Шестого мая Навальный, Удальцов, и даже жвачный, травоядный Немцов не просто уселись на землю в живописном месте, с видом на реконструируемый кинотеатр "Ударник". Они впервые за всю историю московских протестов сделали политический жест, стали по-настоящему политиками. Это был единственный способ хоть как-то испортить настроение главному герою инаугурации, добавить послевкусия в вино, которое подавали в Кремле во время праздничного ужина.
Никакие речи, никакие резолюции не произвели бы сходного эффекта. Свидетельством удачи - и зверствующий ОМОН на бульварах на следующий день, и кортеж, летящий по пустому, перекрытому, фронтовому городу. Едва ли Путину приятно было хоть на секунду ощутить себя оккупантом в покоренной столице.
Организаторы митинга перестали быть бессмысленными "членами оргкомитета" и стали политиками. Они задали власти - старой-новой-меняющейся-неизменной - простой вопрос: а хватит ли жесткости, если на смену мирным карнавальным действам придет не совсем уже мирное действие? Ощущаете ли вы вообще эту разницу - между действом и действием? Власть ответила доходчиво, понятно, и так своим ответом увлеклась, что до сих пор не может остановиться, карая людей, зашедших позавтракать не в то кафе или вышедших на прогулку не на тот бульвар.
Но тот же вопрос был ведь задан и подавляющему большинству участников "Марша миллионов" - и ответ был дан за них. Речь не о леваках, не об антифа, которые даже в булочную выходят не без надежды подраться с полицейскими, а о мирных обывателях, которые привыкли за последние месяцы, что оппозиционный митинг - это такое веселое культурно-массовое мероприятие, где можно проявить остроумие, оптом повидать сразу всех знакомых, послушать плохую музыку и заодно почувствовать себя гражданином, неравнодушным к судьбам родины, проникнуться приятным ощущением собственной значимости. Шестого ответ был дан за них, но вопрос на ближайшее будущее остался: хватит ли жесткости для похода на митинг, где можно ни за что отхватить по голове дубинкой или вдохнуть аромат черемухи, посидеть в автозаке, получить штраф, административный арест, даже заведенное на ровном месте уголовное дело, - власть ведь показала, что именно эти услуги теперь будут предоставляться ОМОНом по первому требованию организаторов (организаторов, не участников) митингов.
Исключительно ради того, чтобы немного испортить дяде Вове настроение, потому что никаких более внятных целей так и не озвучено.
Это очень важный на самом деле момент. Я не вижу особого смысла в попытках как-то оценить - именно оценить, а не осмыслить - происшедшее, пытаться перевести разговор в этическую плоскость, спорить о том, имела ли место "провокация", пытались ли организаторы "использовать" митингующих и т.п. Все это любопытно, но является делом частного выбора. На вопрос, поставленный событиями 6-го мая в окрестностях Болотной каждому придется отвечать, но отвечать - самому себе. С учетом того, что теперь даже идеалисты в доступной форме проинформированы о способах интерактивного общения с гражданами, которыми наличная власть воспользовалась и, без всяких сомнений, будет пользоваться дальше. "Отвечайте: да или нет?!" - как любил кричать Навальный в те времена, когда не ленился еще влезть на трибуну, а не присаживался отдохнуть в километре от места проведения санкционированного митинга.
Сейчас все в ажитации, и каждый, кому, как говорили в древних фильмах о Чеченской кампании, "довелось поучаствовать", показывает друзьям и знакомым шрамы, пусть даже от аппендицита, удаленного в детстве, и рассказывает, как мы их, и как они нас, не менее красочно, чем у Лермонтова в стихотворении "Бородино", столь любимом свеженазначившимся президентом. Но на самом деле, конечно, что-то в протестах треснуло, и что после этой трещины отколется, а что останется, мы вскорости увидим.
Все увлекательное случилось на Болотной, и много всего плохого - позже. Как будто - извините за несколько примитивную метафору, - то ли дубинки, а то ли куски асфальта, летевшие в обладателей дубинок, раскололи зеркало, в котором мы все отражались. Такие милые, улыбчивые, добрые, позитивные, с остроумными транспарантами.
Когда людей выдавили с площади к Кадашевской набережной, многие не захотели расходиться. И многие же стали глумиться над перекрывавшими мост срочниками - растерянными подростками в каких-то отрепьях, такой резкий контраст с раскормленным и по-модному, по-киношному экипированным ОМОНом. Голодные низкорослые дети с дубинками в руках едва ли понимали: какими такими налогами, какими деньгами, каким жированием на народной беде упрекают их эти сытые, хорошо одетые люди.
И это была еще одна трещина.
Потом, когда уже ражий московский ОМОН погнал толпу по Ордынке, выхватывая без всякой логики то левака-активиста, то несчастную старушку, когда по улице пронеслось: "Это наш город, мы здесь гуляем!" - показалось, отчетливо как-то показалось, что кричат как раз ОМОНовцы. Это ведь они здесь гуляют.
И это была еще одна трещина.
Потом, когда остатки митингующих попытались переулками выйти на Пятницкую, и снова стало жестко, и пахнуло газом, я втолкнул без особой нежности знакомую девушку в случайное кафе, чтобы уберечь от летящих мимо, явно утративших способность и желание думать, прежде чем пустить в ход дубинки, "космонавтов", администратор кафе выпихнул нас - и тоже без вежливости - вон, а официанты в спешке закрывали окна и двери. В кафе, в которое я вполне мог бы зайти просто так, кофе выпить с булочкой, и даже заходил пару раз.
И это была еще одна трещина.
Потом, когда человек уже тридцать скрылись в одной из подворотен, какая-то женщина с флагом стала кричать гражданину, который с детьми и супругой смотрел на происходящее с балкона квартиры ценой в несколько миллионов американских долларов: "Спускайтесь, здесь прохладно и весело!" - "Я лучше отсюда посмотрю", - ответил гражданин. И в подворотню ворвались ОМОНовцы, и вновь замелькали дубинки, и стало не весело, даже не прохладно. А дворник, рядом оказавшийся, заорал вдруг, что ходят тут, а ему что же, до ночи теперь мести.
И эта была еще одна трещина.
Потом, когда на Пятницкой долавливали последних участников странного похода, охранник в дрянном магазине, торгующем дешевой обувью, отталкивая любопытных продавщиц, спешно запирал дверь, чтобы кто-нибудь, не приведи Господь, не заскочил, не спрятался.
И это… В общем, понятно.
А в подворотне стояли - то ли любопытствуя, а то ли вход перекрывая во избежание неприятных последствий, три азиатских человека в оранжевых жилетах, с явными следами изумления на лицах.
И это…
Мне кажется, хотя я надеюсь, что не прав, что эти трещины - они уже не по зеркальцу, они уже к протестам самим по себе отношения не имеют. Они по России, по живому.