В России работа над законом о профилактике домашнего насилия проходит на фоне скандалов, которые инициируют его многочисленные противники. Сенаторы запросили рекомендаций от регионов и их мнения о проблемах домашнего насилия с учетом местной специфики. Одним из наиболее патриархальных в этом смысле является Северный Кавказ. Однако даже там происходят изменения: недавно в Ингушетии впервые на высоком уровне прошел круглый стол на эту тему. По просьбе «Ленты.ру» журналистка Лидия Михальченко посетила его и поговорила с теми, кто надеется получить защиту, когда примут новый закон.
«Справедливый шариатский суд»
40-летняя жительница Грозного Лейла (имя по ее просьбе изменено — прим. «Ленты.ру») обе чеченские войны провела в республике, пережила бои и бомбежки, однако сейчас вынуждена скрываться от супруга и прятать своих детей.
В 2004 году она вышла замуж за уроженца Ингушетии, который был старше ее на 12 лет. Семейная жизнь не стала счастливой. По ее словам, муж оказался игроманом, и все деньги, которые давали молодоженам родственники, он проигрывал в казино и в карты с друзьями.
Конфликты усилились, когда Лейла забеременела. За месяц до родов муж избил ее в первый раз. «В очередной раз в полночь муж сидел со своими пьяными друзьями. Потребовал, чтобы я вышла и поздоровалась с братвой, а также подала им еду. Я отказалась, и он затаил злобу. На следующий день — слово за слово — он меня отлупил. Боль от побоев я почувствовала лишь на следующий день. Спина вся была черная, я не могла даже лежать», — рассказывает она.
В поисках справедливости она обратилась к старшему родственнику мужа, который работал директором школы. Она рассказала ему о насилии, а его жене показала следы побоев. Вопреки ее ожиданиям, никаких мер никто не принял.
Девочка родилась с внутричерепным давлением и пороком сердца. Врачи предупредили, что если не заниматься лечением, может развиться ДЦП. Полтора года Лейла четырежды в неделю возила дочку на массаж в поликлинику и к частным детским массажистам, все ее заработанные средства уходили на лечение ребенка, отец же, по ее словам, не дал ни рубля. При этом брак, который был заключен согласно региональным традициям, расторгнуть из-за давления родственников она не могла. В нем родились еще четверо детей. Родня мужа продолжала давить, конфликты только усиливались, и в результате женщину выгнали из дома, деньги на строительство которого при замужестве выделила ее семья.
Лейла вернулась в Грозный с пятью детьми, устроила их в садик и школу, сняла квартиру. Но спокойствия это не прибавило: по ее словам, супруг приезжал к ней и просил деньги под разными предлогами — на ремонт автомобиля, на лечение зубов и так далее — и отказывался покидать квартиру, пока не получал свое. «Я устала постоянно жить в страхе и нервотрепке, мне на свою голову пришлось пойти за помощью в муфтият Чечни. Обратившись в "справедливый шариатский суд", я совершила тотальную ошибку. Написала пять заявлений с 2014 по 2019 год. Муфтии не зарегистрировали ни одного», — говорит она.
По ее словам, однажды ее попросили переписать прошение «на их вкус», чтобы наконец принять его, но этого так и не произошло. Просила она следующего: развода по мусульманским законам, возврата имущества и обеспечения детей по закону шариата.
Фото: Дмитрий Коротаев / Коммерсантъ
Содействия от религиозных авторитетов она не дождалась. В 2016 году кадий (мусульманский судья — прим. «Ленты.ру») Ленинского района Грозного вызвал Лейлу не по ее заявлению, а по жалобе мужа. «Я была возмущена такой несправедливостью. В кабинете кадия меня заставили поклясться на Коране о том, что я говорю правду. Я поклялась. Кадий назвал меня лгуньей и сказал, что у них есть приказ непокорных жен выдворять из республики», — вспоминает она.
«Люди выходили из муфтията и тут же начинали перестрелку»
«У меня была сегодня заявительница. Она рассказывает, что муж ее избивал и даже ударил ножом. Я спрашиваю: обращались ли в МВД, Следственный комитет, прокуратуру? Она говорит: нет. Почему? Отвечает: у меня есть только один брат, отца нет. Многие женщины боятся огласки, боятся, что из-за жалобы мужа посадят в тюрьму», — рассказала 14 ноября уполномоченная по правам ребенка в Ингушетии Зарема Чахкиева на первом в республике круглом столе, посвященном проблеме семейного насилия.
Зарема Чахкиева во время выезда в проблемную семью
Фото: страница Заремы Чахкиевой во «ВКонтакте»
В аппарате уполномоченного по правам человека в Ингушетии Джамбулата Оздоева собрались региональные представители следственного комитета, МВД, органов опеки, общественники и сенатор от республики Мухарбек Барахоев.
Детский омбудсмен Чахкиева заявила им, что ежедневно в ингушских семьях избивают детей и женщин, но чиновники не могут полноценно решить проблему профилактики насилия без соответствующих законов.
«Мы собираем комиссию и выезжаем в проблемные семьи, берем с собой духовенство: имама или помощника имама, чтобы он объяснил ситуацию по шариату. Нам отвечают: это наш дом, мы сами знаем, что здесь лучше. Начинаются жалобы, звонки от родственников, нам трудно работать. Наш менталитет, с одной стороны, необходим, а с другой стороны, мешает — на него ссылаются вместо решения вопроса по закону. Женщина после побоев мужа обратилась в МВД, его посадили, детей у нее забрали родители мужа, и три года она не может добиться исполнения решения суда и забрать детей. Нам объясняют, что, по традиции, та женщина, которая “посадила” своего мужа, не сможет ничего дать своим детям», — заключила чиновница.
Омбудсмен Джамбулат Оздоев заявил о том, что сейчас закон реагирует только тогда, когда преступление в семье уже совершено, когда преступник долгое время ведет себя «не по-семейному». Но начинать действовать, по его словам, нужно намного раньше. В частности, в Ингушетии нет кризисных центров для женщин, нередко случались ситуации, когда женщин с детьми выгоняли из дома, и им некуда было податься.
«У нас кроме исправительного центра нет ни колоний, ни тюрем — осужденных отправляют за пределы Ингушетии. Только в подразделении "Хозобслуга", как правило, оставляют женщин. Когда я с ними беседую, выясняется, что практически все они осуждены за преступления против мужей. Они не Рэмбо, не рецидивистки. Однако они были объектами многолетних издевательств со стороны мужей. Мы говорим: наш менталитет, особенности, адаты... К чему это все приводит? В какой-то момент происходит щелчок, и насильник оказывается в гробу, а эта женщина — в тюрьме. Дети — сироты, травма на всю жизнь. Если бы на какой-то стадии срабатывала система предупреждения, то и муж остался бы жив, и дети бы не осиротели», — убежден он.
Фото: Максим Шеметов / Reuters
Также Оздоев привел статистику, согласно которой от насилия в семье в 93 процентах случаев страдают женщины и в 7 процентах — мужчины. Он констатировал, что декриминализация побоев в 2016 году усложнила ситуацию, учитывая, что на Кавказе семейные конфликты не принято доводить до суда, и все стараются избежать развода, а разрешению споров способствует только институт старейшин.
Представитель МВД Магомед Куриев подтвердил, что в большинстве случаев домашнего насилия страдают женщины: по его данным, чаще всего конфликтные ситуации возникают на стадии развода. И к их разрешению ведомство приглашает религиозных авторитетов.
«Меры профилактики насилия крайне слабые и не прописаны в законодательстве», — подтвердил сенатор от Ингушетии Мухарбек Барахоев. Он заявил, что для защиты жертв семейного насилия нужен «системный подход». В качестве примера ситуации, которую он мог бы решить, Барахоев привел известный всей стране случай с семилетней ингушской девочкой Аишей Ажиговой, которую длительное время истязали в семье отца, в результате чего у ребенка были зафиксированы переломы, началась гангрена, пришлось ампутировать руку.
По словам же представителя управления Следственного комитета по Ингушетии Тимура Берсанова, подобное делу Аиши Ажиговой преступление — случай не единичный. Он пояснил, что следователям сложно выявлять жестокое обращение с детьми и документировать факты, так как соседи и родственники «не хотят вмешиваться и молчат», но информация о насилии становится достоянием общественности. Уполномоченная по правам ребенка Чахкиева подтвердила, что органы опеки и попечительства начинают заниматься ребенком, когда он уже стоит на учете в отделе по делам несовершеннолетних в полиции, но при этом мелкие преступления учеников школы предпочитают скрывать, чтобы не портить репутацию образовательного учреждения. В Ингушетии гордятся отсутствием детских домов, однако есть очень проблемные дети, которых некуда девать.
Мулла беседует с невестой в родительском доме в селе Ачхой-Мартан перед предстоящей свадебной церемонией в городе Грозном
Фото: Саид Царнаев / РИА Новости
По мнению сенатора Барахоева, ситуацией должен владеть участковый инспектор, и сигнал должен поступать от него и от органов опеки. Однако, добавил политик, в Ингушетии есть также общественный контроль, старейшины и религиозные деятели.
«Даже при новом законе мы не должны отходить от традиционных институтов. Если уповать только на законы и кодексы, мы много потеряем, ведь именно идентичность, присущая нашему народу, всегда помогала сохранить самобытность. Ингуши переживали трудные времена и выстояли только благодаря институту семьи. Как я вижу, наряду с усилением роли официальных структур нам необходимо вернуться к общественному контролю. На мой взгляд, большую роль здесь играют религиозные деятели», — уверен он.
С ним, однако, не согласился руководитель ингушского отделения правозащитного центра «Мемориал» Тимур Акиев. Правозащитник заявил, что «никакие муфтии, имамы и общественные организации не повлияют на человека, пока он не будет чувствовать, что его преступления будут наказуемы».
«Бывало, люди выходили из муфтията и тут же во дворе начинали перестрелку, потому что их не устраивало принятое кадием решение. Ни ислам, ни бог — люди порой не имеют никаких авторитетов, кроме своих собственных убеждений. Надо дать понять, что за нарушение закона последуют санкции. Только в этом случае человек будет держаться в рамках. А если он понимает, что старейшины все утрясут на бытовом уровне, а через месяц он снова поднимет руку на ребенка или жену, то это будет продолжаться бесконечно», — выразил уверенность Акиев.
Горожане на аллее Ахмата Кадырова в Магасе во время торжественных мероприятий, посвященных 25-летию Республики Ингушетия
Фото: Зубайр Байраков / ТАСС
«Был случай, когда женщина пришла в пророку Мухаммеду, — ответил ему религиозный деятель и специалист министерства национальной политики, печати и информации Магомед Харсиев. — Сказала, что у нее есть ребенок, которого она носила, кормила, о котором заботилась, а теперь пришел отец и хочет забрать. Пророк ответил: ты имеешь больше прав опекать своего ребенка в том случае, если не выйдешь замуж за другого человека. В исламе учитывается не интерес отца, матери или тейпа, а интерес ребенка. Если женщина вторично выходит замуж, ей не удастся уделить прежнее внимание своему ребенку».
Последней на круглом столе прозвучала информация, что в Ингушетии стало больше разводов: до шести в неделю в одном районе. В качестве решения проблемы предложили создать «общественный совет для примирения разводящихся родителей». На этом официальная часть закончилась.
«Девушки видят несправедливость к себе»
В успех нового законопроекта в республике верят не все. Координатор образовательных проектов общественного фонда социального развития «Генезис» Марета Дзейтова-Тангиева признает, что людям нужно говорить о недопустимости насилия, и никакие адаты эту работу не заменят. В частности, ее фонд проводит двухдневные тренинги по гендерному просвещению для ингушских студенток.
На этих встречах среди прочих заданий ведущая задает кейс: допустим, вам 17 лет, и вы узнаете, что отец без вашего согласия планирует выдать вас замуж за незнакомого человека. Ваши действия?
Ни одна из нескольких десятков участниц не отвечает, что ситуация с принудительным браком нереальна — напротив, все подтверждают, что история типична для кавказского региона. Они предлагают свои решения: узнать получше предполагаемого жениха — может, любовь придет со временем; смириться, потому что так хочет папа; объявить своему парню, если таковой имеется, что пора засылать своих сватов, иначе уведут.
Им рассказывают о гендерном равноправии и фактическом дисбалансе власти в семье и обществе, и эти знания вызывают «большой резонанс», отмечает Дзейтова-Тангиева. «Многие стремятся записаться, узнав о следующем тренинге. Кто-то и вторично приходит. Девушкам это важно, потому что они видят несправедливость по отношению к себе», — объясняет она.
«У нас недавно мэрия Магаса выдала брошюру, как себя нужно вести в обществе, — продолжает собеседница "Ленты.ру". — Может, имеет смысл просвещать, как надо вести себя в семье? Людей отталкивает оправдание насилия исламом и адатами. Якобы по ним можно нарушать права женщин. Эти утверждения дискредитируют нашу идентичность и вызывают неуважение к нашим традициям со стороны других народов, роняют наш авторитет».
Законные основания
Этой осенью сбежавшая от мужа Лейла сама обратилась в полицию с заявлением на супруга. Она просила содействия в возврате оставшихся у него детских вещей. В ответ на это 5 ноября муж Лейлы проник в квартиру, пока она была на работе. Дома были дети. Он, по словам женщины, вывернул все шкафы, забрал приглянувшиеся ему предметы одежды, в том числе пальто, купленное старшему сыну на вырост, устроил бардак, снял на видео «антисанитарные» условия жизни детей и написал заявление на нее как на негодную мать. Детей он вывез к своим родственникам в Ингушетию.
Как говорит Лейла, трюк с бардаком в квартире и дальнейшей демонстрацией роликов полиции супруг уже проделывал дважды несколько лет назад, но тогда ей удавалось прибраться до прибытия комиссии по делам несовершеннолетних.
Однако ей также стало известно, что супруг исключил ее из семейного списка на получение компенсаций вынужденным переселенцам и объявил себя отцом-одиночкой. Им обоим как жертвам войны в Чечне, потерявшим жилье, полагалась по закону выплата в несколько миллионов рублей. По ее словам, требуя от нее нужной подписи, муж прибегал к угрозам убийством, преследованию и рукоприкладству.
Лейлу вызвали на ковер в мэрию и вынесли административное наказание за ненадлежащее исполнение родительских обязанностей по статье 5.35 КоАП. К этому моменту ей удалось забрать из Ингушетии троих младших детей и найти им надежное укрытие за пределами региона. По ее словам, на заседании в мэрии чиновники отчитали ее за то, что она увезла детей. Там заявили, что ей надо бы вернуться к мужу — он, мол, не против.
