В середине недели стало известно, что из настольной игры «Монополия» исчезнет утюг, а его место займет кошка. Новость для фриков? Ерунда, недостойная хоть сколько-нибудь крупных новостных агентств? Пиар производителя «Монополии»? Не совсем: в условиях переизбытка информационного мусора для нас, людей поколения настольных игр, эта новость уж точно поважнее словоблудия Медведева, смены власти в какой-нибудь африканской стране или падения индекса Dow Jones.
Говорят, разного рода интеллектуальные игры были популярны у студентов всегда. На диссидентских кухнях 70-х и 80-х водка и «Беломор» особенно хорошо шли под шарады, в безумные 90-е поколению Pepsi противостояли те, кто в середине пьянки вдруг затевал игру в шляпу. Но все это уже история, а вот бум настольных игр 2000-х наше поколение 20-30-летних застало. Более того, оно его и создало.
Тусовочная «Скажи иначе», кислотная «Диксит», суровые «Колонизаторы», милый «Каркассон», географическая «Далеко ли до Таллина», нервная «Активити», железнодорожная «Тикет ту райд», да в конце концов та же «Монополия» — у каждого из нас этот список, конечно, разный, но суть одна: если ты пришел в гости к своему сверстнику, будь готов, что хозяин достанет со шкафа какую-нибудь красивую коробку, разложит карту и предложит тебе бросить кубики.
Любовь к настольным играм — штука не сугубо российская и уж тем более не сугубо московская. В 2000-е годы игры оказались способны объединять целые города, если не страны. Например, три года назад, когда для той же «Монополии» устроили голосование по тому, какие города включить в глобальное издание, одно из первых мест заняла польская Гдыня. Десятки тысяч поляков из соседнего с Гданьском города объединились и начали планомерно атаковать сайт «Монополии». Чуть позже к делу подключилась местная пресса, выведя историю в государственный масштаб. В итоге в глобальной «Монополии» нет многомиллионной Москвы, но есть скромная Гдыня, которую среднестатистический россиянин вряд ли найдет на европейской карте.
В ажиотаже вокруг настольных игр есть известный снобизм и фрондерство — пока вы играете в компьютерные шутеры и стратегии или бездумно переставляете кубики в телефонной игре, мы общаемся и развлекаемся; пока вы срастаетесь со своим гаджетом, мы еще замечаем людей вокруг; у нас есть своя социальная сеть покруче Фейсбука.
Мы умеем не только пить, курить и бесконечно выяснять отношения — мы играем. И жизнь наша от этого становится такой же легкой, как игра, и относиться к ней нужно точно так же. Я убежден, что среди тех, кто выходил на оппозиционные митинги в последний год, было много знатоков тактики какой-нибудь игры типа «Риска». На митингах и было не страшно, потому что воспринимались они как флешмоб, массовая такая игра, где функции карты для настольной игры выполняет карта Москвы.
Новость о котике в «Монополии» интересна, потому что в ней столкнулись две важные культурные особенности современности: котоцентричность и игроцентричность. Старый-добрый утюг отжил свое и уступил место мимимишному котику, но нам, ветеранам настольно-игроцких забав, будет в компании машинки, скотч-терьера, шляпы и других фишек «Монополии» чего-то не хватать. Кто знает, может, по воспоминаниям об утюге мы через 30-40-50 лет будем узнавать в незнакомых людях «своих», тех, кто когда-то просиживал короткую летнюю ночь за «Монополией» или длинные зимние вечера за «Колонизаторами».