В 2017 году вся Россия узнала о дуэте татарской поэтессы Айгель Гайсиной и петербургского электронного музыканта Ильи Барамии — группа выпустила клип на хитовую песню «Татарин» и выступила в эфире «Вечернего Урганта», с тех пор собрав более 56 миллионов просмотров и отметившись практически на всех крупных фестивалях страны. После дебютного альбома «1190» искусно маневрирующие между EDM, хип-хопом и даже шансоном участники АИГЕЛ запомнились слушателям мрачной тюремной лирикой, а на третьей пластинке «ЭДЕМ» нарисовали безрадостный образ небольшого российского городка. Недавно у группы также вышел резонансный клип You're Born. «Лента.ру» пообщалась с находящимися в разных городах музыкантами и узнала, что они думают о своей внезапной популярности, переезде из России и, конечно же, охватившей мир пандемии.
«Лента.ру»: В марте у вас вышел клип You're Born, который вызвал бурный отклик из-за того, что в нем нашли параллели с нынешней политической ситуацией в России, хотя, как я понимаю, это получилось непреднамеренно. Расскажите, кому принадлежит идея клипа?
Илья: Это все режиссер Анджей Гавриш. Я ему послал альбом еще до выхода, и ему понравилась эта песня. Он сказал, что хочет на это что-то сочинить, и прислал сценарии, штук шесть. И вот последний прямо срезонировал. Предыдущие были красивые и интересные, но не очень вязались с музыкой, а этот совпал хорошо.
Айгель: В основном мы не придумываем визуалы. Кто-то приходит к нам с идеей, и мы говорим либо «да, кайф, давайте придумаем, как это сделать», либо объясняем, что нам не нравится. Но Анджей — такой человек, что у него все сценарии были офигительные. Но в случае с You're Born все совпало мистическим образом с ситуацией.
Видео: АИГЕЛ АИГЕЛ / YouTube
Можно ли сказать, что этой работой вам наконец удалось перебить успех вашего главного хита «Татарин»?
Айгель: У нас просто есть музыка для каждого сегмента очень разных людей, которые нас слушают. Для тех, кто любит что-то сложное, у нас есть трек из последнего альбома «Оно выделяло тепло». На него вышел клип — он был не особо просматриваемый, но вызвал большой отклик. Что касается широкой публики, которая вообще о нас почти ничего не знает, то для них мы — это «Татарин», конечно.
Илья: В общем мы отучили людей. Когда они приходят к нам на выступление, они не ждут, что будет «Татарин» и все остальное. Они слушают концерт.
Айгель: Ну да. На концерт именно наши слушатели приходят. Случайные люди, которым нужен только «Татарин», приходили в первый год — там была очень разношерстная публика, совсем безумные сочетания.
Можно сказать, что за последние три года вы привыкли к популярности?
Айгель: Моменты, когда меня узнают, для меня всегда стресс. Слава богу, это происходит не так часто, чтобы я совсем ушла со сцены. Для меня это какая-то тяжелая тема. Мне до сих пор не очень все это нравится. Но меня радует то состояние, в котором мы пребываем: это все-таки не попса-попса, а андеграунд, про который знают чуть больше людей. Есть какая-то свобода. Но еще раздражает чувство, что ты с кем-то общаешься, ты его не знаешь, а он тебя знает. И состояние какое-то получается, что вы в неравных условиях. Но если бы ты была Димой Биланом, ты бы просто была параноиком, потому что про тебя точно все знают. Но все равно то, что у нас есть свобода, то, что мы можем делать то, что хотим, и мы не заложники каких-то там ожиданий и не находимся в плену своих слушателей, это классно. Илья, мне не хочется быть еще более популярными (смеется).
Илья: От тебя это не очень зависит. Лично я как работал, так и работаю. Это интересный для меня проект, и интересно, как он развивается и что будет дальше. У нас прямо много планов странных, которые неизвестно к чему приведут. У нас будет татарский альбом, например. Скоро выйдет клип, который тоже очень неоднозначный (речь об опубликованном 10 апреля видео на песню «Две недели» — прим. «Ленты.ру»).
Фото: @meln1chuk / @aigelband
К слову о языке. You’re Born — ваша первая песня на английском. Планируете ли вы еще англоязычные песни?
Айгель: Вообще планов насчет языка никогда нет. Просто когда слушаешь трек, начинаешь думать, какой язык туда ляжет. А так чтобы выполнить план по английским песням, то такого нет. На английском мы никогда не планировали песни писать, потому что, во-первых, мы достаточно текстоцентричная группа, и хочется, чтобы в России нас понимали. Во-вторых, на английском я ничего особенно классного не напишу, потому что глубина знания языка не позволяет сделать что-то такое, что войдет в историю английской литературы. Я стараюсь делать то, что я умею делать классно. На английском я могу писать простые ненавязчивые тексты, если мне не хочется перекрывать музыку. В You’re Born музыка крутая, и мне хотелось, чтобы я не встала и не заслонила ее.
Айгель, ты не раз говорила, что изначально захотела сотрудничать с Ильей, потому что тебя заинтересовало то, что он делал в составе проекта «Елочные игрушки». Насколько ты вообще была погружена в электронную музыку до появления группы АИГЕЛ?
Айгель: Я интересовалась подобной музыкой, но я слушала пачками кучу всякого, даже названия не скажу. Я любила всегда что-то нишевое, странное и максимально непонятное. Илья удивлялся, что это вообще такое и откуда. Он, который все слушал, он ничего из этого не слышал. Во времена, когда еще музыку на дисках друг другу перекидывали, у меня копились очень странные записи. И «Елочные игрушки» каким-то таким же способом у меня оказались.
Результат вашего сотрудничества в итоге совпал с твоими ожиданиями?
Айгель: Вообще не совпал. Я же собиралась делать аудиоспектакль. Но я и сама писала электронную музыку, как умела, во FruityLoops тыкала и сочиняла. И сотрудничала с какими-то продюсерами, с которыми в интернете знакомилась. То есть у меня был опыт музыкального сотрудничества, когда я пишу песни, а мне помогают, музыку придумывают. Но с Ильей у меня был конкретный план — не песни писать, а аудиоспектакль. Но в итоге получились песни, причем в таком жанре, в котором даже я вообще не представляла, что способна работать. Получилось что-то совершенно удивительное для всех. Потому что Илья хотел, чтобы я делала рэпчик, а я не умею делать рэпчик так, как его делают нормальные люди, поэтому когда он услышал мои первые попытки, то сказал: «Блин, что это такое?»
Илья, а тебя почему заинтересовали мрачные и связанные с тюремной тематикой тексты, которые прислала Айгель? Или тебя больше интересовала форма, а не смысловая составляющая?
Илья: По текстам я понял, что там все хорошо и грамотно сделано, не придраться. Дальше уже, конечно, интересовала форма, в которую это можно облечь, которая будет свежей, новой и отзовется в слушателях. Да, поначалу приходилось преодолевать какое-то сопротивление, потому что это был слишком странный материал на слишком странную тему, и мы поэтому долго не могли найти издателя. В итоге мы издали альбом сами.
А с какими самыми безумными интерпретациями своих треков вы сталкивались?
Айгель: У нас в последнем альбоме есть песня «Только не земля» про то, как в самолете летит девушка мимо бога. И кто-то в комментариях у нас в группе написал, что это песня шахидки. И если читаешь текст, держа в уме, что это песня шахидки, там все сходится, хотя я про это не писала. И из-за того, что этот образ шахидки достаточно сильный и страшный, для меня это была очень неожиданная интерпретация, потому что она прямо ложится. Бывает и так, что люди какой-то бред несут, а тут логически все совпадает. Это было жуткое впечатление.
Айгель раньше говорила о желании переехать из России. Какие мысли сейчас у вас обоих по этому поводу?
Айгель: Я патриот, я не могу уехать из России, потому что я люблю свою страну, как бы пафосно это ни звучало. Не хочу уезжать, даже несмотря на то, что было бы классно воспитывать ребенка в какой-нибудь стране с офигенным образованием, свободной обстановкой и хорошим климатом. Просто нет, не хочу уезжать. Единственное — я хочу уехать из Набережных Челнов, потому что долго тут проторчала, с 2013 года, и только сейчас думаю: «Да сколько можно?» Каждый день хочу уехать в новый город. Наверное, Москва или Питер, потому что в Питере Илья, и будет классно с ним что-то вместе делать, но в Питере дети зеленые. Илья вот говорит, что у него зеленый ребенок, а я не хочу, чтобы мой ребенок тоже был зеленый (смеется).
От чего же они там зеленеют?
Айгель: Я не знаю, от влажности.
Илья: Надо обязательно ребенка вывозить надолго на юг, чтобы он был нормального цвета.
Айгель: Вот у Ильи ребенок летом в Анапе живет и там становится ребенком цвета ребенка. Просто есть какой-то стереотип про Питер, хотя я, как ни приеду, там солнышко. Но мне все-таки ближе Москва — она вся такая азиатская, похожая на меня.
Илья: Сейчас все-таки границы открыты — ты едешь куда хочешь. Почему обязательно надо навсегда уезжать? Нравится тебе там-то — взял и поехал. Мой дом — это моя студия. Сейчас я перевез ее в квартиру. Соседи все разъехались по дачам, поэтому я могу фигачить новый материал, чем и занимаюсь.
Илья, ты говорил, что даешь сыну слушать песни АИГЕЛ, а Айгель в одном из интервью упоминала, что наоборот не показывает дочери ваше творчество. Вы пытаетесь детей как-то ограждать от искусства, до которого они не доросли?
Илья: Я считаю, то, что мы делаем, и то, чем я занимался до этого, — это хорошая и качественная информация, правильная вещь, за которую я отвечаю перед ним. Я считаю, что у меня в квартире хороший музыкальный фон, пусть он в этом и растет.
Айгель: Раньше у меня в принципе была такая тема, что я своей музыкой с семьей не делилась. Но сейчас уже мне приходится репетировать перед дочкой, она по-любому все это слышит и наизусть знает. Мне понравилась одна точка зрения на эту тему: ребенка надо ограждать от контента, который ему не по возрасту, не потому что там какая-то похабщина или мат, а потому что есть, допустим, фильмы, которые, если слишком рано ребенку покажешь, ты просто у него их украдешь. Он бы понял его глубоко, когда дорастет, но так как в детстве посмотрел, он уже получил какое-то восприятие, и оно осталось. И ты просто украл у него классное произведение искусства, потому что тупо слишком рано его показал. Например, я любила Янку Дягилеву в 14 лет, и сейчас мне 30 с лишним, я все эти строчки знаю наизусть, но осознаю, что я тогда вообще ничего не понимала. Я прокручивала их у себя в голове и только сейчас до них дошла.
Илья: В музыке же не только текст доходит. Это эмоциональное состояние, а не просто слова.
Айгель: Моя дочь наши самые попсовые песни любит. Детектор хитов. Дети прямо чуют.
В последнем альбоме вы рисуете этакий портрет мрачного небольшого российского городка. Почему появился именно этот образ?
Айгель: Да вот я сижу в этом мрачном российском городке прямо сейчас. Ну и когда постоянно летишь в самолете куда-то, начинаешь рефлексировать о вещах, на которые в обычной жизни просто нет времени. А там ты начинаешь думать о будущем, потом о настоящем, потом, когда уже все это передумал, все глубже и глубже погружаешься в прошлое с каждым полетом. Видимо, следующий альбом будет о том, что было до моего рождения, потому что я уже все додумала до этого момента. И еще когда летишь, думаешь о том, как вернешься домой, анализируешь, а какой он, этот твой дом. И рассказываешь о нем так, как я рассказала в нашем третьем альбоме.
Илья: А я в пригороде Питера живу, в Ломоносове, и это очень красивый город. Но с тематикой этой я сталкивался, я 90-е пережил, чего уж тут.
Фото: @dzelskalei_photo / @aigelband
Как на вашей деятельности отразилась пандемия?
Илья: У нас отменилось вообще все, что возможно, и мы пребываем в небольшом шоке и не знаем, когда все это закончится. Надеемся, что хотя бы в этом году.
Айгель: У меня формально ничего не поменялось, потому что я всегда делаю музыку дома, но из-за самоизоляции у ребенка вместо школы я. И получается, что я на самом деле нифига не делаю. Илья ждет трек, а я не могу, у меня нет времени. Я стала учителем, домохозяйкой, поварихой в одном лице. У нас был шанс сделать концерт на онлайн-платформе STAY, но мы в разных городах, поэтому не получается. Один косяк с интернетом, и все посыплется. Единственное, что мы можем делать, это новый материал, когда дети спят.
Но ты говорила, что можешь писать, когда в жизни нет гармонии. Такая тревожная ситуация не вдохновляет на творчество?
Айгель: У меня сейчас на самом деле ступор. Меня ситуация не вдохновляет ни на что. Она может вдохновлять разве что на песенки, как у Слепакова, на какие-то юмористические штуки.
Илья: Ну то есть это какая-то слишком примитивная херня, которая не вдохновляет.
Как вся эта ситуация повлияет на музыку в России?
Айгель: Возможно, люди в России, которые уже начали приучаться к стримингу и к тому, чтобы покупать музло, начнут беситься что-то качать, плюнут, купят, увидят, как это удобно, и научатся платить за контент. Поймут, что можно было давно это делать и всем бы было от этого хорошо, музыкантам в том числе.
Илья: Я надеюсь, что это послужит толчком к объединению людей. Все равны перед одним и тем же. Ты больше чувствуешь людей, делишься опытом и стараешься помочь. С индустрией, в принципе, ничего не произойдет. Все пройдет и восстановится.
Айгель: Люди реально перед лицом такого перестали драться из-за пустяков и попытались объединиться. Это так прикольно. Вся планета объединилась против наноразмеров штуки, которая пролетает даже сквозь маску. Вот я сейчас поняла, что это настоящая поэзия.