По понедельникам на Пятом канале выходит «Момент истины» — информационно-аналитическая программа Андрея Караулова. Караулов — гений постмодернистского монтажа, его сюжеты скроены так, как писали свои романы модные французы типа Алена Роб-Грийе еще в веке двадцатом. Герой идет по улице, думает о чем-то своем, и мы, в свою очередь, думаем — вот, перед нами разворачивается сюжет, но нет, мнимый герой нужен только для того, чтобы заметить рекламу ночного клуба, больше он в книге не появится, а мы уже в клубе, там другие герои, их глаз или мысль тоже за что-то цепляется, и так далее… Только у Караулова все — о благе России и врагах ее, в экспертах — неведомые демоны (самый приличный из мелькающих там людей — депутат Бурматов, самый, повторюсь, приличный), а ход мысли и связь между сюжетами — куда извилистей, чем у французских новаторов, безнадежно ныне устаревших.
Во вторник на НТВ — расследование о том, как Евгения Альбац, Марат Гельман, Сергей Удальцов и писатель Сорокин намереваются развалить страну. Следом, у Аркадия Мамонтова — фильм и дискуссия из бесконечного сериала о кознях содомитов. И в экспертах у Мамонтова сидит Андрей Караулов, замыкая, как сказал бы посредственный бард, круг.
Это — главные проблемы России. Это метровые государственные каналы, это государственные мужи и лидеры мнений, это — идеология новой страны, излагаемая миллионной аудитории. То есть вроде бы к этому всему надо относиться всерьез. И печально, что внушительное число сограждан относится к этому всерьез. Запоминает фамилии и лица разрушителей державы, понимает, что нет врага гея злее.
На НТВ уровень анализа примерно такой: Альбац как-то сказала, что не против раздела страны по Уральскому хребту, она же выступала на митингах, организованных на грузинские деньги Сергеем Удальцовым, намеревавшимся взять власть в Калининграде и продать его — ну, предположим, Габону, писатель Сорокин написал роман о грядущей феодальной раздробленности, в журнале «Нью Таймс» поместили положительную рецензию на роман, а главный редактор в журнале кто? Правильно, Альбац, бинго, заговор вскрыт.
У Мамонтова к середине фильма о происках геев выясняется, что геи, в компании с украинскими националистами (за которых отдувается Дмитро Корчинский, если только вы понимаете, что это значит), тоже хотят развалить Россию. В конце — что радуги на детских тетрадях рисуют не просто так. Потом начинается обсуждение, и нам объясняют, что американцы посредством популяризации ЛГБТ-движения намереваются заразить российский народ СПИДом, а Челябинский метеорит послан Господом, чтобы напомнить россиянам об участи Содома и Гоморры.
С этим нельзя спорить, об этом даже нельзя долго раздумывать — рискуешь получить тяжелую психическую травму. Можно только испытывать стыд, и не просто стыд, а стыд с понятным непечатным эпитетом, глядя на нормального иностранного человека, случайно забредшего в эту малину и пытающегося людоедам объяснять, что есть людей — устаревшая традиция. Лучше бы уж этот стыд оставался нашим внутренним делом.
И понимаешь, глядя на беснующихся бесов, которые хрипят, плюются, стонут и каркают: «Культура! Традиции! Устои! Духовность!» — что Содом реален. Вот он — Содом. Так он и выглядит.
И если все так, если ради этого государство, если это его лучшие люди, если его граждане съедят и переварят эту продукцию из адских кишок, до них как минимум разок уже переваренную и извергнутую, — то конец. Надежды нет. Бежать или прятаться. Не за что, не за кого и даже не с кем бороться. Страна кончилась, и даже крест на ней ставить не надо — бесы сами поставят и придут ко кресту с олимпийским факелом поклониться.
Но потом вдруг Андрей Караулов, широко улыбаясь, говорит: «А теперь самое интересное». Мамонтов жмется стеснительно: «Прервемся на несколько минут». На НТВ ничего не говорят. Просто меняют заставку. И мы в одно мгновение из темных подвальчиков, где скачут, производя свою информационную аналитику, бесы, переносимся в сияющий мир уютного обжорства. Где мчат немецкие машины, где красивые женщины надевают на себя без тени стеснения еще более красивое белье, где шоколад творит чудеса с людьми, поглощающими шоколад. Где даже дешевая докторская колбаса втюхивается потребителю девами в костюмах чирлидерш, костюмах чуждых нам и весьма нескромных, да еще и под забойную клубную музыку.
И это успокаивает. Потому что неважно, всерьез или не всерьез страдают за духовность сограждане. Вот эта дама, раньше писавшая книги о приключениях своего клитора, а теперь — колонки о величии президента. Вот этот холеный мальчик, пытающийся изобразить гопника карьеры ради. Вот этот тяжелый мужчина, настолько возмущенный происками геев, что его, кажется, прямо в эфире хватит апоплексический удар. Что бы они ни делали — они просто продают колбасу. Только эта несчастная колбаса позволяет им носить дорогие часы и костюмы, жить; и жить, полагаю, неплохо. И колбаса им нужнее, чем они колбасе. Их можно кем угодно заменить, а колбаса незаменима. И ради того, чтобы иметь и дальше возможность торговать колбасой, они точно так же будут бороться, если ветер переменится, с велосипедистами, филателистами и даже гомофобами. Не ради слов, любых слов, произносимых между двумя рекламными блоками, но ради одной короткой фразы: «Прервемся на несколько минут».
А колбасу продавать эффективнее посредством демонстрации коротких юбок чирлидерш. Под веселую музыку. Без надрыва, без страхов, без немедленной войны со всеми соседями разом. Перечеркивая то есть все, что было сказано псевдогопником, обладательницей высокодуховного клитора и крупным дядей. Возвращая из накрывшегося колоколом мира вражды со всем человеческим в мир нормальных людей. Ну да, ну упрощенный для нужд свободной торговли, но все-таки — нормальный.
Новая Россия начиналась когда-то с мечты о колбасе. С разговоров о том, что в приличных-то странах ее, родимой, по двести сортов, и без очереди, и делают ее не из картона. Нам кажется, возможно, не без оснований, что эта мысль была не очень глубокой, да и время с тех пор переменилось. Однако же и теперь тонкой ниточкой, которая связывает Россию с нормальным миром, остается толстый батон колбасы.