«Самая ужасная смерть — это смерть от удушья» Почему коронавирус так опасен и когда закончится эпидемия? Отвечает врач

В Москве на борьбу с коронавирусом мобилизована вся система здравоохранения, для приема больных с COVID-19 перепрофилируют и федеральные центры. Недавно в «коронавирусную» сеть включили Клиническую больницу Управления делами президента России. «Лента.ру» поговорила с хирургом-онкологом, заведующим одним из отделений больницы Андреем Атрощенко. Он рассказал о том, кого и в каком состоянии сейчас к ним госпитализируют, для кого и почему коронавирус особенно опасен и как проходят будни врачей — восьмичасовые смены в трех парах перчаток, противочумных костюмах-«скафандрах» и памперсах.

«Лента.ру»: Ваша больница временно «ушла на фронт», получается? Как проходил процесс перепрофилирования?

Андрей Атрощенко: Все продолжалось где-то недели две. Поскольку у нас серьезное учреждение, план работы больницы в чрезвычайных ситуациях у нас был. Когда было принято решение о перепрофилировании, к нам прибыл главный инфекционист нашего ведомства. Под его руководством команда вместе с главным врачом составила подробный проект, что и как делать. Это прежде всего зонирование: чистая зона, палаты больных, раздевалки для персонала и прочее.

На самом деле это огромная работа, достаточно трудоемкие процессы. Каждая деталь должна быть продумана: разметка на полу, схема транспортировки пациента и прочее. От таких, казалось бы, мелочей зависит безопасность пациентов, чтобы не произошло перекрестного заражения.

В стационаре полностью остановлен прием других пациентов?

Да, полностью.

К вам уже поступают больные с коронавирусом? Сколько сможете принять?

Мы начали в субботу работать. Сейчас открыты 188 коек. Из них занята где-то треть.

Каков средний возраст поступивших к вам пациентов?

Наверное, процентов 60 — это около 60 лет и старше. И процентов 40 — это люди до 60 лет.

Можно ли дать прогноз, как будет развиваться болезнь у конкретного пациента?

На сто процентов нельзя определить. С этим и связана озабоченность медицинского сообщества. Но все же с большей долей вероятности молодому человеку без сопутствующих патологий будет намного легче, чем пожилому.

Скорее всего, дело в иммунном статусе пациента. То есть тяжесть болезни определяют не только сопутствующие заболевания и возраст. Мы очень мало знаем об иммунитете человека. Там много тайн, которые предстоит открыть. Специалисты описывают так называемый цитокиновый шторм. Иммунная система, когда ее атакует коронавирус, сопротивляется и выдает гиперреакцию, из-за этого возникают опасные состояния, вплоть до реанимации.

Правда ли, что болезнь бывает стремительной: сегодня человек хорошо себя чувствует, а завтра уже на вентиляции легких?

Да, это правда. Повторю, что агрессия этой болезни кроется в реакции иммунитета. Принимаю человека, который себя достаточно неплохо чувствует. Компьютерная томограмма легких у него тоже относительно нормальная. А через три-четыре дня пациент ухудшается и отправляется в реанимацию.

Полностью спрогнозировать, как и что будет происходить, не получается. К тому, чего нельзя понять, нужно относиться с максимальной осторожностью, применяя все меры защиты и профилактики. Болячка очень гадкая. Она поражает легкие, на этом месте образуется рубец — фиброз, то есть легкие уже не могут полноценно выполнять свою функцию.

Я разговаривал с пациенткой, которая не так давно перенесла атипичную пневмонию. Она говорит, что такого свободного дыхания, как раньше, до болезни, у нее до сих пор нет, полной грудью дышать невозможно. Это страшно. Самая ужасная смерть — это смерть от удушья.

Иногда хочется всех нигилистов — тех, кто не верит в эту болезнь, — одеть в средства индивидуальной защиты и повести в реанимацию, к постели больного, который лежит при смерти. Мгновенно отрезвляет.

Что лучше для больных — максимально оставаться дома или все же быть под наблюдением в стационаре?

Если легкое течение, то лучше дома, под дистанционным контролем медицинского учреждения. Сейчас это практикуется. В стационаре все же должны лечиться больные с обширным поражением легких, у которых течение заболевания как минимум средней тяжести.

Что это значит?

Температура выше 38,5, кашель, снижение уровня кислорода в крови. Также стационар требуется больным с выраженными сопутствующими заболеваниями: сахарный диабет, ожирение, так как часто оно сопровождается гормональными проблемами, онкология, сердечно-сосудистые патологии, болезни легких. На фоне коронавируса у таких пациентов очень быстро может наступить ухудшение, ослабление иммунной системы. Из-за этого может развиться сепсис, то есть заражение крови.

В вашей больнице все врачи перешли в ковидное отделение?

Нет, у нас есть врачи, входящие в группу риска: старше 60 лет, с сопутствующими хроническими заболеваниями. С бронхиальной астмой в СИЗе (средствах индивидуальной защиты) работать очень тяжело: потеешь, в костюме нарушается терморегуляция, кислорода не хватает в респираторе. Такие условия работы просто опасны для их жизни. Но в данный момент врачей у нас хватает. Есть и резервные бригады, которые могут в любой момент подключиться.

Насколько я понимаю, главная нагрузка при этой инфекции ложится на реаниматологов. Врачи других специальностей, которые переквалифицировались на коронавирус, что делают?

Многие работают как терапевты — лечат пневмонию. В течение двух недель, когда больница проходила перепрофилирование, врачи проходили посвященные COVID-19 обучающие программы на сайтах Росздравнадзора, Центральной государственной медицинской академии при Управлении делами президента.

Это дистанционные курсы. Регистрируешься в личном кабинете, и там предоставляется вся последняя информация об этой болезни. Сведения обновляются чуть ли не ежедневно. Выходят новые дополнения, новые схемы лечения, алгоритмы, рекомендации по разным видам диагностики и лечения. И мы постоянно следим за тем, что в мире происходит, что предлагается.

В интернете бродит множество видеороликов с демонстрацией, как надевать защитные костюмы. Такое ощущение, что это экипировка космонавта: два-три слоя разной одежды, и еще нужно умудриться в правильной последовательности завязать все резинки и лямки. Обычных людей все это приводит в ужас.

Мы тренировались правильно одеваться, от этого зависит безопасность. Есть два варианта защитной одежды: противочумный костюм и комбинезон «Тайвек». В первом много элементов, он намного сложнее в использовании.

В среднем экипировка занимает минут сорок. Сначала ты приходишь в чистую зону, там у всех измеряют температуру. Затем мы пьем противовирусные препараты, берем средства индивидуальной защиты, идем в раздевалку. Когда переодеваемся, каждый из нас использует какие-то свои лайфхаки.

Например, маска или респиратор после смены оставляют пролежни на лице. Кожа на носу начинает отслаиваться, покрывается пузырями. Кто-то пластыри приклеивает, кто-то диски ватные подкладывает, кто-то использует гелевые подушечки, которые обычно кладут в обувь... Еще очень важно обработать чем-то маску для глаз, чтобы она не запотевала. На самом деле это колоссальная проблема — когда ты в маске ничего не видишь.

Фото: страница Андрея Атрощенко на Facebook

Ну, и сам костюм нужно как-то «удобно» надеть, чтобы ничего не жало, не мешало. Потому что смена — восемь часов. За это время ты ничего не можешь — ни маску снять, ни поправить очки. Надел — и все, намертво, должен все восемь часов находиться в костюме. Зато когда мимо тебя проносят бутылку с водой, начинаешь понимать ценность простых вещей!

Памперсы — обязательный предмет экипировки?

Это — по желанию. Но я просто очень рекомендую людям, которые сейчас будут работать, его использовать. Особенно женщинам, потому что в силу физиологических и анатомических особенностей выдержать восьмичасовую интенсивную работу без похода в туалет непросто. Обмен веществ связан с физической активностью человека. Чем больше он физически работает, тем больше хочется по малой нужде. Шесть часов еще можно как-то выдержать, а восемь — уже тяжеловато. Чтобы сходить в туалет, нужно полностью снять костюм, обработать его, пойти помыться, сходить в туалет, потом опять экипироваться... Все это займет минимум час. В это время тебя кто-то должен заменять. Как правило — некому. Я, например, один врач в приемном отделении на дежурстве и не могу себе позволить отлучиться. То же самое у тех, кто работает в реанимации.

Сейчас много говорится о том, что масок и защитных костюмов для врачей не хватает. Как с этим обстоят дела в вашей больнице и что знаете про другие?

Во всех больницах по-разному. Главный врач сегодня — не просто врач, а администратор, отвечающий за обеспечение жизнедеятельности всего учреждения. Кто смог лучше обеспечить — тот самый талантливый.

Могу сказать, что в нашей больнице все есть. Конечно, мы испытываем определенные трудности. Но такие трудности — во всем мире. Восьмичасовая длительность смен рассчитана исходя из возможностей учреждения обеспечить сотрудников средствами индивидуальной защиты. Не скажу, что у нас всего в избытке, но каждый медицинский сотрудник, который выходит на смену, получает СИЗ.

Как в трех парах резиновых перчаток и в таком «скафандре» врач может хоть что-то понять про пациента?

Это непросто, но можно. Обычно перчаток две пары. Третью надевают те специалисты, у которых высокий риск контакта с биологическими жидкостями. Это эндоскописты, анестезиологи, санитарки, которые выносят какие-то средства личной гигиены, и так далее.

Первичный осмотр пациентов у нас минимизирован. Сейчас нет такого, что мы занимаемся перкуссией легких (простукивание — один из методов диагностики, в том числе пневмонии — прим. «Ленты.ру»). В СИЗе сделать это невозможно. Кислород в крови меряется пульсоксиметром — это прищепка на палец, если по-простому говорить. Давление измеряется электронным аппаратом. То есть тяжесть пациента оценивается в основном инструментальными методами, так как личный контакт затруднен.

Пациенты не пугаются врачей в «скафандрах»?

Я бы сказал, скорее это не испуг, а недопонимание. Врач всегда должен быть психологом. Поэтому даже в этих обстоятельствах к каждому стараемся применить индивидуальный подход. Успокаиваем, объясняем, что средства индивидуальной защиты направлены на защиту каждого пациента от врача, если врач, не дай бог, стал вдруг положительным по коронавирусу. То, что мы все обрабатываем, протираем, — это необходимая мера, чтобы избежать перекрестного заражения. Логистика в больнице выстроена по принципу минимизации рисков. Это защищает нас от пациента, а пациента — от нас.

Вы занимаетесь сортировкой пациентов в приемном отделении. По законам военного времени, к коим приравнивают COVID, это должен делать самый опытный врач. У вас есть алгоритм действий, понимание, кого в первую очередь надо спасать?

Конечно, весь алгоритм заранее продуман. Сегодня задача сортировки — разделять больных на тяжелых, легких и средней тяжести. На принятие решения отводится минута-две. У каждого пациента измеряется сатурация, артериальное давление, оценивается его активность — в сознании ли он. Если пациент признается тяжелым, то, минуя приемный покой, он сразу же поступает в реанимацию. Среднетяжелые осматриваются, а затем направляются на КТ (компьютерную томографию — прим. «Ленты.ру») легких и, возможно, электрокардиограмму. Дальше в отделении у них берут мазки на коронавирус, делают развернутый анализ крови. А затем, по итогам, уже назначается индивидуальное лечение.

Если поступает человек с уже подтвержденной коронавирусной инфекцией, то через приемный покой он сразу отправляется в корпус, где размещаются пациенты с диагнозом. Остальные — в корпус, где лежат с неустановленным диагнозом. У пациентов индивидуальные изолированные палаты. Выходить из них нельзя, там же проводится осмотр и все процедуры. Вентиляция в корпусе перекрыта, чтобы не распространять вирусы. Тем самым исключается перекрестное заражение.

На случай дефицита ресурсов, если мест не будет хватать или аппаратов ИВЛ в реанимации, критерии сортировки продуманы? Как станете выбирать?

На данный момент в нашем отделении несколько корпусов. Сейчас заполнены не все места. Если потребуется, можем увеличить количество коек, резерв есть. Можем задействовать и другие учреждения в нашем ведомстве. Руководство активно занимается мониторингом, статистика по пациентам поступает несколько раз в сутки. То есть решения будут приниматься оперативно, исходя из сложившейся ситуации.

Как COVID пришел в вашу жизнь? Многие врачи еще недавно не относились к этой угрозе серьезно.

Понимание того, что это большая проблема, пришло задолго до того, как в России начали серьезно говорить об этом. Тогда еще речь не шла о пандемии, фиксировались лишь локальные вспышки в Китае. В начале года некоторые мои коллеги, побывавшие за границей, перенесли очень тяжелую пневмонию. Они достаточно молодые люди, никто не курит, не пьет, то есть здоровье было в порядке. Но болезнь протекала очень сложно.

На банальную бактериальную пневмонию это никак не походило. Может быть, коллеги перенесли и не ковидную пневмонию, а атипичную. Но она тоже вызывается коронавирусом, только другим. Вот тогда стало понятно, что то, что происходит в мире, — это непросто.

Вы боитесь заразиться?

Я понимаю, что коронавирусной инфекцией намного проще заразиться в магазине, покупая хлеб, нежели принимая пациентов в больнице в средствах индивидуальной защиты. Если выполнять все алгоритмы по дезинфекции, обработке, снятию-надеванию костюма, то риск не такой уж большой. В конце концов, поймать вирус можно везде. Может быть, он сидит на ручке двери, за которую ты только что взялся.

Можете дать прогноз, как будет развиваться ситуация с коронавирусом? Когда все это закончится?

Пока в Москве будет идти рост, но, надеюсь, в ближайшие две-три недели мы выйдем на пик, после которого образуется плато.

Как долго это продлится — трудно сказать, потому что четких данных для анализа нет. Мы сейчас не можем полагаться на результаты анализа имеющихся сведений о заразившихся. Тесты давали много и ложноположительных, и ложноотрицательных результатов. С чем это связано? С тем, что вирус еще не появился на слизистых. С тем, что качество тестовых систем постоянно улучшается, растет профессионализм сотрудников, которые берут материал для теста, механизм логистики, доставки и оценки этих результатов тоже улучшается. Поэтому многие специалисты говорят, что в большей степени для оценки ситуации нужно пока ориентироваться не на ПЦР-диагностику, а на данные КТ. На снимках ясно видно, есть ли вирусная пневмония.

У этой болячки волнообразное течение. К сожалению, не все пациенты вылечиваются за 14 дней. Есть ряд больных, которые после выписки и положительной динамики снова поступают в больницу с подъемом температуры и кашлем. Поэтому надо анализировать процент недолеченных или рецидивирующих. Проблема глобальная.

Такими темпами мы нескоро выйдем из карантина...

Пока у нас не появится вакцина — полностью эту болезнь не победим. Мы же не можем обеззаразить всю нашу планету, как бы ни старались. Все равно где-то в популяции найдется человек, который болеет бессимптомно, но является распространителем. Локальные вспышки в нашей необъятной стране могут продолжаться несколько лет. Только иммунизация населения сможет взять эту проблему под контроль. Сейчас наша задача — снизить скорость распространения этой инфекции, снизить темпы поступления больных в медицинские учреждения, чтобы всем хватало и лекарств, и врачей.