У группы Shortparis вышел альбом «Так закалялась сталь» — итог их творчества за последние два года, во время которых петербургский коллектив окончательно превратился в одну из самых заметных отечественных рок-групп: многомиллионные просмотры клипов на Youtube, аншлаговые концерты в России и за рубежом, повышенное внимание деятелей культурных элит, выступления на центральных телеканалах. Корреспондент «Ленты.ру» Олег Соболев попытался понять феномен Shortparis.
Все в группе Shortparis придумано для того, чтобы впечатлить. Самый очевидный пример — прошлогодний клип на песню «Страшно». Он собран из символов, ни у одного из которых нет интуитивно понятного значения и которые вместе с тем оставляют ощущение их нарочно контринтуитивного использования. Актовый зал школы — с одной стороны, отсылка к связанному с ним в общественном сознании Беслану. С другой — на всю жизнь втершаяся в память о детстве арена одновременно и драматичных попыток детей соответствовать образовательным стандартам физического воспитания, и подчеркнуто канцеляристских самодеятельных праздников, и дискотек, электризующих воздух порочной неизбежностью безнаказанных нарушений возрастных табу. В «Страшно» же зал оказывается площадкой для ритуальных танцев, хореография которых ломает логику ролей, изначально определенных их участникам. Арабская вязь — живая в культурной памяти многих народов страны, но вызывающая непонимание и недоверие у доминантного этноса, — служит в качестве караоке-титров, с точки зрения своей практической функции бессмысленных для песни, исполняющейся на другом языке. Российский флаг — формально призванный вызывать патриотические чувства, но чаще источающий обыденность и пустоту, — возвышается над грязью городского пустыря в руках полноватого подростка, который по своему типажу имеет в реальности мало шансов стать знаменосцем. Текст «Страшно» имплицирует вынесенное в свой заголовок чувство — но клип старательно стирает любой страх из пронизанных им визуальных жестов . Что это все значит — пойди пойми. Это очень просто прочувствовать — и толком нельзя объяснить.
Судя по обилию текстов, разбирающих значение как альбома «Так закалялась сталь», так и суть образа и методов Shortparis, задача все-таки что-то объяснить интересна достаточному количеству людей. В одном за другим интервью группе дают шанс объясниться — и ее участники только больше запутывают, предпочитая отвечать несколькими голосами, которые нередко противоречат друг другу. Вокалист Shortparis Николай Комягин — искусствовед, и он хорошо понимает, что в любом искусстве диалог между произведением и аудиторией ведется в пространстве личного, а не универсального. Универсальность посылаемых во внешний мир сообщений — скорее качество, присущее предмету искусства, причем крайне редко. Бывает, впрочем, что художник ставит перед собой задачу выразить в своей работе что-то общедоступное и общепонятное — и не проваливается с треском, но и не празднует триумф, а оказывается со своей работой в серой зоне, где о значениях есть смысл спорить. Shortparis — ровно такой случай. Петербургская группа настолько виртуозно жонглирует недосказанностью, что почти любая попытка разглядеть возможные универсальные значения их творчества рискует оказаться спекуляцией. Но это — только если концентрироваться на всей полноте деятельности Shortparis. Если же подойти к альбому «Так закалялась сталь» как к исключительно музыкальному произведению, то многое встанет на свои места.
Склонные на своих концертах к импровизации, а в своих клипах и выступлениях на камеру — к провокации, Shortparis звучат в записи удивительно боязливо, предсказуемо, сухо и одномерно. «Так закалялась сталь» — это, если не брать в расчет голос Комягина, ритмичное марево, сотканное из синтезаторов, точечных ударов перкуссии, лишенных воображения ритмов барабанов, предсказуемых басовых линий и гитарных соло, отсылающих к традиционным эксцессам рок-н-ролла. Все эти инструменты если и звучат вместе, то только в самых очевидных моментах песен — когда группе нужен действенный драматический ход. Иногда для этой цели они, правда, обходятся и сочетанием пары-тройки звуков, но сочетанием обязательно предельно интенсивным, призванным всей своей насыщенностью обозначить кульминационный момент.
Фото: @_shortparis_
Почти все новые песни Shortparis — кроме, может быть, «Нелюбви» или «Жизни за царя», — в определенный момент взрываются в лицо слушателю напыщенной манерностью: прокравшись через один куплет, группа взвинчивает себя до предела в припеве, потом повторяет этот трюк еще один раз, если нужно — держит напряжение в дополнительных проигрышах, и в конце уверенно ставит восклицательный знак. Надо отдать должное: это не повально свойственная рок-музыке со времен Nirvana игра на динамичности по форме «тихо-громко-тихо-громко», а чуть более тонкая организация, в которой важна не абсолютное остервенение восклицаний, а их тоталитарная беспощадность. Shortparis еще и умудряются найти разные оттенки этой беспощадности, от маниакальной жестокости припева песни «Отвечай за слова» до кокетливой опустошенности рефрена в «Стыде». Это все немного похоже на то, как композитор Шостакович в период засилия сталинского соцреализма и в эпоху гонений на формализм в искусстве находил новые способы заставлять свою симфоническую музыку истошно кричать деланным псевдо-малеровским драматизмом и заменявшими тонкие эмоции слоганами — как в эндшпиле знаменитой «темы нашествия» Седьмой («Ленинградской») симфонии. Трудно представить более примитивный способ подчеркнуть важность высказывания.
Вспомнить про соцреализм в связи с оформлением и звучанием «Так закалялась сталь» есть еще немало поводов: начиная с названия, пусть и цитирующего Летова, но все-таки обыгрывающего заголовок эталонного для этого художественного метода романа, до монументальной маршевости мелодий, в которой слышны отзвуки боевых песен тогдашней эпохи. Самая отличительная в таком контексте особенность альбома — это очень свойственное сталинской культурной политике решение Shortparis пожертвовать индивидуализмом ради коллективной цели, а именно — лишить звук «Так закалялась сталь» любых намеков на мастерство отдельных музыкантов. На своих концертах группа дает каждому из своих участников возможность проявить себя. В такие моменты, когда, например, гитарист Александр Ионин находит способ вонзить острые непредсказуемые звуки в текстуру песен, а, скажем, барабанщик Данила Холодков уходит в экстатическое помутнение от свободы бить и колотить, — Shortparis начинают звучать как коллектив, где каждый участник незаменим, потому что по-разному воспринимает общность подчеркнуто совместного музицирования.
Но на «Так закалялась сталь» на это нет и намека. Альбом движется единой и немного безликой массой ритмов, за которой не слышно, что его записали именно люди с фотографий Shortparis. Они могли бы быть заменены анонимными сессионными музыкантами — и разница была бы непринципиальной. Исключение — соло и проигрыши Ионина, которые, впрочем, все как на подбор ужасно скучны в своей эффектной классической идиоматике. Есть, правда, фрагменты, как в «Страшно», когда гитарист драматично снижает плотность своей игры при помощи пауз между аккордами, — но эта стилистическая деформация, излишне срежиссированное отступление, в остальном никак не встраивается в предельно прямолинейную музыку. Гитара на этом альбоме — чуть ли не просто-напросто лишний инструмент.
Фото: @_shortparis_
Столь одномерную в плохом смысле музыку, впрочем, вытягивает голос Комягина. На сцене и в клипах он — пожалуй, самый искусный фронтмен в русской музыке. В его движениях и магнетизме нет усталой патетики архетипичного поведения рок-певца у микрофона, а есть несвойственная таким людям наигранная аляповатость, которая необычным способом выражает все те обычные качества, за которые фронтменов вообще можно ценить — пластичность, сексуальность, уникальность сценического присутствия, умение реагировать на настроения аудитории и отдельными идиосинкразиями давать ей ориентиры для следования музыке. Как вокалист Комягин не настолько хорош, но только он заставляет эти песни заходить за те границы, в пределах которых их держит безликость выбранной для записи стилистики. Его манера пения не имеет очевидных первоисточников: да, порой Комягин звучит как какой-нибудь другой певец, но ритмическое и артистическое разнообразие его вокала не дает точно определить, какой точно. Самое же впечатляющее в этом голосе — способность очень тонко задействовать громадный арсенал маньеризмов, на которых концентрируется внимание слушателя. Вокалист запросто может перейти с торопящегося продержаться еще несколько слов трагичного полукрика к стоическому проговариванию отдельных слогов — и такие ходы работают в отдельных песнях чуть ли не лучше их хуков.
Тексты Комягина при этом состоят из однообразных по построению строчек. Почти каждая — отдельный афоризм, то интонационно играющий с языком тоталитарного прошлого, то использующий тот же язык для намека на настоящее. Иногда Комягин подразумевает отдельными оборотами разнообразные проявления плотской порочности, часто — декларирует различные состояния, то ли протагониста, то ли воображаемого коллективного бессознательного. Его тексты как бы заигрывают с определенным взглядом на отечественную политическую повестку — что Россия это полицейское государство, произвольно и одновременно безукоснительно применяющее силу как инструмент контроля, где каждый в шаге от наказания, причем далеко не всегда заслуженного или в принципе понятного, — но при этом ничего подобного напрямую не выражают. Многие строчки можно было бы поменять местами или вообще песнями — и их осмысленная неспособность проговорить претензии и боязнь дочувствовать тревоги сохранится. Так что без Комягина эти песни просто бы не запоминались так, как запоминаются, а именно — пугающе запросто.
Но артистизм Комягина как исполнителя — почти единственное, чем «Так закалялась сталь» обращает на себя внимание. Ну, еще та самая манера Shortparis в ключевые моменты непримиримо двигаться вверх все-таки неукоснительно работает — как понятный раздражитель, заставляющий не заскучать совсем. Но фактически только на таком материале группа никогда бы не утвердилась как феномен — а значит, ей все-таки потребовались для этого средства внемузыкальные. Фотосессии, концерты, клипы — это все для них не только способы продвижения самих себя, а ключевые форматы передачи всего, что группа не может отобразить в записи. В ход идут еще и сопроводительные тексты. Так, к альбому прилагается небольшая аннотация на странице Shortparis во «Вконтакте». Она состоит из цитаты из «Манифеста Коммунистической Партии», в отрыве от контекста отчасти иллюстрирующей смысл двух следующих предложений, уже авторских: «композиция из девяти разнородных частей. Релиз выстроен как движение от глянцевых форм к протесту, лишь иллюзорно возможному внутри поп-культуры». Подобная аннотация — вроде как откровенное кокетство, символ, наделенный видимостью многозначительности. Но вдруг это впечатление предельно обманчиво — и что если многозначительность здесь и правда есть, только несколько в другом смысле, чем принято искать в Shortparis?
Важно понять, что отсутствие глубинных смыслов в искусстве — совсем не повод его фундаментально обесценивать. Теоретик Марк Фишер в своей заметке об альбоме Tin Drum группы Japan, который он назвал «самым поверхностным альбомом на свете», задает вопрос, впервые высказанный Жилем Делезом: если поверхностность означает отсутствие глубины, то почему глубина не означает отсутствия поверхности? Возможно, Shortparis — это чистая поверхность, группа, которая сознательно превращает свое искусство в набор парадоксальным образом одновременно вычурных и дешевых манипуляций, не уходящих дальше простейшего синтеза культурных, исторических или политических концептов ради полного освобождения их от любых значений. Это вовсе не значит, что они не таят внутри своего творчества нечто большее. Просто это большее — уже не призрачная универсальность, а умение видеть вокруг себя простые элементы повседневности, которые, будучи помещенными вместе в одно пространство предмета искусства, теряют первоначальные смыслы, но от этого кажутся только сложнее и многограннее.
Фото: @_shortparis_
В этом смысле, конечно, пугающую однообразность звука, выверенный формализм музыки и общее отсутствие воображения на «Так закалялась сталь» объяснить в контексте всего творчества Shortparis становится легче — это, кажется, просто неудачная попытка группы упростить самих себя. Возможно, для того, чтобы затем позабыть, а после — найти себя заново. Но более вероятно — чтобы удовлетворить требования мира, в который они окончательно вошли за последние два года. Вернемся к аннотации к альбому: тот самый лишь иллюзорно возможный протест — это в подобном разрезе вовсе никакая не попытка, например, осмыслить отношение политического высказывания и собственного статуса. Это осознание тщетности творческой свободы внутри механизма поп-культуры. И если это так — то «Так закалялась сталь» действительно хороший тому пример. Выбор за Shortparis: или дальше ставить себя в рамки, тем самым пытаясь подстроиться под обстоятельства, или начать относиться к процессу записи своих песен со свойственной им фантазией, естественностью, провокационностью и стремлением впечатлить.
16 ноября группа Shortparis выступит в Санкт-Петербурге, 21 ноября — в Москве
