На прошлой неделе я был в Новосибирске. Я разговаривал с прежним директором НГАТОиБ Борисом Мездричем и с о. Александром Новопашиным из храма Александра Невского, с активистом Юрием Задоя из «Народного Собора» и активисткой Олесей Вальгер из движения «Искалеченный Новосибирск», с начальством в мэрии и с народом в театральном буфете. И затеял писать большую статью. Но на третьей странице дело встало. Одно перечисление этапов громкой перепалки между прогрессистами от современного искусства и традиционалистами от «Народного Собора» в отдельно взятом городе могло занять больше места, да и вообще это богатейший материал для остросюжетного романа на вечную русскую тему «интеллигенция и народ». Но мысль, что в результате получится очередная рекламная статья, снова пиар архетипического сюжета «Поединок Чорного Гельмана с мракобесом», ввергала меня в депрессию и унылое домашнее пьянство. Сколько можно-то?
Всем этим успешно занималась желтая пресса, где в зависимости от ориентации в издевательском контексте приводились цитаты иерархов РПЦ или, наоборот, с негодованием оскорбленной невинности под копирку тиражировались заявления «Свободу творчеству Кулябина!» Все это не требует большого труда, а радости — полные штаны. Как же: «очередной акт путинской цензуры!», «кровавый союз церкви и государства!» — торопливо пишут одни, не попадая от энтузиазма по клавишам. «Скабрезники и поганцы сотрясают нашу державу», — заявляют с трибун другие, зарабатывая себе очки перед выборами (пусть и предварительными) в горсовет. Если перевести в электричество весь пафос, спущенный в интернет за три месяца страстей вокруг «Тангейзера», хватило бы, наверное, на что-нибудь полезное. А повод-то, по которому вылили столько помоев, не стоил и трех копеек: просто в очередной раз народу впарили не то. Под видом Вагнера — сочинение неизвестного режиссера с эффектным постером скабрезного содержания.
Я люблю разговаривать с таксистами — это кладезь мудрости народной. И за эти дни три или четыре таксиста в Новосибирске, Питере, Москве спрашивали меня, что такое произошло в театре (один даже думал, что скандал развернулся снова вокруг «Театра.doc»). Я отвечал краткой формулировкой: «В самом большом оперном театре России молодой режиссер поставил классическую оперу Вагнера, но переписал сюжет и ввел нового персонажа, Христа, в оскорбительном для значительной группы граждан виде». Реакция всегда была одна: «Зачем он это сделал?» Этот вопрос стоит задавать не искусствоведу, а психологу.
С самого начала картину испортили заявления Кулябина. Вне контекста его интервью — да и в контексте, если честно, тоже — фраза «Я искал тему, табуированную в современном обществе» воспринимается совершенно однозначно. Сам Кулябин и уточняет, что таких тем всего две — религия и холокост. Спасибо, что он не взялся за отрицание холокоста, от такого сценического эксперимента Новосибирскому оперному было бы куда труднее отмазаться. А православные что? Пошумят да утрутся, считает наша прогрессивная общественность, которая к тому же воображает церковь сборищем ряженых.
Отношение к церкви прогрессивной общественности всегда было тесно связано с положением этой передовой прослойки в государстве, но никогда не было нейтральным. Для простодушных революционеров XIX века церковь символизировала коррупцию и лицемерие, и победивший пролетариат быстренько прижал этот символ к ногтю. В застойные годы считалось модным фрондерством рисовать авангардные картины на религиозные темы и перепечатывать по ночам на машинке Ивана Шмелева. В перестройку прогрессисты массово повалили в церковь в знак запоздалого протеста против сброшенного ига коммунизма. Но спустя совсем немного лет фрондировать против храма «Спасателя на водах», очередей к святыням и прочих часов патриарха снова стало признаком передового и свободного человечка. Никак не отпускает русского интеллигента эта тысяча лет после 988 года, и назвать церковь «небольшой религиозной группой, такой же по своему юридическому статусу общественной организацией, как Союз композиторов или Союз театральных деятелей» радио «Свобода» позволило себе только от отчаяния: в либеральные ценности она никак не укладывается.
Да постойте, какие ценности? За митингом «В защиту святынь и религиозных чувств» лежала четко артикулированная в проповеди о. Александра Новопашина из храма Ал. Невского идеологема: «Тот, кто посягает на наши святыни, на нашу национальную культуру, в основе которой лежит православие, имеет намерение уничтожить нашу страну». Данное заявление можно разделять, можно оспаривать, если очень хочется, но это хорошо аргументированная позиция. А через неделю на том же месте и с тем же числом собравшихся, около 3000 человек, прошел митинг «За свободу творчества». Граждане требовали вернуть на место директора Мездрича (потому что он наш, новосибирский), уволить Мединского и внести изменения в Конституцию. Все эти требования — против действий властей. А какие ценности лежат за этими требованиями? Любовь к свободе творчества? Практика применения этого понятия показывает, что свобода творчества не ценность, а вседозволенность. Иначе какая же свобода? Забавно, что фразу из старой книжки «Если Бога нет, то все дозволено» могли бы использовать как лозунг и на первом, и на втором митинге.
В последнее время и в Государственной Думе, и в речах всяческих защитников традиционных ценностей звучит слово «постмодернизм». Однако то, что у нас сейчас называют постмодернизмом, имеет мало общего с философией затейников-французов или несколькими удачными сочинениями позднесоветских и постсоветских писателей. Это вседозволенность в культуре, неприкрытое хамство, легитимизированное сговором группы лиц, варварский пафос срывания покровов с чужих предметов культа и, в целом, упоение эффектом культурного шока. Иногда это забавно, как видео клоунской арт-группы «Синие Носы» (кстати, они из Новосибирска), иногда омерзительно, как выходка Pussy Riot, но чаще запоминается только скандалом. Типичный случай: летом 2014-го очередное «пустое место» (едкий Максим Кантор так называл портал OpenSpace и всех его клонов; говорят, недавно он резко сменил позицию и даже покаялся перед Pussy Riot, но я фейсбука не читаю и не могу знать, что с Кантором произошло) поставило на книжном фестивале в ЦДХ явным образом не рекомендованную дирекцией пьесу. Пустое место заранее апеллировало к свободе творчества и знало, что идет на скандал, который повысит его статус среди потенциальной аудитории. Не мог не понимать, какой эффект вызовет его постановка, и Кулябин. Особенно в Новосибирске.
***
Активисты-общественники на защите традиционных ценностей появились в Новосибирске практически одновременно с открытием центра современного искусства (ЦСИ) «Сибирь». Он заработал в 2010 году при ближайшем участии Анны Терешковой (сейчас — руководителя городского департамента культуры) и закрылся в январе этого года, сайт ЦСИ не функционирует с марта. А открывался выставкой со злободневным на тот момент названием «Инно. Нано. Техно», так, в свою очередь, именовалась работа «Синих Носов», шутовская реплика васнецовских «Трех богатырей». На огромной фотографии богатырей изображали три обнаженных всадницы упитанной комплекции. Работу заметили, но настоящий фурор она произвела через два года, когда Марат Гельман взял ее на выставку «Родина».
Широкие массы Новосибирска узнали о существовании ЦСИ в 2011-м, когда в «Сибирь» привезли выставку куратора Андрея Ерофеева «Когда художник берет фотоаппарат». Ерофеев — профессионал высокого класса, в чем не позволяет усомниться его многолетняя работа завотделом новейших течений Третьяковской галереи, но внимание новосибирцев привлекло не качество выставки, а пограничная тематика большей части фотографий: школьницы в трусах, фривольные упражнения Олега Кулика со скотом, галереи мусорных баков и окурков, складки человеческой кожи и т.д., вплоть до лайтбокса с репортажным фото Вик. Нилина, который, особо подчеркивали организаторы, был снят с экспозиции в Третьяковке как «порочащий образ русской женщины». Как сообщал программный текст Ерофеева к выставке, это оттого, что «линза художника направлена не туда, куда следует». Куда следует — не вполне было понятно даже автору самой комплиментарной рецензии в газете «Новая Сибирь», а главный городской портал ngs.ru от выводов воздержался, выпустив зато впечатляющий своей демонстративной корректностью фоторепортаж.
А через год в Новосибирск приехала «Родина» Марата Гельмана, много претерпевшая еще до открытия. Уже на стадии монтажа выставку дважды переносили, и в результате городские биллборды посылали на «Родину» в аэропорт, а открылась она на Сибирской ярмарке. Хотя с экспозиции сняли «купола из клизм» и карту Родины из грязной половой тряпки, которыми общественники пугали маленьких детей (обе работы не лишены изящества, особенно «Золотые купола» Татьяны Антошиной, но только если их рассматривать вне культуры вообще, в случае чисто лабораторных условий, например гипотетического музея русского рукоделия начала XXI века на Альфе Центавра; помешательство же Хаима Сокола на деталях труда гастарбайтеров сложно объяснить без дедушки Фрейда), активисты развернулись вовсю, и благодаря их бурным протестам, а также пиар-талантам Гельмана о выставке узнала вся страна. О том, что после «Родины» сняли новосибирского министра культуры, писали уже меньше. С тех пор борьба за нравственность в Новосибирске не замирала, и ожидать, что образ Христа в веселом доме общественность примет с благожелательным пониманием, было бы по меньшей мере нелепо.
***
Есть в Новосибирске конспирологическая версия — будто бы действиями православных активистов руководит «Единая Россия». Будто бы так она борется с мэром Локотем из КПРФ и либеральной Анной Терешковой, до недавнего времени состоявшей в «Гражданской платформе». В пользу этой версии свидетельствуют обстоятельство, что на митинге «В защиту святынь» выступали единороссы и даже приехал из Москвы Валуев, который ради такого случая надел шляпу и стал похож на персонажа фильма нуар, а также лозунги с требованием «Терешкову в отставку», хотя театр — федерального подчинения и городской департамент культуры отношения к нему не имеет. Есть еще более дикая гипотеза, будто за всем шухером с «Тангейзером» стоят силовики. В ее пользу то, что о. Александр Новопашин, негласный вдохновитель протестов, трудится консультантом в МВД, снимает по заказу министерства кино и, вероятно, связан с замначальника ГУ МВД генералом Алексеем Кирилловым, который вместе с митрополитом Тихоном подписал обращение в прокуратуру, но в дальнейшем скандале никак не фигурировал. Рассматривать всерьез эти версии нет никакого желания, поскольку выводы из казуса с «Тангейзером» гораздо интереснее. Их два.
Первое.
Если предыдущие протесты против свободных и передовых искусств в Новосибирске можно было квалифицировать как действия малочисленных маргинальных групп, то прецедент с «Тангейзером» в эту схему не вписывается. Чтобы в выходной день, в 20-градусный мороз, без поддержки СМИ собрать на площади несколько тысяч единодушных людей, никаких активистов не хватит. Похоже, что в Новосибирске явило себя то самое гражданское общество, которого ждали так долго да, наконец-то, дождались. Общество, которое объединяют ценности, а не протесты, согласие, а не отрицание действительности. А то, что граждане оказались какие-то не те, — так предупреждали же, что Россия страна чудес и ничем ее не прошибешь.
Второе.
За исключением загадочного явления Кехмана, в этой явно неожиданной ситуации очень корректно показало себя министерство культуры. До последнего там оставляли театру возможность решить проблему на местном уровне. Созвали общественные слушания (почему на них не пожелали выступить сторонники постановки — вопрос к ним) и выпустили по их результатам взвешенный документ с мягкими рекомендациями, которые Борис Мездрич проигнорировал. Похоже, наученные печальным опытом, наши власти готовы не допускать позорных показательных судов, только дающих поводы для новых и новых провокаций (как было на длинном процессе Ерофеева и Самодурова по делу «Запретного искусства»), и эффективно снимать недопонимание. Последствия препарирования «Тангейзера» еще долго будут служить напоминанием деятелям культуры, что у них есть не только права, но и обязанности, из которых не последняя — не сеять вражду и ненависть. В том числе и к себе самим.
В свое время Ницше написал о «Тангейзере»: «Вагнеровский балет может довести до отчаяния, а также до добродетели». Похоже, прав был романтик. Кому куда?