В Нагорном Карабахе меня, поклонника армянской храмовой архитектуры, интересовали преимущественно древние монастыри Гандзасар и Дадиванк. Моего друга Макса, который в качестве фотокорра объездил уже и Приднестровье, и Южную Осетию, и Абхазию, интересовала современная жизнь постсоветской непризнанной республики. В итоге нам не удалось посмотреть ни на то, ни на другое: нас попросту вышвырнули из Карабаха. Поскольку нам так и не удосужились объяснить причину, остается только самим ее домысливать.
Мы въехали в Карабах 12 сентября из армянского города Горис (два с лишним часа езды по горным серпантинам на забитой людьми раздолбанной "газели"). При пересечении границы у нас проверили паспорта и сказали, что нам потребуется некая бумага из карабахского министерства иностранных дел, чтобы покинуть страну. "Выездная виза, - догадался друг Макс. - В некоторых странах есть такая штука".
В понедельник, 13 сентября, мы поехали осматривать Карабах. На туристической карте, купленной в книжном магазине в Степанакерте (столице непризнанной республики), наше внимание привлекла фотография мечети в Агдаме, и мы решили до нее добраться. Это около получаса езды от Степанакерта.
Агдам, конечно, знаменит в первую очередь портвейном, который там производили в советские времена. Город был населен преимущественно азербайджанцами (около 50 тысяч человек), и карабахские армяне не претендовали на него, когда в 1992 году провозгласили независимость от Азербайджана. Во время войны Агдам стал одним из основных опорных пунктов азербайджанских сил. Летом 1993 года, когда внутренние склоки почти парализовали азербайджанские силы, армяне пошли в наступление. Бои за Агдам продолжались больше месяца, и когда армяне вошли в него, никакого города, собственно говоря, уже не было. Впоследствии ООН признала, что армяне оккупировали Агдам и некоторые другие азербайджанские территории в нарушение правил ведения войны и собственных обещаний.
Кажется, Агдам был очень красив. В обломках зданий, которые там сохранились, угадываются уют и прелесть небольшого, степенного восточного города, утопающего в зелени садов. Наверное, старики сиживали на его тенистых улицах, пили чай, играли в нарды. Виноград и гранаты свешивались над тротуарами. Кстати, сейчас гранаты там очень бурно разрослись. Где-то на окраине города я перелез через колючую проволоку и, стараясь не думать о минах, которые тут, вполне возможно, еще остались, пробрался к одному кусту и сорвал пару плодов. Такой вот сувенир.
Мы добрались до той самой мечети. Ей уже почти полтора века. Это, кажется, единственное целое здание в Агдаме. Два ее минарета, украшенных голубыми мозаиками, видны издалека. Мы забрались на минарет, и тут нам стало совсем уж жутко: со всех сторон, сколько хватало глаз, лежали руины.
Еще каких-то двадцать лет назад тут жили около 50 тысяч человек. Прекрасный город за месяц превратился в груду развалин, навевающую тоску и ужас. Теперь тут живет человек пять самоселов, которым просто некуда больше податься. Они угощали нас арбузом и извинялись, что не могут предложить чаю: вода кончилась, привезут только утром (что-то около 10 долларов за большой бидон). Среди руин бродят многочисленные коровы. Жители окрестных деревень приезжают собирать гранаты.
Мы провели в Агдаме часа три, потом двинулись дальше. Друг Макс, услыхав от местных, что в близлежащей деревне Дрмбон добывают золото, загорелся идеей сделать оттуда фоторепортаж. Он тут же получил соответствующий заказ от одного популярного российского журнала. Мы заглянули в офис компании Base Metals, ведущей добычу, и условились с руководством, что заедем к ним на следующий день с соответствующей аккредитацией. Вот тут-то все и началось.
Ребята из Base Metals, похоже, приняли нас за шпионов. Они позвонили "куда следует", окрестным милиционерам дали на нас ориентировки, и на первом же посту нас задержали. Но разбираться с нами милиции не доверили - мы были удостоены аж целого офицера Службы национальной безопасности Нагорно-Карабахской республики по имени Леонид Арустамян.
Для начала нам было сказано, что мы не зарегистрировались по прибытии. Мы сказали, что нас никто не предупреждал об обязательной регистрации, только о выездной визе. Тут господин Арустамян стал нас расспрашивать, куда мы ездили и что фотографировали. Мы ему все рассказали. Он сказал:
- Агдам - запретная зона.
- Да там даже шлагбаума нет! - вскричали мы. - Как мы должны были догадаться, что она запретная?!?
Препирались мы два с лишним часа. В конце концов нам велели ехать обратно в Степанакерт и регистрироваться. Господин Арустамян заявил, что изымает у нас фотоаппараты. Мы, разумеется, отказались их отдавать. Господин Арустамян, позвонив начальству, снова принимался настаивать. Наконец я предложил ему изъять у нас флеш-карты, но только под расписку. Господин Арустамян написал расписку, но, позвонив еще раз начальству, заявил, что не имеет права ее давать, отобрал у нас бумагу и сжег.
Пока мы доехали до Степанакерта, в министерстве иностранных дел, которое должно было нас зарегистрировать, закончился рабочий день. Мы явились туда на следующее утро, 14 сентября. Наши редакции уже прислали в МИД письма о том, что мы не верблюды и не худо было бы оказать нам содействие. Тем не менее, нам сказали, что разрешают задержаться в Карабахе только до вечера. На все вопросы, почему так, нам отвечали, что это решение вышестоящего начальства, но при этом поговорить ни с кем из этого начальства так и не дали.
Флешки, отобранные господином Арустамяном, нам вернули. Все снимки Агдама были с них удалены. Осталась только одна фотография - два граната на ветке. Я сфотографировал их, прежде чем сорвать.
Дама в консульском отделе, которая сообщила, что нам не разрешили оставаться в Карабахе, обиженно бурчала: "Вы сразу же поехали в Агдам. Нет бы монастыри посмотреть, деревья тысячелетние - вам Агдам подавай!"
Мы разозлились. Позвонили коллегам в Москву, взяли у них телефоны различных высокопоставленных армянских и карабахских чиновников и принялись устраивать бучу. Буча удалась: когда через пару часов один наш ереванский друг позвонил в администрацию президента Армении, там его со вздохом спросили: "Ты что, тоже по поводу этих двух охламонов в Карабахе?"
14-го вечером мы, следуя указаниям МИДа, выехали из Карабаха, переночевали в Горисе. Утром 15-го въехали обратно. Люди в МИДе, утомленные звонками из администраций президентов Армении и Карабаха, а также из редакций нескольких российских СМИ, сказали, что "решат наш вопрос". Нас пригласил к себе в кабинет господин Марсель Петросян, начальник управления информации МИДа.
- Как журналист с 40-летним стажем, я вас прекрасно понимаю, - сказал он. - Я понимаю, что Карабах - непризнанная республика, в том числе и со стороны России. - Он сказал это с такой обидой, словно признание Карабаха хоть в малейшей степени зависело от нас лично. - Но у нас есть свои правила…
- Как мы должны были догадаться об этих правилах? - спросили мы. - В Агдаме нет даже табличек с надписями, что там нельзя фотографировать!
- Вы должны были заранее аккредитоваться как журналисты.
- Так мы ехали к вам не как журналисты, а как туристы. Вы сами сделали нас журналистами - когда стали нас задерживать, запрещать снимать, высылать.
- Всякая уважающая себя страна должна заранее знать, куда и зачем едут журналисты.
- Уважающей себя стране до этого не должно быть никакого дела.
Этот спор, разумеется, был бесплодным. Мы отправились гулять по Степанакерту и ждать, когда "решат наш вопрос". Под вечер нам позвонил хозяин гостиницы, где мы бросили вещи, и сказал, чтобы мы пришли.
В гостинице нас там ждали пять или шесть крупногабаритных мужчин довольно устрашающего вида. Один из них взмахнул у нас под носом "корочкой" и сказал:
- Мы из уголовного розыска, нам предписано сопроводить вас до границы.
- Уголовный розыск? - удивились мы. - А чего не армейский спецназ?
Мы заявили, что намерены уезжать только автостопом, поскольку единственная маршрутка уже ушла, а такси - это слишком дорого. Уголовный розыск посовещался, усадил нас в свою машину и повез. Завернули в МИД, там какой-то человек в галстуке сказал, склонившись к машине:
- Я сотрудник протокола. Мы вас высылаем из страны. Вам известно, почему?
- Нет, - ответили мы.
- Сами должны понимать, - сказал на это человек в галстуке.
- А бумагу какую-нибудь вы нам дадите? - спросили мы. - И вообще, вас как зовут, сотрудник протокола?
Человек в галстуке не отреагировал и отошел от машины. Уголовный розыск повез нас прямиком на границу, где передал с рук на руки таможенникам. Те старательно отксерили наши паспорта, включая визы и страницы со штампами о пересечении границ, затем усадили в попутную фуру, которая довезла нас до Гориса. Так и закончилось наше путешествие в Нагорный Карабах.
Повторюсь, нам никто так и не объяснил, что именно мы нарушили при посещении Карабаха. О причинах, по которым нас выслали, остается только гадать. По различным намекам, оброненным сотрудниками карабахского МИДа и спецслужб, мы поняли, что больше всего властям не понравилась наша поездка в Агдам. То, как старательно они стерли все наши фотографии оттуда (должно быть, они не слыхали о технологиях, позволяющих довольно легко их восстановить), свидетельствует об одном: карабахские власти очень не хотят, чтобы кто-либо напоминал миру о том, что случилось в Агдаме в июне-июле 1993 года. Как карабахские армяне сравняли с землей красивый, благоустроенный город, как нарушили собственное обещание отстаивать границы, которые они сами себе определили в 1992 году, и оккупировали земли, которые даже не считают своими.
Мы и не собирались никому ничего напоминать - до тех пор, пока они не вздумали нам это запретить.