзя здесь действовать только путем создания инструкций и системы запретов. Вопросы насилия могут возникать у детей при изучении той же классической литературы. И вместе с учителями они могут сразу же подбирать для них какие-то решения.
Для этого нужно доверять педагогу, а не превращать его в человека, которому нужно лишь подключать оборудование и нажимать на кнопки. Изменится ли нынешняя ситуация к лучшему? Пока я таких предпосылок не вижу.
«Защищая детей такими запретами, мы делаем их беззащитными»
Алексей Гершман, педагог-психолог:
Мотив ясен. Закон пытается защитить детей от какого-то нежелательного контента, но вопрос в том, как он будет работать? Ранее был ограничен показ курящих людей по ТВ, но процент курильщиков от этого не снизился.
Дети редко проявляют насилие из-за того, что они где-то это увидели. К подобным случаям приводит совокупность причин. Эта тема хорошо изучена. Еще одно распространенное мнение, что агрессию детей провоцируют компьютерные игры. Их тоже предлагали запрещать. Однако исследование Санкт-Петербургского университета установило, что это не так. Вернее, что за конкретными эпизодами всегда стоит, опять же, совокупность влияющих на человека факторов.
С другой стороны, мы знаем, что все запрещенное представляет для людей особый интерес. Не будет ли здесь эффекта Барбры Стрейзанд? Не спровоцирует ли закон волну спроса на нежелательный контент? В пример можно привести тот же Telegram. После того как этот мессенджер был запрещен, количество скачиваний возросло в разы.
Информационный вакуум может навредить, так как знания — это как раз то, что помогает человеку выжить. И в прямом, и в переносном смысле. Например, произошла где-то стрельба в школе. И вот мы решаем не распространять информацию об этом среди детей. Допустим, каким-то немыслимым образом нам это удалось. Тогда в следующий раз, когда подобное произойдет в другой школе, находящиеся там дети не будут знать, что вообще происходит, как им быть. Они могут из-за этого попасть под огонь и так далее.
Фото: Сергей Паршуков / «Коммерсантъ»
Дальше если мы все еще разбираем утопию о том, чтобы полностью оградить несовершеннолетних от негативного контента, то надо понимать, что в 18 лет они выйдут из этого информационного кокона частично десоциализированными людьми. У них могут возникнуть отклонения в поведении и восприятии действительности. С одной стороны, такие 18-летние люди могут быть очень наивными, не способными защититься и вообще действовать адекватно ситуации, с другой стороны — могут сами совершать какие-то негативные действия, не понимая, почему этого делать нельзя.
Защищая детей такими запретами, мы делаем их беззащитными в будущем. Получается, что, как и в случае с разговором о суициде и наркотиках, мы можем ограничиваться теперь только словами о том, что это нельзя, и то нельзя, без вдумчивого и глубокого разговора, почему так. Подростков такой подход, основанный только на уважении к авторитету родителей или педагогов, устраивать не будет. Они пойдут за объяснением к сверстникам или к ребятам постарше. Остается надеяться, что оно будет достаточно верным.
Понятно, что все должно быть в меру. С детьми нужно работать так, чтобы они были образованными со всех сторон и жили в благоприятной среде. Только такая сложная и комплексная работа обеспечит их правильное психическое развитие, а движение путем определения заранее невыполнимых запретов в лучшем случае бесполезно. Надо взращивать в человеке понимание, что жестокость, насилие — это не круто, а круто быть добрым и стремиться помогать другим с помощью позитивных примеров. От запретов люди добрее не становятся.
«Идет дискуссия о том, чтобы не показывать сцены насилия вообще»
Александр Чумиков, доктор политических наук, главный научный сотрудник Центра региональной социологии и конфликтологии Института социологии РАН:
Я начну, как ни странно, с себя. У меня как раз в эти дни вышла художественная книжка с тремя повестями, и на ней стоит маркировка 16+. Но это никого ни от чего не ограждает. Даже в магазине никакому продавцу — если только на обложке не изображены голые женщины или стоящий член — не придет в голову говорить: «Знаешь, ты эту книжку не можешь покупать». Но, с другой стороны, это не значит, что мы не должны никаких ограничений вводить.
Первый вопрос состоит в том, что это никого ни от чего не оградит. Следующий вопрос заключается вот в чем. Как человек, преподающий курс GR, Government Relations (дословно: взаимодействие с органами государственной власти — прим. «Ленты.ру»), или лоббизм, по-другому, я всегда смотрю, кому все это надо. Кто деньги потеряет, а кто найдет. Это выгодно тем, чьи фильмы не попадают под ограничение 18+, какой-то группе людей, которая может быть где угодно. И таким вот образом они теснят конкурентов. Теснить можно за что угодно.
Следующий вопрос: [возрастные] ограничения в показе. Они были неразумны и в 1980-х годах. Если взять, например, проводимую тогда борьбу с пьянством и алкоголизмом, то можно вспомнить, что стали выпускать фильмы, в которых не было сцен употребления алкогольных напитков. То есть мы отказались [от алкоголя], и в фильмах не будем показывать это. Все это восприняли как абсурд, потому что это есть отступление от жизни. Как же так? Люди же пьют, хоть что вы ни говорите. Курение при жестких ограничениях сейчас показывают как есть, но пишут, что «курение вредит вашему здоровью», «убивает» и так далее. Но мы ведем речь не о показе, а о допуске к просмотру, и здесь вряд ли я бы стал оспаривать, что это неразумно и неправильно. Именно в силу того, что никто не запрещает такие фильмы снимать, никто не запрещает их показывать.
Фото: Юрий Мартьянов / «Коммерсантъ»
Но мы должны вводить какие-то ограничительные рамки. Я уже вспоминал про табак и алкоголь — табак был везде, его реклама была везде, в прайм-тайм шла реклама табака. Сейчас его нет нигде, всемирная конвенция подписана и так далее. Сейчас есть две тенденции в мире: с одной стороны, в некоторых европейских школах детей обучают чуть ли не гомосексуализму, с другой — многие выступают против детского насилия. Отголоски этого — пока в таком виде — дошли сюда.
Но это промежуточная стадия. Вот что настораживает. А сам по себе факт введения в действие недавних поправок лично меня не беспокоит. Мало ли на чем стоит маркировка 18+. Вы идете в кино с детьми, и никто на это не смотрит. В той же Государственной Думе, которая эти поправки приняла, вовсю идет дискуссия о том, чтобы не показывать сцены насилия вообще. Это уже другое. Это тоже будет оторвано от жизни, как и в случае с запретом показа употребления алкоголя в 1980-е.
Если новые поправки — шаг на этом пути, то ничего хорошего они не означают. Например, в одном фильме говорится о детях-преступниках (и убийцы среди них были), которых во время войны помещали в специальный лагерь и готовили из них диверсантов. Но такие дети [жестокие] были, конечно. И сейчас они есть. И что, мы скажем, что их нет? А потом ребенок столкнется с ними вживую.
Есть насилие по отношению к детям, есть насилие самих детей по отношению друг к другу и по отношению к взрослым. Это никуда не спрячешь. Равно как и не спрячешь художественное произведение.
При этом в новых поправках образовательный процесс не затрагивается совсем. А в таком случае речь должна вестись о школьных программах. О включении в них каких-то компонентов или их исключении. Об этом ничего не говорится. Речь идет о фильмах, о книжной продукции разного назначения, которая должна продаваться в радиусе 100 метров.
То, что под действие возрастных маркировок подпадают некоторые художественные произведения, в том числе классика, это уже противоречия. В конце концов, есть Уголовный кодекс, где указаны виды насилия и статьи за них. Ведь не запрещено его читать и стращать им? Так что пока эти новые поправки — мягкий намек, который кроме интересов тех, кто интенсивно выпускает такие фильмы, больше ничего не затрагивает.
«Книжный магазин напротив школы продает "Лолиту" Набокова. Ее оттуда изымут?»
Игорь Реморенко, ректор Московского городского педагогического университета:
Никто не хочет, чтобы дети видели негативные вещи. Но с точки зрения реализации здесь могут возникнуть сложности. Вот, к примеру, книжный магазин напротив школы, где продается «Лолита» Набокова. Ее оттуда изымут? Тут все зависит от ретивости правоприменителей. Педагогам будет сложнее. Им придется заранее все вычитывать.
Что же касается норм, которые ограничивают показ определенных вещей в кино, то они достаточно хорошо описаны. Здесь никаких сложностей не будет.
В целом же, да, вопросы, которые возникают у детей, в том числе связанные с сексуальным насилием, нужно будет обсуждать. И родителям, и педагогам. Этот закон подобные возможности не ограничивает. Он лишь продолжает ту линию, которая началась с введения запрета на продажу спиртного возле школ.