Молодой фермер Александр (Александр Яценко) поднимает хозяйство где-то на русском Севере: собирает картошку, возводит птичник, ремонтирует трактор, строит планы на заброшенный свинокомплекс, крутит роман с сотрудницей районной администрации — пока в той самой администрации его не ставят перед фактом: давай, завязывай, на твою землю у нас другие планы. Все выглядит вполне цивилизованно — по меркам учреждения, на дверях которого висит логотип «Единой России»: спишем долги, вернем кредит, выплатим компенсацию. Александр возвращается в хозяйство и говорит мужикам: так и так, расходимся. А мужики расходиться отказываются: ну нет, это наша земля, ни пяди врагу, мы здесь власть.
«Долгая счастливая жизнь» Бориса Хлебникова начинается с пожара: деревенские жители долго тушат загоревшийся в ночи дом, вернее, не тушат, а поливают водой соседние постройки, чтоб огонь не перекинулся. Режиссерский язык Хлебникова предельно конкретен, в нем пробежавшая в кадре собака всегда означает собаку, но понятно, что этот пожар — не просто пожар, это Пожар из одноименной повести Валентина Распутина: стихия, которой невозможно противостоять сообща, потому что разрушены какие-то единые для всех основания жизни, и теперь каждый за себя, и у каждого своя хата с краю, и рубашка ближе к телу. Правда, на этом пожаре пока еще все держатся вместе, дружно передают из рук в руки ведра, ничто не предвещает. Хлебников вообще не склонен рвать на груди рубаху по поводу распада устоев и прочих свинцовых мерзостей — его интересует не столько грубая реальность или страшная правда, сколько обычная жизнь: обычный заброшенный завод, бюро по трудоустройству, сельская дискотека в «Свободном плавании», обычные городские сумасшедшие из спальных районов в «Сумасшедшей помощи», обычный ресторан в «Пока ночь не разлучит нас». Вот и здесь — да, покосившиеся дома и сливающиеся с рекой лужи, через которые девушку приходится переносить на руках, кувшинные рыла в администрации, потрепанные и помятые деревенские: ну а кому сейчас легко. До какого-то момента кажется, что это такая производственная драма, почти в советском стиле: простые люди труда отвоевывают право на труд в борьбе с местной бюрократией и ее отдельными недостатками. Все при деле, всем чего-то надо, даже не матерится никто.
А дальше начинается история, которая совсем не про птичники и свинокомплексы — на их месте могли бы быть хоть Оккупай Абай, хоть штаб движения «Архнадзор», хоть шахтерский район в Междуреченске: более-менее любое место в России, где люди однажды собрались, чтоб вместе отстоять свои права. Они полны решимости и готовы на жертвы: не забудем, не простим, выйдем и не уйдем. Они подбадривают своих колеблющихся лидеров: давай, Сергеич, один за всех и все за одного. Они, в конце концов, злы. А потом проходит ночь и наступает утро. И кого-то зовут в соседний район на хорошие заработки. А кого-то пилит жена за тарелкой борща: мол, о семье подумай. А кто-то подумал-подумал, да и решил забрать свою долю и выйти из игры. А кто-то даже расчехлил дедовское ружье, но понимаешь, Сергеич, такое дело, отец на рыбалку зовет. И вообще, чего-то мы погорячились, так что разворачивай назад, Сергеич, а если назад дороги нет — это уже твои проблемы.
Выражаясь совсем просторечным языком, «ДСЖ» — это фильм о том, как вписываются и соскакивают. Как ярости благородной хватает только на день-другой, а дальше начинаются свои дела, подсчеты, выгадывания, тактические маневры, срачи в твиттере, разборки, кто все слил, в общем, будни, которые нас не убивают — и не делают сильней. И останется, в лучшем случае, только один — которого мы сами вытолкнули вперед, чтоб не дать победить скучному и жадному злу — и которому теперь уже неоткуда выписываться и некуда отступать. И ему в одиночку придется пилить этот гребаный птичник, и стоять на своей земле до конца, пока совсем не припрут к стенке, а потом, уже ни на кого не надеясь, совершать отчаянный прыжок за флажки, куда его так старательно выталкивали вчерашние союзники. Но это север России, здесь текут холодные реки, и лежат на земле равнодушные камни, и безнадежный бросок героя-одиночки не разрешится катарсисом и не вспыхнет очистительным огнем. И нету здесь другого выхода, кроме как вернуться домой, обнять любимую, слушать, как шумит под окном река — и ждать, пока за тобой придут.